听候发落 Как пожелаешь

The Rose — Sorry

      Утром Сяо Чжань проснулся на диване.       Ван Ибо спал, обнимая его, до четырёх утра, потом он перевернулся и ослабил хватку. Сяо Чжань осторожно выбрался из постели; прикроватный ночник до сих пор горел, а французские окна так никто и не зашторил.       Мужчина поднял сброшенное им ночью красное покрывало и пошёл досыпать на диван. Повезло, что тот был большим и длинным, и спать на нём было относительно удобно. Перед тем как закрыть глаза, он взглянул на растянувшегося на кровати Ван Ибо и нашёл пульт, чтобы зашторить окна. Туманный ночной вид понемногу исчезал под его расплывчатым, сонным взглядом.       Сяо Чжань проснулся от звука льющейся воды. Он удивился, мгновенно принимая сидячее положение. Что-то мягкое свернулось на полу: подушка в красной атласной наволочке. Мужчина не помнил, как брал с собой на диван подушку ночью.       Он размял шею, выпил воды и только тогда обнаружил, что на кровати было пусто. Шум, исходивший из ванной, прекратился; отворилась стеклянная дверь.       Сяо Чжань нервничал: было в отелях что-то очень чувственное. Даже делая скидку на их нынешние отношения, это было невероятно чувственно.       Мужчина сидел на диване, чувствуя, как всё тело затекло. Он молился о том, чтобы Ван Ибо не появился в одном лишь полотенце на бёдрах.       — Проснулся? — сзади послышался голос Ван Ибо, а затем его шаги.       Он сел на диван рядом с Сяо Чжанем; на нём была вчерашняя рубашка, от мужчины слегка отдавало гелем для душа, волосы были чуть влажные, мокрые прядки разметались по лбу.       Очевидно, из-за выпитого вчера глаза Ван Ибо немного опухли, а губы были сухими.       — Мгм, — Сяо Чжань отвёл глаза и кивнул.       — Одежда воняет, — Ван Ибо поднёс ткань к лицу и вдохнул, бросая пренебрежительно. — Пропахла алкоголем и дымом.       Они не планировали оставаться на ночь и поэтому не взяли с собой сменную одежду.       Сяо Чжань встал, после недолгих размышлений начал расстёгивать свою рубашку. Ван Ибо сидел, пригвождённый к месту, и с изумлением наблюдал развернувшую перед ним картину.       Тот медленно расстегнул все пуговицы, снял рубашку с длинными рукавами, под которой обнаружилась футболка, и отдал Ван Ибо.       — Надень. Не свежая, зато лучше, чем твоя.       Тонкая голубая рубашка ощущалась как стопроцентный хлопок. Взяв её в руки, Ван Ибо ещё чувствовал тепло чужого тела.       Он не надел её сразу же, вместо этого просто держал, затем поднял глаза на Сяо Чжаня, чтобы поинтересоваться:       — Тебе не холодно?       — Почти лето — не холодно. Сегодня будет двадцать пять градусов, — Сяо Чжань показал на окно, ничем не выражая обеспокоенность.       Ван Ибо ничего не возразил, но сделал нечто такое, что удивило Сяо Чжаня: прямо у него на глазах мужчина стянул свою футболку, обнажая твёрдый подтянутый торс, и надел отданную ему рубашку.       Всё произошло очень быстро, без нарочных запинок со стороны Ван Ибо; Сяо Чжань знал, что тот действовал бессознательно, никаких других мотивов у него не было.       Тем не менее, он отвернулся, с помощью пульта открывая занавески. Утреннее солнышко заглянуло в номер, и стало гораздо светлее. Снаружи уже сновали люди и машины.       Как только стало светло, Сяо Чжань почувствовал, как духота и неловкость пропали.       Ван Ибо оставался на диване, суша волосы; закончив с этим, он отбросил полотенце в сторону.       — Я хочу курить.       — Здесь это, — Сяо Чжань тоже хотел курить, но несмотря на это показал на детектор дыма над кроватью и попытался отговорить Ван Ибо. — Давай сдадим номер и покурим. Сиси написала, что им нужно сначала отдать что-то семье, потом они выедут к нам.       — Давай покурим здесь, — стоял на своём Ван Ибо, на ходу доставая пачку мальборо. Он порылся в кармане и нашёл зажигалку, после чего направился в ванную.       На полпути туда мужчина, не услышав шагов вслед за ним, обернулся. Держа сигарету во рту, он смотрел в упор на Сяо Чжаня, и, как будто ещё не до конца проснулся, пробормотал:       — Пойдём.       Сяо Чжань, кивнув в знак согласия, последовал за ним.       Ванная комната здесь была огромной: внутри обнаружилась широкая раковина и душ. Ван Ибо закрыл за ними дверь, включил вентилятор, затем наклонился над раковиной и зажёг сигарету, а зажигалку передал Сяо Чжаню.       Тот колебался всего секунду, прежде чем взять её, и тоже зажёг сигарету; прислонился к раковине рядом с Ван Ибо, выпуская клубы дыма.       Такая обстановка была очень знакомой — по крайней мере, Сяо Чжаню.       Он вроде бы вспомнил то лето, когда они с Ван Ибо ездили в Лас-Вегас. Это была незапланированная поездка: они не смогли найти приличный отель и забронировали небольшой номер поближе к центру с включённым в стоимость завтраком.       Они оба увидели Лас-Вегас впервые. Первым делом парни отправились в одно из известных казино в том районе. У Ван Ибо был очень удачный день, и он выиграл несколько сотен долларов. Сяо Чжань же проиграл немного: недостаточно, чтобы жалеть.       Они не были жадными и, наигравшись, ушли оттуда. Ван Ибо сказал, что деньги, не заработанные честным трудом, лучше не держать, и захотел повести Сяо Чжаня в достойный ресторан. В итоге они заказали очень типичный ужин с лобстером: дорого, однако на вкус оказалось так себе.       Тогда ночью в номер они вернулись очень поздно. Ван Ибо обнимал и любил его, не зная усталости. Словно зверь, вырвавшийся из клетки, он раздвигал чужие ноги и толкался внутрь, и Сяо Чжань упал бы с кровати, если бы не держался за него крепко.       К сожалению, номер оставлял желать лучшего и кровать была ужасной: она издавала позорные звуки, пока они двигались, скрип смешивался с криками Сяо Чжаня и заполнял комнату, создавая вульгарный, порнографический эффект.       Ван Ибо в постели был несдержанным, всегда хотел большего, и он был молод. Сяо Чжань шутил, что сексуальное развитие у него началось позже, чем у большинства людей, даже не представляя, как соблазнительно он сам выглядит с оттопыренной кверху задницей.       В этом они не особо отличались друг от друга.       После был разговор о том, что хорошо было бы покурить.       Правила отеля строго запрещали курить в номере, владелец также установил детекторы дыма и в гостиной, и в спальне.       — Вот просто насколько этому человеку не нравится запах дыма? — глядя в потолок, Ван Ибо нахмурился.       — Думаю, если много гостей будут курить, станет очень грязно, — ответил Сяо Чжань.       Ван Ибо вытащил сигарету, обошёл комнату по кругу, и зашёл в ванную. Та была крохотной: душ, унитаз и раковина занимали всего пару квадратных метров.       Ван Ибо отворил полукруглую стеклянную душевую, затаскивая туда Сяо Чжаня. Вдвоём они, открыв окошко, стояли под душем с зажжёнными сигаретами.       Ван Ибо затянулся и не мог перестать смеяться, как мальчишка, который провернул шалость в школе. Он даже втянул Сяо Чжаня в поцелуй, глубокий и со стойким привкусом дыма.       Из окошка развернулся вид на ночной Лас-Вегас, не самый лучший — в конце концов, они находились в невысоком здании — было видно какие-то дома в местном урбанистическом стиле.       Ван Ибо обнял его со спины, положив голову на плечо. Свою сигарету он выкурил очень быстро, в то время как Сяо Чжань продолжал курить.       — Дай затянуться, — Ван Ибо прижался к чужому уху.       Сяо Чжань вдохнул, повернулся к нему и приник к губам.       Тогда Сяо Чжаню всё казалось чересчур романтичным. Огни Лас-Вегаса, должно быть, стали свидетелями бесчисленных поцелуев и объятий.       Он и Ван Ибо, втиснувшиеся в душевую захудалого отеля, стоя перед окошком с отвратительной видимостью, растворились в поцелуе.       Годы спустя, когда Сяо Чжань непроизвольно вспоминал этот момент, у него немели кончики пальцев.       Когда Сяо Чжань и Ван Ибо покурили, Сиси вдруг сообщила, что у них с Лао Сы дома что-то произошло, поэтому не смогут вместе с ними позавтракать. Она долго извинялась и пообещала, что в следующий раз за ужин платят они.       Сяо Чжань перезвонил ей: было слышно, что Сиси немного нервничала. Он не задавал вопросов, обменявшись с ней парой дежурных фраз, и отключился.       Им оставалось только поехать обратно; машина Ван Ибо стояла в гараже. Сяо Чжань же пошёл на ресепшн сдать ключи; людей там было много, наверно потому, что было воскресенье, и кто-то приезжал сюда буквально на выходные.       Мужчина долго стоял в очереди и, сдав номер, он заметил сообщение от Ван Ибо, который поехал купить еды и попросил подождать его в лобби.       Он справился быстро, минут за двадцать, подъехал ко входу и позвонил Сяо Чжаню, сказав, что будет ждать его снаружи.       — Ты взял что-нибудь? — мужчина сел в машину и поинтересовался.       — Вот. Ты проголодаешься, если не позавтракаешь, — Ван Ибо махнул рукой на пакет из Старбакса.       Сяо Чжань развернул его: внутри обнаружилось два стаканчика латте и три булочки, одна из которых была ещё тёплой.       — О, — Сяо Чжань был тронут, он посмотрел на Ван Ибо: тот выглядел спокойным, опустив голову, внимательно смотрел на экран навигатора. Сяо Чжань достал себе кофе, поставил его на подставку и всецело сконцентрировался на поедании завтрака.       Честно говоря, на пути домой они выглядели как настоящая пара.       Вместе пришли на свадьбу друга, провели ночь в отеле, один сходил за завтраком, пока другой сдавал номер. И возвращались они тоже вдвоём.       Сяо Чжаню такая ситуация показалась очень привычной. Они с Ван Ибо сидели вот так в машине множество раз. Иногда за рулём был он, но чаще Ван Ибо; тот говорил, что Сяо Чжань водит слишком медленно, слишком осторожно.       Посреди дороги Сяо Чжань вдруг озвучивал какой-нибудь каприз, например, стоило ему заметить кофейню, он тут же хотел купить кофе. Ван Ибо останавливался и шёл за напитком для него; отстегнув ремень безопасности, он наклонялся и целовал Сяо Чжаня или просил, чтобы тот его поцеловал.       Сегодня атмосфера была очень похожей — или изначально могла быть такой, если бы не звонок от бывшего парня Ван Ибо.       Тот дал о себе знать, когда они проехали уже половину дороги; до обеда оставалось время, так что пробок не было, а навигатор показывал, что меньше, чем через час, они будут на месте.       Ван Ибо бросил телефон в бардачок, и вдруг раздался звонок, не переставая донимать его, пока мужчина не соизволил бы ответить.       В это время Сяо Чжань подумал, что телефон уже совсем долго надрывается:       — Тебе звонят.       Только тогда Ван Ибо взял трубку. На этот раз он не просил Сяо Чжаня помочь ему, а сразу же зашёл в Вичат и ответил на входящий.       Блютус он не подключал и колонки, соответственно, тоже; мужчина прижал телефон к уху, слушая собеседника.       Сяо Чжань не мог расслышать ничего, кроме слов самого Ван Ибо:       — Ладно. Еду. Мгм. Не забудь тогда выпить таблетки. Мгм. Мгм.       Из этого нельзя было собрать общую картинку, он не мог знать, о чём говорил другой человек. Ван Ибо, словно робот, повторял одни и те же фразы, с долей сочувствия.       Сяо Чжаню стало неудобно. Он залез в телефон и открыл ютуб, собираясь смотреть видео; но не уменьшил звук, и это было достаточно громко.       — Не особо, — он слышал, как отвечал Ван Ибо, — Мгм, да.       Ван Ибо внезапно замолчал. Парень на том конце повысил голос, говоря на английском.       Он казался взволнованным, но Ван Ибо словно это не трогало.       В конце он даже не попрощался, наверно, тот парень отключился первым.       Затем Ван Ибо сделал глубокий вдох и вернул телефон на место.       Сяо Чжань остановил видео и посмотрел на него.       Телефон снова завибрировал: сообщения всплывали одно за другим. Ван Ибо, не скрывая раздражения, потянулся за ним, разблокировал экран и тотчас перешёл в личные сообщения.       Забрасывал его сообщениями Ричард. Всего их было пять, одно из которых — голосовое.       — Почему?       — Я знаю, ты виделся с ним.       — Почему?????       — Я очень по тебе скучаю, Ван Ибо. Я правда скучаю. Может, мне прилететь в Китай навестить тебя?       Последним высветилось голосовое. Ван Ибо взял телефон и поднёс к уху, поскольку он спешил, то прозвучало это через динамик.       — Даже брошенная псина затаит обиду. А ты ещё хуже.       Ричард, по-видимому, сорвался. В голосе сквозила усталость и настоящая ненависть. Сообщение было очень громким: не только Ван Ибо отчётливо всё слышал, но и Сяо Чжань не упустил ни слова.       Машина резко затормозила; Сяо Чжань вовремя не среагировал и упал вперёд. Он подумал, что в них врезались сзади, но чуть позднее понял, что это Ван Ибо нажал поворот, и, когда за ними никого не осталось, вдруг перестроился в другой ряд.       — Давай остановимся, хочу курить, — голос Ван Ибо звучал низко, ровно, однако выражение лица было угрюмым.       Сяо Чжань не решился ничего сказать и откинулся назад, избавиться от мыслей не удавалось — в голове прокручивалось только что услышанное сообщение. Эта оскорбительная фраза. В ней не было ни единого матерного слова, но будто ужасающая тень, она набросилась на Сяо Чжаня, окружив его со всех сторон.       В эту секунду он неожиданно понял, почему после встречи с Ван Ибо начал вспоминать многие вещи. Мужчина также понял, почему постоянно немели пальцы.       Сяо Чжань не хотел признавать этого: он винил себя.       Сначала это было ненавязчивое ощущение, поверхностная эмоциональная реакция. Но со временем, сталкиваясь с Ван Ибо раз за разом, чем дольше тот не поднимал тему их разрыва и оставался беспечным, тем неуютнее становилось Сяо Чжаню.       В машине будто бы было очень душно. Ван Ибо молчал, поджав губы, он поехал дальше. Сяо Чжань посмотрел на чужой экран: пришло новое сообщение, но Ван Ибо его игнорировал.       Казалось, ему стоило сказать что-то, вот только он не знал, что именно.       Сяо Чжань мог повернуться, делая вид, что он абсолютно спокоен и сказать:       — Он выжил из ума. Ты не животное. Ты очень хороший.       Такое высокопарное, поверхностное замечание — будет ли оно значить что-либо для Ван Ибо? Утешит ли? Для кого-то столько же горделивого, как он, возможен лишь один ответ: ни за что.       Сяо Чжаня это ожидаемо разозлило, чувство сильной тревоги всплыло вновь.       Ван Ибо заметно спешил, и остановился в положенном для отдыха месте. В это время людей на остановке было мало, он сразу же опустил стекло и зажёг сигарету, отвернувшись к окну. Сяо Чжань с такого расстояния не мог разглядеть его лица. Ван Ибо был в его рубашке, чуть закатав рукава; пепел из-за ветра летел на нее, мужчина тут же стряхивал его.       Они молчали всё это время: никто так и не заговорил.       Прикончив одну сигарету, Ван Ибо зажёг вторую. Сяо Чжань сидел рядом, рассматривая снующих туда-сюда людей.       Погода сегодня не радовала; облака висели очень низко, слой серого смога только добавлял мрачности.       Выкурив третью, Ван Ибо закрыл окно, но не торопился заводить машину. Он не спеша повернулся к Сяо Чжаню, долго смотрел на него и вдруг растянул губы в улыбке, разъясняя ему тихо:       — Когда у него случаются обострения, он не стесняется выражений. Не принимай близко к сердцу.       Затем он завёл мотор, выезжая на дорогу. Сяо Чжань не нашёлся с ответом — всегда красноречивый человек в тот момент будто растерял все слова.       Реакция Сяо Чжаня была для Ван Ибо чем-то предсказуемым.       Просто он был таким: не станет говорить что-либо, тщательно не обдумав. Даже если это слова поддержки, Сяо Чжань сначала должен разобраться, нуждается ли человек в этом, выйдет ли он за грань, прежде чем сказать подобное вслух.       Ричард всегда вёл себя так после рецидива. По правде говоря, Ван Ибо привык. Сколько бы он не объяснял парню, что они расстались не из-за Сяо Чжаня, тот не хотел верить в это.       Сяо Чжань на самом деле был здесь ни при чём. Причина, по которой он расстался с Ричардом, была простой: они не подходили друг другу и находиться в отношениях было изнурительно.       Ричард нуждался во внимании. Он не мог прожить без Ван Ибо ни секунды. Более того, он был собственником: что бы Ван Ибо ни говорил, тот никогда не мог забыть о существовании Сяо Чжаня.       В представлении Ричарда, Сяо Чжань был первой любовью Ван Ибо: киноварным родимым пятном на груди, сияющим нимбом над головой. Каждый раз, когда парень думал об этом человеке, его ненависть росла. Он знал, что каким бы привлекательным, очаровательным он ни был, как бы ни заботился о Ван Ибо — ему было не сравниться с Сяо Чжанем.       В тот день, когда они расстались, Ричард сказал ему, «чем ты отличаешься от шавки? Кто знает, с кем он и что он, а ты до сих пор носишь траур».       Тогда у Ричарда произошло серьёзное обострение. Ван Ибо не спорил с ним, а просто позвонил его матери и попросил позаботиться о своём сыне.       После разрыва с Сяо Чжанем он часто слышал подобное.       Ричард говорил разные вещи, а также говорили его друзья. Тётя Ван Ибо в Калифорнии, которая знала об их отношениях, позволяла себе болтать такое. Он слышал сравнения и пообиднее, чем «шавка».       Может, дело было в том, что все видели только боль Ван Ибо и жалели его, и, естественно, осуждали того, кто ушёл первым, омерзительного и бессердечного человека.       Когда люди плетут сплетни о других, им всегда нужно что-то приукрасить, а также нужен козёл отпущения, чтобы утолить своё чувство справедливости.       Но они не знали кое о чём.       Например, каким ласковым был Сяо Чжань с Ван Ибо.       В то время у него обострился гастрит, и парню нужно было в больницу. Сяо Чжань отвёз его в неотложку посреди ночи и ждал там до утра.       Начиная с этого момента, он, человек, который любил острое, больше не ел ни кусочка. Когда они ходили на свидания, Сяо Чжань заказывал еду с осторожностью: выбирал что-то лёгкое, не выражая при этом ни капли недовольства. Что-то настолько основательное, вроде вкусовых предпочтений — Сяо Чжань поменял мгновенно.       Бранящим Сяо Чжаня «друзьям» стало бы не по себе, узнай они о том времени, когда Ван Ибо уехал в Калифорнию на Новый год, и ему было скучно до чёртиков. Он прятался в гостевой, чтобы позвонить Сяо Чжаню и рассказать, как сильно он скучал.       Тот приехал в Лос-Анджелес на следующий же день.       Однажды Сяо Чжань принял частный заказ от китайского клиента и провёл две ночи без сна, чтобы успеть сдать его в канун Нового года. Когда парень приехал в Лос-Анджелес, он не смыкал глаз уже почти сутки.       Для того, чтобы сдать экзамен, Ван Ибо с утра до ночи писал эссе. Сяо Чжань жил у него: сидел на диване, жевал чипсы за просмотром фильмов. Когда его парень заканчивал учиться, тогда и он переставал смотреть.       В то время Ван Ибо спрашивал:       — Почему ты не идёшь спать?       Сяо Чжань ругался на него, чтобы писал свои эссе быстрее, а также говорил:       — Раз уж я здесь, тебе будет не так одиноко.       Ван Ибо, Лао Сы с друзьями рубились в приставку. По итогу он провёл целую ночь перед экраном, и Сяо Чжань, не дождавшись его, заснул. Ван Ибо залез в кровать с первыми лучами солнца. Он проходил уровни до утра, на седьмом небе от счастья, парень забрался под одеяло, обнял Сяо Чжаня, разбудил своими поцелуями, холодными руками и ногами, прижался к нему, расплываясь в улыбке, сообщил:       — Я сделал их.       Словно маленький ребёнок.       Сяо Чжань наполовину проснулся, из-за появления Ван Ибо под одеялом было уже не так тепло. Он был зажат в любимых руках, невероятно сонный, однако не преминул сказать:       — Ван Ибо такой потрясающий, он номер один в мире по своей обалденности.       — Ты любишь меня? — ошарашил вопросом Ван Ибо, однако сам светился от счастья.       — Люблю тебя. Обожаю. Я люблю тебя больше всего.       Вели себя как дети.       Отель в Лас-Вегасе был тем ещё злачным местом. Невыносимая тяга к курению заставила их залезть в душевую и курить там. Ван Ибо обнимал его, прижимая к своей груди; они всматривались в то крошечное окошко, обзор из которого уж точно нельзя было назвать прекрасным. Даже мусорный контейнер у здания был на виду.       Тогда Сяо Чжань наклонился, протянув с ленцой:       — Люблю тебя.       Сказав это, он громко расхохотался, скрывая таким образом своё смущение.       Ван Ибо не был дураком. Разве могла его любовь держаться на одном честном слове?       Говоря откровенно, он хотел бы, чтобы это было так. Тогда ему удалось бы найти какую-то гнильцу в их совместных воспоминаниях, к чему придраться, и убедить себя в этом.       Однако он не мог ничего найти. Даже после тщательного самокопания — эти моменты казались безупречными, идеальными до такой степени, что он поневоле задумывался, а было ли оно на самом деле. Если бы Ван Ибо рассказал вслух о том, что между ними было, это звучало бы как выдумки его воспалённого мозга; будто Ван Ибо сошёл с ума от любви к Сяо Чжаню.       Ричард сказал Ван Ибо, «не думай больше о нём, я буду добрее к тебе, лучше, чем он».       Он говорил так до того, как они расстались.       Но Ричард, наверно, так и не понял. Он не понимал Ван Ибо, не понимал, чем стали для него те воспоминания. Конечно, он был не обязан знать.       Тогда Ван Ибо бездумно спросил:       — Насколько хорошим ты можешь быть?       Ричард незамедлительно выпалил:       — На все сто процентов. Даже больше, чем на сто процентов могу.       Ричард был чересчур увлечён им, он сделал всё, что только мог придумать, чтобы удержать его. Будь у него больше времени, он обязательно стёр бы все воспоминания о Сяо Чжане.       — Сойдёт, — Ван Ибо покачал головой, в очередной раз отталкивая Ричарда.       Любовь, которую однажды подарил ему Сяо Чжань — по его собственным подсчётам — достигала ста двадцати процентов. Он правда не хотел сравнивать Ричарда с кем-то до него, но это была правда.       Люди таковы: они повторяют великие философские изречения, вроде, любовь нельзя сравнивать, и людей, которых ты любишь, нельзя сравнивать.       Кто из нас святой, полностью беспристрастный, не позволяющий себе и намёка на эгоистичную мысль?       Ван Ибо был обычным человеком. Ему такого уровня было не достичь.       Той ночью, когда они с Ричардом расстались, он прошерстил свой Вичат и на затворках нашёл один чат. Парень написал туда, однако ему очень быстро пришёл ответ: «Вы должны быть в списке контактов, чтобы отправить пользователю сообщение».       Ван Ибо не продолжал. Он отбросил телефон в сторону, лёг на диван и наблюдал за видом Лос-Анджелеса, вовсе не похожим на Манхэттен.       Когда они с Сяо Чжанем встретились в первый раз, он пел эту песню. Потом Сяо Чжань сказал, что ему понравилось, и Ван Ибо сохранил её у себя.       Этот исполнитель спел много баллад о любви. Каждая из них чудесна. У той песни из караоке была строчка: «Неважно, что ты забрала с собой, я любил тебя, и это прекрасно».       На экране горело сообщение, которое Сяо Чжань уже никогда не получит: «Познав твою любовь, я, кажется, попал в ловушку навсегда».       Ван Ибо было несвойственно говорить такое. Он также не хотел, чтобы Сяо Чжань увидел те слова. Они были написаны под влиянием эмоций, слишком жалкие — это был не он.       Той ночью Ван Ибо слушал их песню на повторе, разрешая себе подумать: да будет так. В жизни у человека неизбежно должно быть такое прошлое.       Любовь их была совершенной, и из всех людей на Земле, Ван Ибо, пожалуй, нельзя назвать самым несчастным.