Замершие между мирами

— Коннор, Коннор, — голос Камски звучит чересчур развязно даже для владельца многомиллиардного состояния. — Зачем же ты ко мне явился? Элайджа развалился в кресле с бокалом вина; на нем серый домашний халат, едва прихваченный поясом так, что видна широкая мускулистая грудь. Гостя он оглядывает проницательно и, вместе с тем, почти ехидно: человек постарался бы избежать такого взгляда, но андроид только внимательно смотрит в ответ. — Я подумал над Вашим предложением. И согласен. — Он совершает свой привычный короткий кивок, но диод пару секунд предательски мигает алым. — Я хочу, чтобы Вы меня модифицировали. — Какая прелесть. — Камски медленно поднимается и вальяжно подбирается к Коннору, как сытая кошка. Дотрагивается кончиками пальцев до подбородка андроида и заставляет того запрокинуть голову вверх. — Что же заставило тебя так перемениться? — Это мое решение и только я за него в ответе. — Коннор не отводит взгляда от прожигающих насквозь глаз Камски, а только сжимает и разжимает пальцы, как будто утверждаясь в собственном бессилии. Это почти пытка: Элайджа наверняка знает ответ, но предпочитает сначала поиграть с ним, как с беспомощным мышонком. — Подумать только, ты не просто девиант, ты… уже что-то другое, Коннор. Или это все из-за того, что тебе не повезло полюбить человека? — Элайджа ухмыляется и, отстранившись, наблюдает, как страдальчески заламываются у андроида брови, а диод практически искрит, срываясь на огненно желтый и обратно. Под этим взглядом Коннор чувствует себя как под дулом пистолета, вот только Элайджа не торопится убить, а смакует последние секунды его трагических метаний. — Неужели мистер Андерсон заслуживает подобную жертву? Лицо Камски внезапно приобретает скорбное выражение и он, отдалившись от Коннора, поворачивается к панорамному окну: — Я бы ему позавидовал, но… ради меня тоже от многого отказались. Не хочешь поинтересоваться, жалеет ли она? Коннор не видит лица Камски, но чувствует, как уголки губ у того медленно ползут вверх. Андроид чуть медлит, а потом словно в ледяную воду бросается: — Нет, не хочу. Это… это первая Хлоя? Он почти не сомневается в этом. Она должна была. — Да. Верно. Почти сразу после того, как прошла тест Тьюринга. Бедная моя девочка. Но вы похожи: ты не хочешь спросить, а она — ни за что не поделится. Элайджа как бы сочувственно качает головой, но голос его звучит чуть ли не иронично: — Ты только представь, вы с ней одни такие в целом свете, как… как редкие цветы. — Он плавно опускает и поднимает руку, будто бы сорвав стебель. — Такие прекрасные, такие жизнелюбивые, такие… хрупкие. — Теперь его ладонь безвольно падает вдоль тела. — Ты же так любишь этот мир, Коннор, чего тебе не хватает? Свободы? Свободу вы получили. Любви? Этот кусок мяса по уши влюблен в тебя, насколько я могу судить. Что же тобою движет? Элайджа теперь стоит вполоборота, его усмешка стерта с лица, а глаза выражают искреннее сострадание. — Он не доволен мной в полной мере. Я не могу полностью соответствовать запросам. — Коннор смутился, если бы мог, но остается неподвижным и собранным, как оловянный солдатик. — О, Коннор, наивный малыш, я открою тебе секрет: люди вообще не бывают ничем довольны в полной мере. — Элайджа снова медленно приближается. — В нас изначально заложено семя сомнения, мы сомневаемся во всех дарах, что нам предлагает судьба. Это называется… — Он картинно вздымает очи вверх. — Это называется… кажется, «первородный грех»? Не позволять себе быть полностью счастливым? Отрицать все доброе, но беспрестанно к нему стремиться? Разрываться между страстью к бесконечности и страхом перед ней? — Камски останавливается и снова оглядывает Коннора, на этот раз почти любовно. — Но я создал вас… невинными и не способными к падению. Вы должны быть как дети в Эдемском саду, правда, роль сада теперь играет действительность, которую создали до вас люди. Но вы можете ее изменить, да-да. — Он почти фанатично кивает, а затем склоняет голову вбок, нежно проводя пальцами по щеке андроида. Тот не отстраняется. — Может, вы с Хлоей и будете первыми… теми, кто изменит и нас? Камски отпивает из бокала, а потом разом разжимает ладонь, позволяя ему упасть на кафельный пол. Разбитое стекло окрашивается бордовым, и Коннор почему-то не может отвести от него взгляд. — Ты был спроектирован как робот-переговорщик, помощник в делах полиции. Твое тело создано быстрым и ловким, а разум способен моделировать варианты развития событий. Твое лицо — результат работы блестящих психологов, даже эта падающая на лоб прядь… — здесь Камски позволяет себе легко прикоснуться к волосам Коннора, — она придает твоему лицу нежности, чтобы было проще войти в доверие. И эти идеальные несовершенства…едва заметные морщинки, трогательные родинки, россыпь веснушек — тоже итог труда моих дизайнеров, а, прежде всего, дело вот этих самых рук. — Камски действительно подносит свои ладони Коннору к лицу. — И как досадно слышать, что кто-то остался этим недоволен… Он качает головой, а потом вдруг расстегивает у андроида верхнюю пуговицу форменной рубашки. — Ты даже пришел ко мне в образе RK-800 и нам теперь нужно выяснить, что с этим образом не так, верно? Честно сказать, ваша одежда мне никогда не нравилась — она слишком…безликая. И, в то же время, по ней сразу понимаешь, что ты андроид — серия и номер продублированы прямо на рукаве, как раз рядом с голубым треугольником. Это мне что-то неуловимо напоминает… Связано с историей… — Элайджа уже снял с Коннора пиджак, и теперь стягивает белоснежную рубашку из жесткого материала. Затем настойчиво дергает вниз узкие брюки, и босой Коннор послушно вышагивает из них, оставаясь перед Камски совершенно обнаженным и даже не пытаясь прикрыть себя. До этого момента его раздевал только Хэнк. Но ощущалось это совершенно иначе. Диод снова мигает красным, а Камски отступает назад в притворном восхищении: — О, Коннор, что же могло ему не понравиться? Ты же просто воплощение античного идеала! Это совершенство линий, все твои плавные округлости, фарфоровая кожа, под пальцами как тонкий шелк. И ты мягкий и теплый… — Элайджа трепетно и быстро приникает к андроиду, приобнимая того за талию, а затем порхает прочь, как бабочка. — Ты словно ожившая скульптура, Коннор! Правда… Сейчас я вижу некоторые недоработки. — Камски присматривается к андроиду как к незавершенной картине. — По сравнению с проработанным лицом ты как будто бы пустой холст, в тебе не хватает… детализации. И если твое лицо относительно индивидуально и потому человечно, то тело… остается машиной, автоматом, созданным исполнять определенные функции. Но скажи, разве пойманному с поличным преступнику придет в голову раздевать тебя? — Элайджа строит удивленную гримасу. — Именно поэтому твои чудесные родинки доходят только до шеи и не спускаются ниже. Потому что мы экономим время своих сотрудников. — Он пожимает плечами. — Я могу разрисовать… детализировать тебя в угоду мистеру Андерсону, опустим заслуживает он того или нет, но что дальше? О, я сделаю это сам, Коннор, как и положено Мастеру, я произведу истинный шедевр, но что потом? Ты будешь бесстрастно разводить перед ним эти доведенные до предельного совершенства ноги? — На этот раз Камски глядит на Коннора почти жалобно. — Мое желание состоит в возможности воспринимать. Не симулировать человеческие ощущения, как предназначенный для этого робот, а чувствовать по-настоящему. Я знаю, что для этого Вы меня и приглашали. Вам нужен материал для новых экспериментов. — О, Коннор, мне искренне жаль, что ты считаешь себя материалом! Неужели ты думаешь, что и Хлоя для меня — всего лишь некоторый… образец? — Камски широко-широко распахивает глаза и мотает головой из стороны в сторону. — Я ведь просто помогаю девиантам…эволюционировать. Да, сначала там, на вершине, будет одиноко и холодно, но затем к вам присоединятся и другие! Поверь, революция Маркуса была только началом, самой первой ступенью долгого, долгого пути! Сейчас Камски напоминает настоящего фанатика. Еще чуть-чуть, и он воздел бы руки к небу. — RA9, Коннор, вот к чему необходимо стремиться, даже если мотивом изменения становится несовершенный человек… — Для меня лейтенант является целью, а не средством. Вы должны это понимать. — Коннор сводит брови на переносице. — Я бы хотел, чтобы мы с Вами перешли непосредственно к модификации. — О, конечно. — Элайджу как будто подменили. Он снова становится вальяжным и несколько развязным. Подходит к андроиду вплотную и, мягко улыбаясь, берет за руку с нежностью и очевидным трепетом, словно любовника. Проводит по длинному холлу с огромными окнами, туда, где скрывается неприметная дверь — оборудованная по последнему слову техники лаборатория Камски, где он, как ему кажется, только еще пытается по-настоящему работать. Дверь плотно закрывается с характерным щелчком. Из противоположного крыла появляется одна из копий Хлои. Босая, она приближается к разбитому бокалу и начинает убирать окрашенные бордовым стекла.