Замершие между мирами

Умирающий от нетерпения Коннор едва дожидается конца рабочего дня, когда они с Хэнком наконец выходят из отдела. Вечер холодный и промозглый, и Андерсон поплотнее запахивает полы своего укороченного пальто, поспешно направляясь к машине, а андроид следует за ним, улыбаясь наконец завлекающе и несколько лукаво: — Как насчет особенного ужина сегодня, лейтенант? Я могу приготовить все, что Вы захотите. Андерсон, приостанавливаясь на секунду, измеряет его удивленным и настороженным взглядом. — То-то я заметил, что ты с самого утра подозрительно светишься. Это встреча с Маркусом так на тебя повлияла? Он продолжает теперь движение и садится внутрь машины, хлопая дверью несильно, почти осторожно, что свидетельствует о благоприятном расположении духа. — Возможно, я просто соскучился, лейтенант. Кроме того, мне надо кое о чем Вам рассказать. — Ну, вот это ты зря. — Хэнк заводит двигатель и глядит через плечо, выруливая с парковки. — Не хотелось бы знать о новом восстании или что вы там все сейчас планируете… — О, нет-нет, никаких восстаний, лейтенант. — Коннор на секунду сводит брови на переносице, а затем опять радостно расцветает. — Это касается только нас с Вами. — Он подтверждающее кивает, а Хэнк ненадолго задумывается и вдруг раскатисто и громко хохочет, глядя на дорогу. — Был у меня один разговор, который так же начинался, но не слишком ли ты торопишься, мой мальчик? — Он бросает насмешливый взгляд на андроида, но, убедившись, что тот шутку не воспринял, утихает, хотя улыбка еще некоторое время остается на его губах. — Хорошо, заедем в супермаркет у дома, твоя взяла. . Камски касается его обнаженного бедра, медленно проводит пальцами по округлой ягодице и выше, вдоль спины, доходя до лопаток и шеи, становится позади, обхватывая обнаженного андроида за талию, шепчет заговорщически и восхищенно: — Вот погляди, теперь ты — самый настоящий шедевр. Capolavoro, Коннор. Коннор видит в огромное зеркало, как Элайджа обвивается вокруг него, словно змей, почти танцует, дотрагиваясь до различных частей тела, восхищаясь ими действительно как настоящим произведением искусства. Затем отстраняется и, чуть отступив, падает в широкое мягкое кресло, закуривая папиросу, медленно и с наслаждением выпуская из ноздрей густой дым. — Ну, что изменилось, скажи сам? Что ты видишь, Коннор? . — Я не ожидал, что Вы попросите приготовить низкокалорийную пищу, лейтенант. — Коннор широко улыбается, нарезая овощи идеально ровными кубиками. — Честно признаться, я был готов и к жареной картошке во фритюре, которую Вы так любите. — Ну, может, я решил…снижать калораж, а? Для продолжительности жизни? — Хэнк отвлекается от своего чтива и некоторое время неприкрыто любуется суетящимся андроидом. На секунду его взгляд омрачает какая-то тень, но она быстро уходит, и глаза лейтенанта продолжают излучать теплый ласковый свет. — Давай уже не доводи до совершенства свое блюдо, нарезал и ставь сюда. И сам садись и вываливай, что там хотел. — О, это не так просто рассказать, лейтенант. — Коннор подает тарелку с салатом, но сам остается на ногах, только чуть приблизившись к Андерсону. — Дайте мне свою руку. Коннор весь замирает от трепетного ожидания, ну, а Хэнк совсем не к месту запрокидывает голову назад и вновь хохочет долго и раскатисто. — Господи всемогущий, Коннор! Ты меня правда замуж позвать решил? — Он вытирает пальцами выступившие в уголках глаз слезы, а андроид совсем теряется, не понимая, как нужно на это реагировать. — О, нет, лейтенант. Я бы…я бы об этом не подумал. Ведь такие браки пока не легализованы, верно? Моя цель другая, мне будет сложно объяснить. — Он вконец мешкается, от чего Хэнка начинает мучить чувство вины, и он со вздохом накрывает своей волосатой лапой аккуратную ладонь андроида. — О, — тогда тихо произносит Коннор, — лейтенант. . Коннор сначала хмурится, всматриваясь в свой скин и пытаясь уловить изменения, о которых твердил ему Камски. На первый взгляд, все ровно так же, однако, приблизившись к зеркалу, он замечает, насколько многочисленнее и разнообразнее стали его родинки: теперь они не обрываются ниже положенного ему форменного воротничка, а покрывают своими созвездиями все тело. Он проводит по одной кончиками пальцев, считывая рельеф, и система сообщает, что количество родимых пятен увеличилось на 30 единиц. В растерянности он оборачивается к Камски: — Это… это красиво? — Это потрясающе, Коннор. Это индвидуальность. Ни один андроид твоей линии этим не обладал и не будет обладать никогда. Но что же еще? Что еще ты в себе видишь? — Не знаю, без загрузки системы изменений сказать очень сложно. Но меня больше интересует… — Взгляд андроида становится почти молящим. — Смогу ли я теперь ощущать? Прикасаться и по-настоящему чувствовать, как прикасаются ко мне? . Необычно, пугающе, захватывающе — совершенно революционно: теперь не только и не столько система оповещала Коннора о том, каким образом до него дотронулись, но каким-то образом он сам узнавал об этом моментально, в ту же секунду. Прикосновение больше не оставалось в программе отвлеченной информацией, а превращалось в нечто существенное, материальное и, в данном случае, теплое и невероятно приятное, в то, что хотелось длить и длить, не отнимая пальцев от руки лейтенанта. — Эй, что с тобой? — Хэнк тут же вскакивает со стула и легонько встряхивает андроида за плечи. — У тебя диод красным заходится, я такого еще не видел. Может, тебя в сервисный центр какой отвезти, пусть винтики переберут? Коннор, детка, ты меня слышишь? — Да, слышу, лейтенант. — Андроид приоткрывает глаза и блаженно улыбается в лицо Андерсону. — Необходимо признать, что ранее мне пришлось сообщить Вам недостоверную информацию. На самом деле я не был у Маркуса и Норт, а отправился к Камски на предложенную им после первого нашего посещения модификацию. Она подразумевает параллельное существование двух систем — нативной и более специфической, личностной, которую он разрабатывал в течение нескольких лет и успел опробовать на двух роботах, к сожалению, я не могу произнести имя второго, однако… — Что за чушь? Ты вообще о чем говоришь? При чем тут Камски? — Хэнк тяжело опускается на стул и сжимает голову ладонями. — Что за модификация? Почему ты мне ничего не сказал? — Его голос постепенно накаляется, и Коннор не находит ничего логичнее, чем продолжить свои разъяснения. — Данная модификация — это уникальная разработка, совмещающая в себе как базовые реакции на раздражители, так и индивидуальные оттенки восприятия, которые будут постепенно обрабатываться и загружаться в долговременную память, причем изъять их оттуда будет уже невозможно. Я посчитал это аналогом человеческой памяти, которая может хранить в себе… — Так! Как эту дрянь из тебя вытащить? Как все вернуть назад? Зачем, почему, черт дери, ты вообще это сделал?! — Андерсон был разъярен. И он пребывал в отчаянии, отчетливо понимая, что Коннор не шутит — в его сознании и сердце все внезапно перевернулось и стало вверх дном. Он почему-то чувствовал, предательски ощущал, как что-то невозвратимо теряет, как что-то бесценное растворяется промеж его пальцев и утекает во тьму. — Но данная доработка справляется со своей задачей, лейтенант. — Коннор совершает удовлетворенный кивок. — И теперь я могу беспрепятственно Вас ощущать. Чувствовать, подобно человеку. Мы соприкасались только ладонями, но, уверен, другие взаимодействия также будут аналогично обработаны и помещены в… — Мне на хрен сдались эти взаимодействия! Вот же извивчивый гад этот Камски! Мы прямо сейчас едем к нему и пусть… пусть откатывает назад. Пусть делает все ровно так, как было. Хэнк теперь рассекает кухню широкими шагами, но внутри него набирает обороты беспомощность, с которой он совладать не в силах. — Но… но это невозможно, лейтенант. — Глаза Коннора наконец наполняются слезами. Он осознает теперь, что сделанное им по какой-то причине неправильно и нехорошо, что Хэнк этого почему-то не желает и этому не радуется, несмотря на свои противоречивые запросы. Соскальзывая вниз, он ухватывается за последнюю веточку. — И мое тело…оно изменилось, хотя совсем незначительно. Может быть, стоит посмотреть? — Сквозь слезы проскальзывает улыбка, и андроид готов уже стянуть с себя домашнюю толстовку, но Андерсон на это движение тоже реагирует совершенно парадоксально. — Нет, нет, уволь меня. Я не хочу. Тебе надо было просто поговорить со мной, почему ты этого не сделал? — Хэнка внутри словно прокручивают через мясорубку. — Мы должны вернуть все назад, Коннор. Собирайся. . Во втором зале океанариума в городе Детройт располагаются механические роботы — не просто являющие собой копию морских существ, но воспроизводящие в своей форме доисторических плавающих динозавров, воплощающих постоянное человеческое желание очутиться во временной недостижимости. Коннору тоже хотелось на них посмотреть, но Андерсон каждый раз почему-то мягко переключал его внимание на что-то другое, отвлекал и заговаривал, пока андроид не откладывал свои планы. Однако как-то он проскользнул один за плотную черную ширму и почти сразу его начало одолевать волнение и что-то сродни страху — эмоции, прямо противоположные тому, что он ощущал несколько секунд назад, наблюдая за стаей дружелюбных дельфинов. Огромные бассейны казались пустыми и удивительно безжизненными, и Коннор чуть не поддался сильнейшему импульсу шагнуть обратно, но, влекомый крайним любопытством, все же приблизился к ударопрочному стеклу. Почти сразу он заметил поблизости лиоплерводона, гигантское существо весом около 100 тонн: тот подплывал, медленно загребая ластами воду, очевидно, тоже заинтересованный редким гостем. Однако Коннор не ощутил от этой встречи ни удивления, ни радости: механическое существо было словно погружено в крайнюю тоску и пребывало в растерянности. От него не исходило никакой опасности, напротив, оно само как будто ожидало от посетителя помощи, по крайней мере, некоторой доступной коммуникации, определенного контакта. Но Коннор мог только жалостливо смотреть на динозавра в ответ, проводя ладонью по разделяющей их прозрачной преграде. Какое-то время два робота просто наблюдали друг друга, пока динозавр не оттолкнулся своими конечностями от стекла и не повернул обратно, видимо, разочарованный андроидом и самим собой. — Ты все-таки сюда пришел? — Голос Хэнка тогда показался Коннору спасительным и умиротворяющим, и он автоматически приник к его плечу, словно ища защиты. — Говорил тебе, ничего интересного здесь нет. — Кажется, они не понимают, кто они такие, лейтенант. Но ощущают, что не должны здесь находиться. Эти существа как будто застыли между двумя мирами.