Низвергнутый

Море сегодня казалось тихим. Неба было не разглядеть за пасмурной, грязно-серой завесой облаков, волны размеренно плескались о берег, будто бы в изящном, ритмичном танце, и лишь их шум прерывал воцарившуюся на многие, многие мили тишину. Ни крика чаек, ни воя ветра, одни дрова потрескивают под жаром полыхающего очага. Столь умиротворяюще, но при том и обманчиво… Любой опытный мореплаватель знает, что подобное затишье бывает лишь перед большой бурей. Природа точно бы застывает, из последних сил лелея угасающую надежду, прежде чем окончательно вверить себя жестокому, всепожирающему ненастью. Сухопарый старик, закутавшись потеплее в прохудившийся полушубок, оторвался от созерцания простирающейся куда-то вдаль водной пустоши. Задумчиво проворчав что-то себе под нос, почесал за ухом у пушистого серого кота, по-царски важно развалившегося на стареньком кресле, бросил раздумчивый взгляд на языки пламени, пляшущие в очаге, после чего, обернув ручку прихваткой, снял с него металлический чайник. Но не успел он даже, как планировал, заварить себе чая, способного согреть его старые кости, как вдруг насторожился, замер на месте с опаской прислушиваясь к каждому шороху. Где-то за дверью издала жалобный треск половица крыльца, затем ещё одна, снова и снова — чьи-то тяжёлые шаги. Некто ступал по порогу старой хижины медленно, но всё же по-хозяйски решительно. После чего наконец раздался оглушающий стук в дверь. Проснувшийся от грохота кот спрыгнул на пол, скрывшись где-то под столом. Каждый мускул на лице старика напрягся. Шаги многое могли поведать о зашедшем на огонёк госте. Но если же ему пришлось угадывать, кто был сейчас за дверью — несчастный, заблудившийся путник или же бесчестный бандит, он бы не смог дать прямого ответа. Посему, лишний раз удостоверившись, что охотничий нож висит на поясе, а ружьё ждёт своего часа у порога, он громко спросил: — Кто там пришёл? Чего надобно? Ответа вначале не последовало. И только было старик нахмурился в подозрениях, тишину вдруг рассёк приятный баритон: — Ты ведь старик Савелий? Мне сказали, у тебя можно взять лодку… Голос принадлежал мужчине, хотя трудно было определить лишь по нему его возраст и сложение. Вопрос незнакомца несколько поуспокоил нрав хозяина дома, и тот решился приоткрыть дверь. Перед ним и правда предстал мужчина: рослый, широкоплечий, на вид, кажется, лет тридцати или сорока. Тёмные волосы, покрытое неухоженной щетиной, бледное лицо, до чудесного яркие, голубые глаза — на первый взгляд, вроде, ничего прямо-таки подозрительного. И всё же было во всём его выражении что-то несвойственное, странное — точно бы след необычайной для его молодого возраста усталости, необъяснимой угрюмости. Виделось это и в отчётливой, белоснежной проседи в прядях волос, и в тёмных мешках под глазами, и в нервно подёргивающемся уголке губ, и в пустом, мёртвом взгляде, лишённом всякой жизни. Такое было свойственно лишь старикам… и людям, необычайно утомлённым, лишённым всякой воли к существованию. — Не обманули… — задумчиво протянул Савелий, рассматривая незнакомца. — Вот только куда ты, сынок, собрался в такое время? Солнце, гляди, вот-вот сядет, и только посмотри на небо — ночью придёт гроза. Неподходящее ты выбрал время, чтоб в море выйти… — Я проделал сюда долгий путь… — Конечно, это я понимаю. Но ведь хочешь вернуться назад, откуда и пришёл, так ведь? Если сейчас поплывёшь, море не даст этого сделать — к себе на дно утащит. Оставайся-ка лучше у меня, как гроза пройдёт — получишь свою лодку. — Благодарю за предложение, но мне она нужна сейчас, — категорично отрезал мужчина. Голос его отчего-то дрогнул, а голова нервно задёргалась, точно бы сама собой. — Это не займёт много времени, обещаю. Просто есть кое-что важное… с чем мне нужно разобраться незамедлительно. Не могу больше откладывать… Просто уже не могу. Глядя, как проступила на его лице тень какой-то безысходности, невероятной грусти, Савелий понимающе покачал головой. У него было хорошо развито предчувствие касательно людей — одного взгляда обычно хватало, чтобы отличить доброго человека от подлеца. И представший перед ним мужчина не представлялся ему подозрительным — скорее, глубоко отчаявшимся. Только вот по какой причине? Кто его, в общем-то, знает. За этим, должно быть, стоит некая долгая, разрывающая сердце своей трагичностью история. Только вот должны ли касаться её чужие уши — уже совершенно другой вопрос. — Ладно, так тому быть, — старик махнул рукой в знак согласия. — Вот только негоже бросать тебя так одного, сынок. Я по этому морю хожу уже тридцать лет — доставлю тебя, куда скажешь, и глазом не успеешь моргнуть. Если это и правда недалеко, разумеется. А то наобещает тебе сейчас старик Савелий с три короба, а после сетовать будешь, — он улыбнулся в густые усы, отливающие серебристой сединой. — Что скажешь? И тебе компания, и мне за тебя поспокойнее будет. Гость, кажется, несколько стушевался от столь щедрого предложения, но всё же одобрительно закивал головой. — Вот и славно! Значит, договорились! Как тебя хоть зовут-то? Негоже ведь так вот отправляться, даже не зная друг друга. — Аякс… Слова, было хотевшие слететь с уст Савелия, так и застряли в горле, а брови от удивления взмыли куда-то вверх. — Аякс? Царицы ради, неужто тот самый? — его светлые старческие глаза засияли живым огнём ребяческого восхищения. — Ты же тот, о ком все шушукаются, да? Тот, что убил ледяного великана у Белой горы? И то морское чудище — тоже твоих рук дело? — Да… признаю, было дело, — ответил гость, однако не было и толики гордости в его словах. Он казался, скорее, сконфуженным, так и продолжил стоять, угрюмо уткнувшись глазами в порог, точно бы услышанное и не касалось его вовсе. — Ну-ну, не скромничай, сынок! Даже в нашей глуши о тебе слышно много хорошего, знаешь? Подумать только! Сам Аякс в гостях у старого Савелия! Чем только Архонты не шутят! — он довольно рассмеялся. — Грешно, однако, после такого открытия брать у тебя мору за лодку, — Аякс было открыл рот, чтобы что-то сказать, однако Савелий решительно перебил его. — Нет, нет! Что же я за скряга такой, если не могу сделать столь простое и доброе дело для столь известного человека? Правильно, самый-самый прескверный! Так что же, Аякс, куда держишь путь? Куда тебя надобно перевезти? — Это… не так уж и важно. Просто как можно дальше от берега. Это много времени не займёт… Он вторил это раз за разом, столь тупо и безразлично, будто бы пребывая где-то в своих мыслях. О чём же таком он мог раздумывать? И с какой целью прибыл сюда? Его просьба хоть и показалась Савелию странной, акцентировать на ней внимание он всё же не стал. Если уж сам герой Аякс просит его о столь незначительной услуге — как он тут может отказать? Вскоре они уже плыли в старенькой лодке по тёмной глади воды. Монотонно серое небо на западе зажглось у самого горизонта алой кромкой, едва пробивающейся сквозь тучи — время близилось к закату. Савелий старательно грёб, увозя своего попутчика, каково и было его желание, прочь от линии берега, всё болтал с Аяксом об его подвигах, выспрашивая любые подробности. Мужчина, однако, не проявил себя как участливый собеседник: отвечал очень кратко, казалось, совершенно не следуя нити разговора, лишь глядел куда-то в сторону пылающего горизонта, с меланхоличной тоской наблюдая, как медленно погружается мир во тьму. Вскоре Савелий оставил попытки разговорить его и сам замолчал, увяз в собственных думах. Всё-таки странным парнем был этот Аякс. По слухам и сплетням, что витали между старухами из ближайшей деревни, точно назойливые мухи, тот был добродушным и общительным парнем, что вечно озарял весь Тейват свой лучезарной улыбкой, редкостным заводилой и вообще чуть ли не в каждой бочке затычкой. Благородный, жизнерадостный, с огромным, полным доброты сердцем, да ещё и красавец к тому же — именно такими люди обычно и видели героев. Однако этот парень, казалось, был полной противоположностью того самого Аякса из услышанных им историй. Мрачный, сгорбившийся, измученный неведомыми страданиями, он казался лишь отголоском, бедной тенью того, каким представлял его Савелий. Было в этом даже что-то неестественное, жуткое… Казалось, стоило прикрыть глаза, внимательно прислушаться, и сквозь плеск, с которым рассекали вёсла иссиня-чёрную гладь, а волны — плескались о борт, можно было услышать его сбивчивый, нервный шёпот: «Прочь от меня, прочь от меня, прочь…» Лодочник внимательно всмотрелся в лицо Аякса, с настороженностью и опаской, как всматривался бы врачеватель в лицо душевнобольного. Губы его дрожали, глаза дёргались, неистово крутились в орбитах, а пальцы — отчаянно сжимали борт лодки, тряслись, бились точно в треморе. На сердце у старика стало неспокойно. Что же творится с его попутчиком? Точно бы невидимая волна липкого страха вдруг накатила, смела его, утащив на самое-самое морское дно. Правда вот, что именно его так напугало? Оставалось загадкой… — Что такое, парень? Ты в порядке? — всё же решился спросить у него Савелий, прекратив работать вёслами. — А? — Аякс вздрогнул, будто невидимая сила резко выдернула его из глубокого транса, в коем он пребывал ещё секунду назад. Он отупело моргнул и старательно выдавил из себя подобие беспечной улыбки. — Н-нет, я… Всё нормально, не стоит беспокоиться. Так, просто в глазах немного помутилось… Ответ, кажется, не удовлетворил старика, но делать было нечего — он лишь задумчиво покачал головой, продолжив вести Аякса куда-то вдаль, в сторону яркого горизонта. Однако остался на душе неприятный осадок, что-то, что никак не давало ему покоя. Что-то с этим Аяксом было определённо не так. Наконец, когда они отплыли уже достаточно далеко, а солнце отбросило свой последний луч, утонув с концами в тёмной воде, он попросил Савелия остановиться. В воздухе повисла тишина, робко прерываемая лишь размеренным шумом волн, тяжёлое, неровное дыхание Аякса в нём слышалось громом посреди ясного неба. Около минуты он просидел в глубоких раздумьях, будто бы пытался прийти в себя, настроиться на нечто важное, после чего, тяжко вздохнув, вытащил из закромов пальто гладкий, сияющий камушек. Его свечение заворожило старика-лодочника, заставило забыть обо всём на свете. На ладони Аякса, горя нежно-голубым светом, точно бы гоня прочь медленно сгущающуюся вокруг тьму сумерек, лежал самый настоящий Крио Глаз Бога. — Ничего себе… Это ж Глаз Бога, да?! — впечатлённый увиденным Савелий присвистнул. — Да-а, давно я таких не видел, очень давно. Эх, в молодые годы и я хотел поиметь себе такой! Повезло тебе, парень. — Повезло?.. — в голосе Аякса отразилась горестная насмешка. Лодочник не понял, что же такого абсурдного он успел ляпнуть, и, похоже, этой загадке предстояло навсегда остаться неразгаданной. — Лучше бы он мне никогда и не доставался. Если бы… если бы всё было по-другому… А камень продолжал мягко мерцать у него в руке, так, что, казалось, даже глаза Аякса внимали ему, отражая его свечение, горели таким же ярким, потусторонним огнём. Глаз Бога точно бы взывал к самым глубоким, низменным чувствам — жажде обладания, могущества, власти, предлагал преподнести всё это хозяину на блюдечке, стоило лишь протянуть руку. Но Аякс сжал посильнее зубы, с отвращением отвёл взгляд прочь. — Никогда, слышишь?.. Никогда больше не поддамся тебе! Он вдруг встал, стараясь сохранить равновесие в качающейся лодке, решительно, с невиданной доселе ненавистью сжал камень в кулак. Не успел Савелий даже сообразить и осведомиться, что, собственно, тот намеревается делать, как Аякс, низко зарычав, занёс руку и со всей силы швырнул Глаз Бога куда-то в сторону горизонта. Красивый, голубой камень сверкнул в последний раз в полёте, а после — раздался звучный плеск. Полный непонимания и досады, старый лодочник последний раз взглянул на него — сияющий и волшебный, перед тем, как тот окончательно скрылся под мрачной толщей воды. В голове крутился лишь один вопрос — почему? Что вообще взбрело этому Аяксу в голову? Глаз Бога — величайший подарок, что только может преподнести человеку жизнь, а он безжалостно, почти без всяких колебаний выкинул его в море! Да что с ним вообще не так?! Савелий растерянно обратил взор на самого Аякса, точно бы в попытках найти хоть какие-то ответы на гложущие его вопросы. — Сгинул… он наконец-то сгинул… Хриплый шёпот Аякса леденил душу, пробирал буквально до костей. На его лице сияла улыбка: вначале неуверенная, а после — широкая, радостная, полная облегчения, неподдельного сладостного блаженства. Он плюхнулся обратно в лодку, шумно дыша, не в силах сдержать вырывающийся из груди смех. — Чему же ты так радуешься, сынок? — непонимающе спросил Савелий, со старческим назиданием покачав головой. — Как же это — так радоваться потере такого дара? Что же тебя так веселит? Аякс поднял на него взор — такой же уставший, и всё же теперь он казался другим, сиял огнями уж было утраченной веры, — после чего прошептал: — То, что после всех этих лет я наконец-то свободен. Старик не понял его слов и всю обратную дорогу провёл в хмуром молчании, непонимающе вглядываясь в лицо героя. Аякс вновь смотрел куда-то в сторону горизонта, только на сей раз не было и тени грусти в его глазах. Долгожданное облегчение, будоражащая душу надежда — так смотрят только люди, обновлённые и живые, готовые встречать новый день с распростёртыми объятьями и уверенные: «Теперь всё будет просто отлично».

***

Стоило Чайльду вернуться к себе в покои, как он сразу же запер дверь изнутри, оставшись наедине с мёртвой тишиной. Небрежно отложил в сторону купленные в магазине книги: столь настойчиво рекомендованный Син Цю «Контракт всех контрактов» и детскую книжку с нарисованными зверятами, которую он всё же решился купить Тевкру в подарок. Лишь одна из них так и осталась у него в руках — та, что выпустить из них он был просто не в силах. «Легенда об Аяксе»… Раньше это название отдавалось в сердце тёплым ощущением чего-то родного, горело яркими огнями светлых воспоминаний о детстве. Теперь же пёстрые тона окрасились в бледно-серый — цвет приближающегося конца, тревожащей душу неопределённости. Дарящая ему сокровенную радость призма ностальгии дала трещину. И отныне лишь вопрос времени: закончится ли всё на этом, или же она будет разрастаться, множиться, покуда не оставит за собой лишь бессвязные, разрозненные осколки?.. С глухим стуком Тарталья положил толстый том на стол, сел прямо напротив, принявшись сверлить его напряжённым взглядом. Даже от одной мысли о том, чтобы открыть его, лоб покрывался липкой испариной, а пальцы начинали стучать галопом по крышке стола. Царицы ради, да в чём вообще его проблема? Разве может в этой книге скрываться нечто такое, из-за чего стоило бы так нервничать? Все продавцы вечно приукрашивают действительность, чтобы товар лучше продавался, как и те, кто пишет аннотации! Их функция — создать интригу, заинтересовать потенциального читателя, и, что ж, Чайльд и правда купился на это. Только вот есть ли вообще какой-то резон слепо полагать, что всё столь же жутко и загадочно, сколь они говорят? Он ведь помнит эту книгу, помнит едва ли не наизусть, в ней явно не было никакого упоминания таинственных смертей и даже намёка на то, что этот «Аякс» действительно существовал. Однако это предисловие всё же никак не выходило из головы, буквально кричало о том, что у персонажа истории был реальный прототип. Иначе к чему всё это? Есть ли хоть какой-то смысл врать о таких вещах? Полная бессмыслица. Наконец собравшись с духом, Тарталья всё-таки открыл книгу как раз на той аннотации, что успел прочитать в магазине, вновь пробежавшись по ней взглядом, точно бы ища подтверждение своим размышлениям. Она и правда навевала ощущение чего-то дурного, ещё более заставляла уверовать, что в этой истории кроется нечто по-настоящему жуткое. И всё же не следовало вот так поддаваться на сию провокацию — тут требовался холодный, расчётливый ум, способный отличить спекуляцию от реальных фактов. И сказать, что Чайльд был в этом силён, было бы наглой ложью. Впрочем, критические моменты требовали основательного, порой непривычного подхода. Даже если требовалось приложить к решению возникшей проблемы тонну усилий. Поклявшись во что бы то ни стало разгадать наконец эту тайну, Предвестник принялся читать. Конечно, на полноценное изучение книги времени у него попросту не было — приходилось бегло осматривать ровные столбцы текста на предмет чего-то необычного, судорожно перескакивая с одного абзаца на другой в попытках уловить основную суть. Легенды рассказывают об Аяксе… Всё начиналось именно так, как он и помнил. Неизвестный доселе герой, взявшийся из ниоткуда и принявшийся творить добрые дела, убивать ужасных чудовищ и спасать прекрасных дам. Герой Аякс за свою жизнь очень много путешествовал, объездил буквально все Семь королевств в поисках приключений. Все их Чайльд знал практически наизусть. Не было ничего выходящего за рамки в историях, попадавшихся ему на глаза: всё тот же оптимистичный, добросердечный герой, которым в глубине души наверняка хочет быть каждый, всё тот же стиль изложения — простой, не обладающий излишней литературностью, но оттого близкий к сердцу и понятный даже ребёнку. Всё это казалось нормальным… даже слишком. Оттого недоброе предчувствие глубоко в груди только продолжало нарастать, всё сильнее и сильнее давило, заставляя сердце колотиться быстрее, а мысли путаться, в панике разбегаться в ожидании чего-то ужасного. Аякс был из тех счастливчиков, кто был благословлён Богами: с гордостью носил свой Крио Глаз Бога на груди, используя всю даруемую им мощь во благо простого люда… С самого детства Чайльд мечтал получить Глаз Бога. Не обязательно Крио, абсолютно любой. Полагал, что будет так же бороться со злом, как и его герой, использовать во благо дарованную им силу. Отчасти так и случилось. Только вот что же в итоге? К чему это привело его? Сколько проблем принесло ему это так называемое «высшее благословение Архонтов»? Чайльд чувствовал себя сиротой на семейном празднике — обделённым, глубоко одиноким в своём несчастье. История его обладания Глазом Бога началась с проблем и ныне кончается ими же, все те года, что он провёл в неведении, обрушивая всё могущество своего дара на врагов, теперь казались до стыдливого наивными, совершенной бессмысленными. Даже думать сейчас об этом было тошно. Медленно, но верно, страница за страницей, Тарталья в итоге подобрался к концовке… Концовке, ведь так? Глава, на которой он остановился и правда была обозначена как «последняя», однако оставшийся до корки объём вполне мог вместить в себя ещё как минимум пару, а то и тройку. Зловещее предчувствие заиграло новыми красками, и Чайльду потребовалось просто титаническое усилие, дабы сосредоточиться и не перескочить финал… Который, кажется, и правда был таким, каким его пересказывал отец. Аякс признался в любви девушке, которую любил всю свою жизнь, уехал с ней далеко-далеко и умер от глубокой старости. Казалось бы, всё закончилось на достаточно позитивной ноте. Однако это ощущалось таким чужеродным и неправильным… Конец казался скомканным, будто бы и сам автор был не уверен в им же написанном тексте. Буквально перед глазами всплывал его образ: нависшая над листом бумаги рука с пером, замершая в нерешительности — превратить ли поставленную небрежную точку в полноценную запятую. И, как и в детстве, Чайльда не устраивала эта хлипкая точка, не устраивала искусственная счастливая концовка, что так настойчиво пытался впихнуть в него рассказчик. Словно в театральной постановке: вместо людей нелепые, жуткие куклы, вместо домов и улиц — бездушный, плоский реквизит. Суть что в том, что в другом — иллюзия, поверхностное, незатейливое действо, за коим, стоит лишь задуматься, скрывается нечто совершенно иное. Живые ли актёры или же плотный, белый туман гнетущей неопределённости… Должно быть что-то ещё. Просто обязано быть. Только вот… не пожалеет ли он впоследствии о своём желании познать истину? Скользнув в последний раз взором по крупной надписи «конец», с замершим сердцем Тарталья перевернул страницу… Смерть Аякса стала ужасающе трагическим событием, потрясшим умы всех, кто знал его при жизни… Первая же строчка ударила по голове железной кувалдой, заставила неприятные мурашки табуном пробежаться по шее. Вот и оно. То, после чего, очевидно, мозаика перестанет складываться и всё, что только может, пойдёт не так. Сердце пропустило удар, а пальцы сами по себе впились в обложку книги. Что бы ни ожидало его дальше, Тарталья мысленно решил, что готов. Отступать назад было поздно, нужно было идти до конца… чего бы это ему ни стоило. Согласно желанию госпожи К., приходящейся покойному супругой, в самом романе, написанном по мотивам жизни Аякса, не была затронута его гибель, как не были обозначены и вероятные причины. Однако совершенно не упомянуть об этом было бы непростительно, учитывая роль всего произошедшего в сложной судьбе господина Аякса и все найденные улики, связанные с этим делом. Единственным желанием госпожи К. на момент написания данного труда, как и всех тех, кто знал Аякса — близкими ли они были друзьями или просто знакомыми, — остаётся стремление понять: что же на самом деле произошло с героем, которого все так горячо любили? И пускай, конечно, никто не в силах найти однозначный ответ на этот вопрос, мы постараемся по крайней мере перечислить имеющиеся факты и сопоставить их — иными словами, сделаем всё возможное, чтобы приблизиться к истине… — Даже после всех этих лет, я до сих пор не могу понять, что произошло, — вспоминает госпожа К. во время интервью. — Это может прозвучать странно, но… Я до сих пор в это не верю. Мы с Аяксом всегда жили душа в душу. Кто-то скажет, так не бывает, но это действительно так… Он всегда был хорошим… светил, словно солнце, даже в самые ненастные дни. Я всегда поражалась, как ему это удаётся. Как находит он в себе силы улыбаться в лицо трудностям. А он всегда отвечал, что пока рядом я и наши детки, ему всё нипочём… Понимаете? То, что произошло, я… Как такое вообще могло случиться? Почему он вдруг… так переменился? В последнее время, ещё задолго до того, как… вы понимаете, что-то в нём вдруг переменилось. Он продолжал улыбаться, но так печально, будто бы через силу, только чтобы нам с малышами было спокойнее. Ах, это было невыносимо — знать, что что-то не в порядке, но, как ни старайся, не получать ответа! Аякс, он… никогда не отвечал, как бы я ни спрашивала. Лишь говорил, что всё в порядке и не стоит беспокоиться… Но это было не так, нет — ничего было не в порядке! Он был как будто сам не свой, стал тихим и замкнутым, подолгу где-то пропадал. И эти его перепады настроения… Какое-то время он ещё продолжал уделять время мне и детям, но было видно — его что-то тревожит. Но вот что… Ах, Аякс, почему же ты не открылся мне? Почему всё не рассказал? Как мог… пойти на такое? Я ведь… так любила тебя… Даже сквозь сухой, ровный, словно по линейке, шрифт чувствовались горькие женские слёзы. Даже краткого абзаца хватило Чайльду, чтобы почувствовать, как разрывается сердце бедной женщины от безысходности, тоски по усопшему мужу. Однако что же именно с ним произошло? Внезапно проявившуюся в характере закрытость можно было списать совершенно на что угодно. Утрата воли к жизни, тяжёлое заболевание, неудовлетворённость собственным «я» — исход, так или иначе, был неутешительным. Дочитав до конца интервью с супругой Аякса, Чайльд пробежался взглядом по иным показаниям очевидцев. Все, как один, твердили одно и то же: незадолго до смерти Аякс сильно переменился и практически ни с кем из них не контактировал. Странно, конечно, всё это было… Но всё-таки, никто так и не сумел указать хоть на какую-то вероятную причину. Оттого не было в их рассказах ничего существенного, они лишь нагнетали и без того тревожную атмосферу всё пуще и пуще. Посему Чайльд не стал акцентировать на них внимание, решив перейти к чему-то более существенному. И он нашёл то, что искал. Самой важной уликой в деле трагичной гибели господина Аякса, несомненно, является найденный вскоре после его смерти дневник. Нет никаких сомнений, что тот принадлежал именно ему, более того — сия рукопись содержит любопытную, весьма шокирующую информацию и вызывает куда больше вопросов, нежели ответов. Слухи о трагедии, случившейся со всеми любимым героем, быть может, вскоре бы и сошли на нет, если бы содержание дневника не привносило бы в случившееся столько загадочной неопределённости, буквально не переворачивало бы всё произошедшее с ног на голову. Далее будут представлены избранные фрагменты этих записей, вызывающих особый интерес. Чайльд невольно напрягся. Только было ему начало казаться, что ничего конкретного он так и не узнает, как дело приняло поистине интересный оборот. Записи самого Аякса, его самого почитаемого героя? Да ещё и с таким многообещающим описанием? Быть может, ключ к тайне его смерти лежит именно здесь? Глубоко вздохнув, точно бы стараясь хоть как-то успокоить нервы, он вновь принялся за чтение. «Сам не знаю, для чего именно я начал вести эти записи. Быть может, для того, чтобы удостовериться, что ещё могу трезво мыслить? Или же просто хочу отвести душу… Уже и понятия не имею. Так или иначе, не знаю уже, как держать всё это в себе. Не могу никому рассказать, сделать даже тонкого намёка, потому вынужден изливать душу дряхлой бумаге. Точно не могу сказать, когда всё это началось, но с давних пор меня никак не покидает ощущение, что что-то со мной не так. Возможно, сей недуг уже давным-давно преследует меня, но лишь переехав к моей возлюбленной, спрятав, так сказать, меч в ножны, я осознал — что-то действительно не так. Я часто вижу сны о кровопролитных битвах, вкушаю, словно бы взаправду, витающий густым туманом аромат крови, чувствую, как клинок рассекает чужую плоть с таким блаженством, кое, кажется, не ощущал никогда в своей жизни. «Соскучился по битвам». Да… так бы и я сказал себе ещё какое-то время назад. Однако теперь точно уверен — всё это неспроста. Есть в этом что-то странное, чужеродное, совершенно мне претящее… Никогда ещё не чувствовал такую жажду. К чему бы это? Хотел бы знать, да вот только не имею ни малейшего понятия. Как мог, пытался отвлечься, выждать пока само не пройдёт. Да вот только сколько времени минуло с тех пор, а всё становится лишь хуже… Иногда у меня бывают странные вспышки. Не могу точно сказать, гнев ли это, отвращение ли, но вдруг становится тошно от собственной жизни. Бывало, хотелось вернуться к старым приключениям… Да вот только даже мысли о них более не удовлетворяют меня. Даже не знаю, что именно просыпается во мне… Будто нечто потустороннее, животное. Иногда кажется, что что-то глубоко внутри взывает ко мне, шепчет на ухо, утягивая куда-то глубоко… да вот только на деле ничего так и не происходит. Какая-то чертовщина… Жалею, что не злоупотребляю спиртным, чтоб списать всё на его воздействие. А так… даже и не знаю, что думать». Прочитанное вызвало у Чайльда смутные подозрения. Пребывающий в опасливом напряжении разум мгновенно принялся сопоставлять факты, настойчиво толкая ко всяким домыслам. Впрочем, Предвестник решил пока не давать им укорениться — тряхнул головой, точно бы отмахиваясь от назойливых мошек, вновь уткнулся в книгу, перейдя к следующей записи. «Сегодня мне снился невероятно чудно́й сон… Даже и не знаю, как толком его описать. Уже очень давно я не видел столь красочных и осознанных сновидений — точно бы всё это было вживую. Хотел записать тут свои впечатления, чтобы уж точно уложить всё случившееся в голове. Помню, будто бы очутился у берега моря, в том месте, куда однажды ездили с отцом. Да уж, славные были времена. Только вот на сей раз я был там один. Будто бы физически чувствовал прикосновение солнечных лучей к макушке, как омывают прохладные волны стопы, а пальцы погружаются в шершавый песок, вслушивался в шум прибоя и крики рвущих глотку прямо над головой чаек. Словами не описать, как это было прекрасно. А затем вдруг я встретил кое-кого ещё… кого-то, кто выглядел в точности, как я. Я удивился, мягко говоря — подумать только, столкнуться лицом с самим собой! Моего двойника, кажется, позабавила моя реакция: он дружелюбно улыбнулся и поприветствовал меня, точно бы мы были уже сто лет как знакомы. И у меня действительно сложилось такое чувство, словно мы знаем друг друга целую вечность… Наверное, это объяснимо — как он пояснил, он и правда является частью моего сознания. Кажется, мы целый день сидели на берегу, говоря обо всём на свете. Что бы я не упомянул, он мог предсказать буквально любую мою мысль на этот счёт, более того — дополнял, комментировал словно полноценный собеседник. Никогда прежде в жизни ни с кем у меня не возникало такого рода взаимопонимания — порой казалось, нам даже и слова были не нужны, чтобы друг друга понимать. Это поразительно, даже для сна как-то уж слишком причудливо… Проснулся невероятно преисполненным и с чистой головой. Отчего-то на душе стало легче, словно та буря, что преследовала меня долгие годы вдруг рассеялась, уступив место ясному, солнечному небу. И, кажется, я теперь начал понимать самого себя чуть лучше». Тарталья побледнел. Он отвёл взор, уставившись в одну мёртвую точку, остекленелыми, вытаращенными глазами, и прикрыл рот ладонью, так, будто бы это должно было помочь ему сдержать в себе накатившую волну ужаса. Этого… этого просто не может быть! Что за чертовщина тут происходит?! Ведь если он правильно понял написанное, Аякс… … столкнулся с тем же, что и он? Нет, это невозможно! Как это вообще можно уместить в голове? Таких совпадений просто-напросто не бывает! Внезапные перепады настроения и странную кровавую жажду ещё можно было списать на что-то иное, но появление двойника… Всё сходилось, и от того становилось ещё тревожнее. Однако верить не хотелось — разум отвергал даже саму идею об этом как что-то абсурдное, совершенно за гранью реальности. Но времени на основательное осмысление не было. Посему Чайльд, немного переведя дыхание, с трепещущим сердцем продолжил читать. «С недавнего времени я начал отмечать ухудшение своего состояния. Вчера накричал на сына совершенно ни за что, главное — не имею ни малейшего понятия, чего я так разозлился. Чувствую себя просто ужасно… И так практически каждый день — постоянно угрюмый и раздражённый, что бы ни происходило. Всё думаю, как же осточертела мне моя жизнь, насколько бессмысленно моё существование. Жалею, что женился, что завёл детей — хочется выплеснуть эту злость, бросить всё на произвол судьбы, но… Вовремя прихожу в себя, осознаю всю дикость и неправильность этих мыслей. Что же со мной не так? Я ведь в самом деле так не считаю и никогда не считал… Архонтов ради, как же меня от себя тошнит! Ненавижу эти мысли, ненавижу эти чувства — точно мерзкая змея оплетает горло и душит, пока не сотворю нечто ужасное… Не знаю, сколько ещё смогу успокаивать себя. Пожалуй, пора признать, что это влияет на мою жизнь куда сильнее, чем я предполагал. Пора делать что-то с этим, иначе… Даже не знаю, к чему это может привести». — Как же… знакомо, — едва слышно прошептал Чайльд. То же самое ныне ощущал и он: как неведомая сила утягивает его в небытие, ведёт по проклятому пути, тому что должен быть погребён под сенью забвения и никогда не видеть белого света. Нечто тёмное, вязкое, точно самая зловонная и мёртвая трясина, сковывающая всякие движения, игнорирующая тщетные попытки выбраться, утаскивающая на самое дно. Неужели… это всё-таки правда? Неужели герой его детства когда-то давно испытывал всё то же, что и он сейчас? Разве может это быть простым совпадением?.. «Всё чаще в своих снах я встречаю его… того мужчину, свою точную копию. Так странно, разве это возможно — видеть один и тот же сон вновь и вновь? Словно бы само моё подсознание хочет помочь мне найти верный путь. Мы подолгу беседуем с ним, его речи кажутся панацеей, божественным лекарством, расставляющим все мысли по полочкам. Однако, стоит дрёме раствориться с первыми лучами солнца, как всё начинается снова — вновь эта жуткая жажда, вновь я не знаю, чего на самом деле хочу и оттого терзаюсь ненавистью. Будто во мне уживаются две сущности, противоположные по желаниям. Они кричат так громко, что душа уже сама не понимает, к чему лежит… Только вот стремления одной из них вызывают у меня куда большие сомнения. Я ведь взрослый человек, который точно знает, чего хочет… Во всяком случае, точно знал до недавнего времени. Что же вдруг изменилось?.. Мой двойник из сновидений советует внимать зову сердца… Вот только зов этот кажется мне слишком неестественным. Точно бы кто-то навязывает мне свою волю вновь и вновь… Уже чувствую, как приближаюсь к грани. Сделаю всё возможное, чтобы на семье это никак не отразилось. Как бы настойчиво эти мысли не проникали ко мне в голову — я никогда её не оставлю. Что бы ни случилось». «Я перепробовал все успокаивающие средства, какие только удалось выпросить у соседей. Хорошая новость — кажется, никто ничего не заподозрил (объяснил свой интерес проблемами со сном, вроде поверили), плохая — ничего из этого не помогло, хожу, как и прежде, сам не свой. Со сном и правда теперь беда, практически не сплю… Видения с двойником становятся более гнетущими, даже не могу толком объяснить причину… Он стал меня настораживать. Если раньше с трудом верилось, что всё это просто сон, да и только, теперь я совершенно точно уверен, что это не так. Появился какой-то недобрый огонь в его глазах, кажется, он оценивает меня, словно хищник, видит буквально насквозь. Честное слово, от этого становится неуютно. И, похоже, он знает, что я больше не доверяю ему, знает, что я увиливаю, хотя смысла в этом нет — он и правда буквально читает мысли. Вчера очнулся где-то в лесу, благо смог добраться домой до того, как отморозил себе пальцы. Не помню, ни как очутился там, ни что делал до этого целое утро… При этом все говорят, что видели меня, что я вёл себя совершенно нормально… Что же это такое? Претящие мне самому чувства, провалы в памяти, неясные видения, разговоры с самим собой во сне… Неужто я правда схожу с ума? Честно говоря… мне очень страшно». — Нет, нет, нет! Аякс, ты не сумасшедший! Я тоже его видел! — сбивчиво запричитал Чайльд, точно бы мужчина, изливающий душу на страницах книги, действительно мог его услышать. И всё же ему нужно было это сказать — убедить в этом хотя бы себя самого. Всё это не плод его воображения. Что бы это ни было, он столкнулся с чем-то реальным. Только вот… с чем именно? На следующей строке был размещён краткий комментарий: Примечание: Следующие несколько страниц дневника были кем-то вырваны, вероятно намеренно. Далее записи становятся куда более неразборчивыми. «Он преследует меня каждую ночь. Всё ещё притворяется, что друг мне, что у нас одна цель, но я знаю, он что-то скрывает! Он ведь здесь не просто так, это не просто плод моего воспалённого разума! Я, может, и правда повредился рассудком, но уверен — это всё из-за него! Он реален! И именно он повинен во всём, что творится! Он заставляет меня совершать всё это! Порой кажется, что он способен контролировать мысли. Не чувствую себя в безопасности даже в собственном теле. Всех Архонтов ради, да кто же он такой?!» «На днях приезжал старый друг из Сумеру. Поинтересовался у него как бы невзначай, бывает ли такое. Он ведь учёный, точно должен знать. Пообещал отослать мне парочку книг с описанием похожих случаев. Жду не дождусь». «Вот оно! Наконец-то! Я всё-таки не сошёл с ума! Как я и надеялся, кое-что нашлось. Старая легенда не то из Снежной, не то из Фонтейна. Согласно ей, на месте Хладного моря некогда была прекрасная долина, которая исчезла с лица Тейвата из-за споров меж двумя Архонтами. Сколько прекрасных созданий погибло под толщей воды и льда — всех их просто не сосчитать. Столько смертей при столь трагичных обстоятельствах… Когда-то в народе считалось, что сковывавший Хладное море до недавних пор лёд был благом, сдерживавшим поселившееся там зло. Ибо вся жизненная суть обитателей долины превратилась в нечто тёмное и извращённое… Демоны. Мириады, просто несметное количество демонов всё это время обитали подо льдами, на самом дне моря. Если всё это действительно правда, вдруг сталось, что я…» «…одержим?» Мысль возникла в голове Чайльда как-то сама собой. Неприятная, колкая и болезненная — о таком не хотелось даже думать, даже предполагать. И всё же это случилось. И теперь она отдалась по всему телу волной безудержной дрожи. Да разве может такое быть?.. Тарталья не так много знал о демонах, но слышал, что, как правило, те действуют довольно открыто, не скрывая себя от глаз потенциальной жертвы… Совершенно не тот случай. Иначе зачем ему было всё это время оставаться в тени? Что в случае с Аяксом, что в случае с ним самим… Изо всех сил его разум старался отыскать противоречия, лазейки с помощью которых ещё можно было убедить себя, что всё не так плохо. Многое в этой истории ещё было неясно. Описываемое Аяксом море и правда было знакомо Чайльду: он прожил у него практически всё детство… и чуть однажды не остался навсегда погребённым под толщей его вод. Но как же связан с ним сам герой Аякс? Не может ведь быть, что оно занимает в его жизни столь же важное место. Нет, настолько странных совпадений в жизни точно не бывает! Одно имя, одни стремления, одно море и один и тот же кошмар, в коем они оказались… И демон. Один ли и тот же? Сложно было сказать. Но сходств и без этого было предостаточно. Точно бы их нити судьбы были неразрывно связаны или и вовсе представляли собой одно целое… От этих мыслей Тарталье стало ещё тревожнее, чем от новости о потенциальном демоне, сидящем у него в голове. Помимо этого… не та ли эта легенда, что рассказывала ему старая предсказательница? Было похоже на то, только вот она ничего не упоминала о тысячах демонов, обитающих на дне того моря… Как бы невзначай поведанная история ныне обрела смысл в виде полноценной зацепки. Что если, это был намёк, и легенда, упомянутая Аяксом, действительно имеет связь с тем, что происходит сейчас с Чайльдом? «Идея о демоне пугает, но никак не выходит из моей головы… Что, если это правда? Насколько эта тварь опасна для меня? Насколько опасна для моей семьи?.. Царица, даже и думать не хочу, что он натворит, дай ему волю! Он ранее уже забирал контроль над моим телом… И хоть до сих пор ничего не натворил, кажется мне, неспроста это. Он будто играет со мной, дразнит, показывает, на что способен. Ублюдок! Мне нужно торопиться! Не хочу давать ему шанс выкинуть что-нибудь ужасное, пока я ищу, как от него избавиться…» «Забирал контроль над телом»? Насколько же скверно это звучало… Выходит, эти провалы в памяти Аякса были виной демона? Тарталья покрепче стиснул зубы. Что, если и у него до этого дойдёт? Что тогда?.. «Говорят, где-то на севере живёт шаманка-отшельница. Если кто и знает, как можно изгнать демона, то это она… Не вижу более вариантов. Завтра же отправляюсь на поиски. Надеюсь, от этого будет толк. Если она не сможет мне помочь… то даже не знаю, что мне останется». «Старая карга! Столько дней в пути, и всё ради чего?! Она сразу не вызвала у меня никакого доверия — что ещё можно ожидать от того, кто живёт в такой глуши! Она просто помешалась от одиночества, точно говорю. Постоянно глядела на меня, словно на какого-то преступника, а стоило мне упомянуть о демоне и рассказать, что со мной происходит, заявила, что я несу чепуху! Видите ли, демоны так себя не ведут: изначально являют себя жертве и манипулируют ей, но никак не берут под контроль её тело, а тем более сознание! Мои попытки рассказать про историю Хладного моря и тёмные сущности, там обитающие, её вдруг и вовсе разозлили — она накричала на меня, сказала убираться куда подальше и сгинуть там! Да что за безумие овладело этой женщиной?! Как бы я ни упрашивал, она наотрез отказалась от каких-либо объяснений, только бредила и орала что-то невразумительное, а после — вытолкала за порог! Я просто не нахожу слов, чтобы описать своё негодование! Ладно, мне всё равно, пусть не помогает — её дело. Я точно уверен, что это демон, даже если эта сумасшедшая старуха не верит мне…» «Я совершенно отчаялся. Неделю не высовываю носа из книг по экзорцизму и демонологии — нигде нет внятного ответа. Что же мне делать? Неужели надежды совсем нет?.. Сегодня ночью я вновь видел его. Что-то в нём определённо переменилось, только не могу толком понять, что именно… Точно бы мысли путаются, не давая прийти к верному ответу. Наверняка за этим также стоит он, я уверен. Только вот в чём причина таких перемен? Кажется, поняв, что я знаю о его секрете, он позволил себе ослабить бдительность, прекратив выдавать себя за мою же личину. Теперь это не просто предчувствие — от него разит злом. Сколько тварей за свою жизнь я только не отправил на тот свет, никогда ещё не встречал чего-то настолько ужасного и могущественного. Более он совсем не опасается меня. Я напрямую выступил против него, сказал, что в курсе его истинной демонической сущности. Он в ответ лишь улыбнулся, как-то издевательски снисходительно и жутко, отрицать сказанное, впрочем, не стал. С этой же улыбкой встретил и заявление, что вскоре я найду способ от него избавиться. Он словно издевается надо мной! Играет, точно с ручной зверушкой! Видит меня насквозь… в то время как мне остаётся лишь гадать, что у него на уме. Так, например, он признался, что его зовут <перечёркнуто>… Звучит отчего-то смутно знакомо. Кажется, ещё когда я был мальцом, прабабка рассказывала мне истории давно минувших веков. Она говорила, что это имя проклято. Что когда-то за его произношение в Снежной отрезали языки… И что несчастья и беды падут на того, кто осмелится о нём упомянуть… И о чём я только думал, написав его здесь?! Не то чтобы всё может стать ещё хуже…» «Сколько бы ни пытался, не могу нигде отыскать ни единого упоминания его имени. Иначе как проклятьем это и правда объяснить трудно. Какой же ужас должно вселять это существо, что до нынешней эпохи так и не появилось ни единого его упоминания… Или, быть может, то были лишь истории, да и только? То, что он представился так, могло быть лишь очередной попыткой напугать меня, разбередив тревожные детские воспоминания… Я уже ни в чём не уверен». «Кое-что всё-таки нашлось. Не совсем про него, но всё же. Вычитал в книге про одну разновидность демонов: говорят, они являются чем-то вроде паразитов. Сами по себе они невзрачны и слабы, потому преследуют лишь тех, кто обладает большой силой, питаются ей, наращивая собственную, подстрекают, таким образом, обладателя к обретению всё большего и большего могущества. Притом, что они являются страшными тварями, от них всё же можно избавиться — лишить одержимого источника его силы. Демон потеряет интерес и либо оставит своё вместилище сам, либо вскоре погибнет от голода… Я бы сказал, крайне похоже на мой случай! Неужели это и правда зацепка? После стольких дней поиска? Похоже, ещё есть надежда! Источник моей силы? Глаз Бога, конечно же! В книге упоминались случаи «паразитизма» на избранных Богами, стало быть, всё вполне логично. Я мог легко «подхватить» этого демона в тот момент, когда получал Глаз Бога — то было как раз на берегу Хладного моря, когда корабль, на котором я плыл, попал в ужасный шторм. Раз уж то море кишит демонами, неудивительно, что он привязался ко мне, узрев дарованную мне силу. Это же объясняет все странности с Глазом Бога, приключившиеся со мной, как и тот жуткий сон… Всё это должно быть из-за него! Кто бы мог подумать! Теперь всё обретает смысл. Стало быть, все те годы, что я провёл в странствиях, демон не проявлял себя, потому как питался моей силой, а стоило мне прекратить давать ему пищу — решил показать себя… Да, теперь я понимаю! Даже не верится, что я разгадал эту загадку. Кто бы только знал, что всё окажется так запутанно… Зато теперь я точно знаю, что должен сделать. Тяжело это принять… но если это и правда единственный способ отвадить его от меня, я готов». Демон, питающийся силой? Кажется, в этом был смысл, но… Нет, что-то тут определённо не сходилось. Если в случае с Аяксом всё было объяснимо, то отчего вдруг «симптомы» начали проявляться у Чайльда? Он и не собирался пока складывать оружие в ножны — кровопролитные битвы, служение Царице были буквально смыслом его жизни. Так отчего демон решился забить тревогу? Ему вдруг стало мало? С другой стороны… помимо этого всё сходилось. Ещё страннее, однако… И о каком таком способе писал Аякс? Он ведь не собирается… Напряжённый взгляд Тартальи соскользнул на следующую запись. Буквально секунда ушла на осознание — его догадка действительно была верна. «Сегодня я избавился от своего Глаза Бога. Хотя мне с трудом далось это решение, я ни о чём не жалею. Добрался до берега моря, где Царица и даровала мне его, и выбросил в воду с надеждой, что больше его никто никогда не найдёт. И, кажется, с первой же секунды я почувствовал, как же мне стало легче! Это значит лишь одно — всё получилось! Сработало! Я наконец-то избавился от этой проклятой сущности! Должно быть, она сама ушла, осознав, что больше ничего от меня не получит. Ну и поделом! Надеюсь, она вернётся в своё гнилое логово и подохнет там! С чистым сердцем возвращаюсь домой! Словами не описать, как я счастлив! Уверен, теперь меня ждёт лучшая жизнь, без страха за семью и собственное будущее. Лишиться Глаза Бога — малая цена за их благополучие». Так всё дело действительно в этом? Неужто чтобы избавиться от демона, Чайльду придётся лишиться собственного Глаза Бога? Парень невольно взял в руку, висящий на поясе синий камень — точно бы отвечая на прикосновение обладателя, тот ярко замерцал. Действительно нелегко было смириться с этой мыслью, зная, к чему может привести это лишение. Говорят, утратившие Глаз Бога медленно теряют волю к жизни, все мечты и стремления… И всё же Тарталья почувствовал облегчение — решение проблемы существовало. Разве это не замечательно? Он ценил подарок Архонтов, и всё же… ныне он стал приносить куда больше проблем, чем пользы. Что было лучше: остаться при силе, даруемой Глазом Бога, или же сохранить собственное тело и разум? Для него, пожалуй, ответ был очевиден. Слишком многим он дорожил в этой жизни, чтобы вот так утонуть в пучине собственной жажды… и слишком многими. А что касается могущества… он мог топить врагов в собственной крови и с помощью Глаза Порчи. Хотя ходили слухи, что у всех людей они вызывают множество побочных эффектов… У всех, помимо Предвестников. Связано ли оно было с тем, что те были носителями ещё и Глаза Бога, или же с иной причиной, Тарталья, честно говоря, не знал и не особо хотел узнавать. Но, кажется, выбора особого у него не было… Только было мысль об избавлении от Глаза Бога укоренилась в разуме Чайльда и тревога медленно сошла на нет, как вдруг он осознал — дневник Аякса был не закончен. Но… это ведь конец, ведь так? Должен им быть! Если только, авторы книги не хотят сказать, что… это ещё не всё? Нет. Похоже, надеяться на хороший конец было действительно глупо. Ибо, к сожалению, он совершенно не совместим с трагическими историями о загадочных смертях. Примечание: следующая страница была вырвана и смята, большую часть её содержимого не удаётся прочитать из-за следов крови. «НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ Как это возможно?! Как?! Я ведь вышвырнул его в море! Он должен был сдохнуть там, так почему?! <далее неразборчиво> Архонтов ради, чем я это заслужил?! Я не хотел его убивать, так почему?! Не помню ничего из вчерашнего дня, так почему я весь в крови, а рядом — его труп?! <неразборчиво> никогда не прощу! Как я могу признаться в этом?! Меня сочтут сумасшедшим! Моя собственная семья начнёт считать меня чудовищем! Никто не поверит, что это всё вина демона — они решат, что я псих! Он хочет, чтобы все так думали, хочет, чтобы даже я так думал! А если он и им навредит?!.. Проклятье, проклятье, проклятье… <оставшееся не разобрать>» — Ну и жуть… — тихо прошептал Чайльд, с трудом оторвавшись от страницы. Что вообще произошло? Неужто избавление от Глаза Бога не сработало? Нет, такого не может быть! Это должно было помочь, так почему… Сердце противно заклокотало в груди. Накатило чувство приближающегося конца — до глубины души будоражащее и пугающее. Руки отчего-то охватил тремор, и пальцы так и остались лежать на гладкой бумаге, не решаясь перевернуть страницу. Чайльд, зажмурился, точно бы это должно было помочь ему хоть как-то, защитить от ужасов, скрывающихся там, далее. Жестокой правды… Тело Аякса нашли вскоре после того, как было заявлено о пропаже, в доме убитого господина М., приходящегося его семье близким другом. Согласно результатам следствия, проведённого уполномоченными лицами, он совершил самоубийство, вспоров себе живот охотничьим ножом, который принадлежал ему же. При нём была найдена вышеупомянутая страница, вырванная, вероятно, из его личного дневника, найденного неподалёку. Также на столе была обнаружена предсмертная записка, подтверждающая сию версию: «Я так больше не могу. Я должен остановить его… чего бы это ни стоило… Прости меня, милая…» Что же на самом деле случилось с Аяксом, героем, которого все так горячо любили? Было ли это простым помешательством или же за этим и правда стоят некие тёмные силы? Мнения экспертов на этот счёт разделились. Ниже мы приведём интервью с некоторыми из них, дабы узнать, что они на самом деле думают… Далее Чайльд уже не читал. Книга с тихим хлопком выпала из охладевших пальцев, ударившись о крышку стола. Глотка болезненно сжалась, к горлу подкатил ком — кажется, ещё чуть-чуть и его бы стошнило. Было хотел встать, но ноги перестали слушаться, мгновенно заставив осесть на кровать. Пальцы сами по себе вцепились в рыжие волосы, грозясь выдрать их с корнями, сердце стучало так бешено, что, казалось, в любой миг может перестать биться вовсе. Неужели он понял всё правильно? Его герой, тот, кем он восхищался всю жизнь, с кого брал пример и мечтал стать похожим на него… покончил с собой? Нет, это просто бред! Он ведь не мог! Тот Аякс, что сошёл со страниц книги, казался идеалом стойкости и мужества — он ни за что не сдался бы, не пошёл бы на такое! Но… как насчёт Аякса, что повествовал о своей судьбе через страницы дневника? В его трагичную кончину верилось уже куда больше, и всё же… Неужели он просто перестал бороться? Неужели сломался? Если тот восхитительной силы и выдержки человек, которого Тарталья боготворил всю свою жизнь, не сумел справиться со всем этим… то кто вообще сможет? Как сможет он сам противостоять этому, если теперь видит: для него нет совершенно никакой надежды?! Это существо, этот проклятый демон просто уничтожил его, изменил до неузнаваемости, после чего стёр в порошок. Насколько же надо отчаяться, чтобы дойти до такого? Насколько надо быть чудовищем, чтобы сподвигнуть на это человека? Впрочем, он и есть чудовище — мерзкий и беспринципный, манипулирующий чувствами и внушающий мысли, от которых кровь в жилах стынет. И ведь это лишь начало… После и Чайльд утратит окончательно контроль над своим телом и разумом, сотворит ужасные вещи, причинит боль тем, кто ему дорог. Как жить с осознанием того, что эта тварь управляет тобой, точно марионеткой, а все, кого ты так сильно любишь, считают тебя чудовищем? Аякс вот не смог… Неужели нет никакого выхода? Неужели нет способа остановить его? Неужели выходит, что единственный способ прекратить это… … пойти по стопам своего героя?