Низвергнутый

Воды моря сегодня были особенно тревожны. Со всей силы оно билось волнами о каменистый берег, омывая гальку бурной пеной, напоминало похлёбку, бурлящую в котле — столь же хаотичное и беспокойное. Небо заволокло непроницаемой пеленой тёмно-серых туч, солнце затерялось где-то среди них, и, казалось, будто бы совершенно утонуло глубоко в пучине, из последних сил проливая на землю скупые лучи. Всё так и кричало о надвигающейся буре, что грозилась смести со свету не одно судно. Зрелище, навевающее неприятную тревогу, предчувствие чего-то поистине дурного. Впрочем, кое-кто находил в столь грозной картине и нечто очаровательное. Как, например, молодая рыжеволосая женщина, что сидела на пологих камнях близ берега, меланхолично смотря куда-то далеко за горизонт. Ей действительно нравилось бывать здесь временами. Она выросла в большом городе, совсем далеко от этих краёв, и когда узрела впервые в жизни море во всём его великолепии, пришла в полнейший восторг. Столь переменчивое, столь выразительное, один только его вид навевал какую-то особенную романтику, пробуждал в ней восторженный трепет. Порой стоило только ей отвлечься от домашних дел, она уличала момент и ненадолго сбегала сюда. Это место было особенным — голова здесь освобождалась ото всяких тревог, а душа чудесным образом исцелялась. И хоть она жила в этой деревне уже около десяти лет, каждый раз становился для неё по-своему уникальным. Она, пожалуй, могла бы назвать себя творческой натурой. С детства привыкла много читать и увлекалась поэзией, слагая порой свои собственные стихи и песни. Всегда мечтала стать писательницей, сочинять что-то особенное для детей, радоваться, видя, как загораются радостью и изумлением их глаза. Столь чистые, столь искренние — их признание стоило куда больше, чем высокие оценки чванливых критиков и любые предложения мировых изданий. Мечта сбылась, но совершенно не так, как она того ожидала — ныне её единственными слушателями стали собственные дети. Особенно любил слушать её стихи младший сын, и пусть он был ещё совсем малышом и не понимал до конца заложенный в них смысл, отчего-то его улыбка и живые ребяческие аплодисменты грела душу более всего на свете. Море дарило ей вдохновение. Она и не могла толком сказать, отчего именно, но казалось, что между ними была особая связь. Оно точно бы разговаривало с ней, вновь и вновь изливая душу, пытаясь что-то донести, говорило бесчисленным множеством голосов. Бойкие моряки, чью жизнь прервали жестокие волны, сломленные горем вдовы, проливающие горькие слёзы, матёрые рыбаки, травящие чудны́е байки, таинственные океаниды, что некогда были похоронены здесь заживо — всё сливалось воедино. Слышалось среди этого потока и нечто иное, точно бы сокрытое глубоко-глубоко на дне… Столь сложно и загадочно, что хотелось провести через себя всю волю, всё настроение этого гула, превратить бессвязный поток ассоциаций и образов в нечто поистине прекрасное, понятное каждому. Однако слишком тонка была грань меж переменами настроения природы. И слишком чёрств человеческий язык, что никак не мог выразить в полной мере всё это буйство, точно попасть в саму суть. Каждый день она приходила к морю и каждый раз уходила ни с чем. Пока в один день не встретила того, кого так долго искала. Музу. В этот ненастный день он появился на обычно пустующем берегу, возник точно бы из ниоткуда. Незнакомец столь странной и нездешней наружности — он настораживал и одновременно вызывал интерес. Высокий, изящный мужчина с янтарными глазами, тёмно-каштановыми длинными волосами с отблёскивающими золотом кончиками, безмолвно стоял, обратив взор куда-то в глубины океана. Облачённый в лёгкий плащ, он казался одетым совершенно не по погоде, столь странно и причудливо, оставалось лишь удивляться, как не пробирает его до костей разыгравшийся холодный ветер, и не обжигают своим прикосновением белые снежинки. Однако лицо его оставалось удивительно спокойным, даже можно сказать, умиротворённым… разве что в необычайно ярких глазах, казалось, отражалась тень глубокой печали, невероятной скорби. Он неожиданно перевёл на неё взор, совершенно застав врасплох. Кажется, её взгляд, полный настороженности и любопытства, всё же не остался незамеченным, оттого по спине пробежали мурашки, а лицо залило стыдливым румянцем. Она уж было хотела неловко извиниться, как вдруг мужчина опередил её, заговорив первым: — Прошу прощения. Надеюсь, я не помешал вам? Не помешал? С чего бы он должен ей мешать? Словно бы уловив немой вопрос в её глазах, он коротко кивнул в сторону листков бумаги и письменных принадлежностей, что женщина бережно прижимала к себе, опасаясь, что их унесёт ветер. Кое-что начинало проясняться. Она понимающе улыбнулась и торопливо заправила за ухо прядь рыжих, вьющихся волос. — Нет, что вы… Вовсе нет. Я просто… — она замялась, точно бы не зная, стоит ли продолжать. — Кажется, ни разу не видела вас здесь до этого. Вы ведь не местный? То было самое мягкое слово, коим можно было его охарактеризовать. Он точно бы пришёл не только из иной страны — иной эпохи, со своими порядками и законами. Столь элегантный и таинственный… трудно было даже предположить, что такой как он делает во всеми забытой деревушке на окраине Снежной. — Да, вы совершенно правы, — он кротко улыбнулся уголком губ, почтительно выпрямившись и сложив руки за спиной. — Я не отсюда. И бываю в этих края достаточно редко… Минуло уже очень, очень много времени с моего последнего визита. Не думаю, что мы с вами когда-либо виделись. — Похоже на то… Я сама живу здесь не так уж давно. Меня муж сюда перевёз. Для него тут родной дом, а в городе меня толком ничего и не держало… — точно бы испугавшись, что заговаривается, она поспешила сойти с темы: — Но… Стало быть, у вас за плечами долгая дорога? Что же привело вас сюда? — Что же? Хм-м… А как, по-вашему: что может приводить людей в тихие, укромные места, подобные этому? — Даже толком и не знаю… Быть может, тоска? — Тоска? Ха-ха, пожалуй, — на лице его отразилась грустная улыбка. — Тоска, глупая ностальгия по старым временам… и снедающее душу чувство сожаления. Постоянный вопрос: а что, если бы всё тогда сложилось по-другому? Будь шанс вернуть всё как было? Может, не пришлось бы ныне и сожалеть ни о чём?.. — Я хорошо вас понимаю. Сама постоянно размышляю, что было бы, если бы я не уехала. Наверное, всё сейчас и правда было бы по-другому. Но знаете, я не сожалею. Всё-таки хотя и тоскую иногда по дому, нет ничего, что я пожелала бы изменить. В конечном итоге, у меня сложилась прекрасная жизнь. — Что ж, это замечательно. Но сожаления порой возникают не из-за самого решения, а из-за его последствий. И вот они могут быть поистине ужасающими. И жить с их осознанием гораздо-гораздо труднее… Женщина промолчала, совершенно не зная, что сказать в ответ. Впрочем, молодой человек, кажется, не видел в этом никакой проблемы — просто молча продолжил наблюдать за бурлением моря. — И всё же… — неуверенно спросила она. — Зачем вы здесь? — Зачем?.. — тихо повторил он, не отрывая взора от воды. — Это место напоминает мне о прошлом. Кое о ком, кто казался столь же близок, сколь оказался и далёк. Вот он — источник моих сожалений… То стало последним недостающим кусочком мозаики. Загадочный незнакомец, тоскующий по кому-то близкому, вызвал в её душе бурю эмоций, невероятный полёт фантазии. Кто же был этим близким ему человеком? Дорогой сердцу друг, что всегда был готов помочь в трудную минуту, брат, что был рядом с детства? Или же нежная, изящная дама, ангельской наружности с длинными мягкими волосами, любящая и добрая, ставшая родной и навеки запавшая в душу? Размышлять об этом можно было очень и очень долго. Но всё же кое-что она уже знала наверняка. Она непременно сделает всё, что в её силах, дабы превратить это в нечто прекрасное. И память о истории этого таинственного молодого человека не уйдёт в небытие.

***

В аудитории сегодня стояла какая-то особенно напряжённая атмосфера. Было слишком уж душно, в воздухе витал аромат чересчур приторных ароматических масел, скрыться от которого не было никакой возможности. Можно было смело сказать, что Чжун Ли действительно нравилась его «смертная» работа, нравилось и, как сейчас, читать лекции новеньким сотрудникам ритуального бюро. Разве можно было придумать хоть что-то лучше — то была история и традиции Ли Юэ, о которых он мог говорить дни напролёт с горящими глазами, настолько они были увлекательны и обширны. Однако сегодня что-то определённо было не так. Казалось бы, что изменилось: всё те же сидящие ровным рядком «студенты», молчаливо и заворожённо внимающие его рассказам, те же истории и те же правила и тонкости церемониального искусства, что предстояло поведать. Но кое-что и вправду переменилось. Едва уловимая дымка тревоги, витавшая над всей Гаванью, пробралась и сюда. Тревожные слухи о кончине Властелина Камня оставили след на сердцах всех её жителей, не покидали их умов ни на секунду, даже оставаясь где-то на их задворках разума. И самому Чжун Ли было неспокойно. Слишком многое заботило его сейчас, чтобы вот так просто продолжать полноценно получать удовольствие от работы. Продолжал говорить, а сам беспокойно бродил по кабинету, точно не находя себе места. И так уж вышло, что большая часть его тревог ныне крутилась вокруг одного человека… «Чайльд…» Образ молодого Предвестника фатуи то и дело всплывал в голове, никак не желая оставлять разум сотрудника ритуального бюро. Было весьма очевидно, что их вчерашняя встреча оставила его в подвешенном состоянии. Вчера Чайльд изо всех сил старался вести себя так же, как и обычно, однако, очевидно, потерпел полное поражение — Чжун Ли не составило никакого труда понять, что что-то было не так. Столько хотелось у него спросить, столько нужно было ему рассказать… Однако в данный момент не предоставлялось никакой возможности сделать это. Трудно было признаваться, но Чжун Ли действительно боялся. Что, если он своей собственной трусостью погубил те ростки симпатии, что успели зародиться в груди этого искреннего юноши? Хоть и старался не думать об этом, но скребущие кошки продолжали наносить порез за порезом на его душе. И просто так выкинуть горящее алым пламенем чувство тревоги из собственной груди он никак не мог. Внезапный стук в дверь прервал и его лекцию, читаемую уже бессознательно в силу выработанной привычки, и гнетущие мысли, заставив обратить на его источник своё внимание. — Господин Чжун Ли-и-и! Вопреки ожиданиям, вместо вероятного посетителя в дверную щель протиснулась чья-то рука, заискивающим жестом приглашая мужчину пойти вслед за ней, после чего захлопнула за собой дверь, оставив всех присутствующих в лёгком недоумении. Утомлённо вздохнув, Чжун Ли поспешил извиниться перед работниками ритуального бюро и совершенно нехотя направился прочь из кабинета. Он уже примерно представлял себе, с чем придётся столкнуться… Или же нет? Ему порой трудно было предугадать, что таилось в голове у этого «вечного ребёнка», и всё-таки он заранее решил готовиться к самому худшему. Выйдя в коридор, он наконец столкнулся лицом к лицу с владелицей ритуального бюро. Задорный огонёк в алых глазах Ху Тао горел сегодня как-то ярче обычного, а два длинных хвостика особенно игриво дёргались при каждом её неуместном движении головой. И даже её привычная улыбка казалась особенно лукавой… даже слишком. Она была похожа на шулера, вот-вот собиравшегося горделиво сообщить оппоненту, что тот с треском проиграл партию. И даже для такой экстравагантной девушки улыбка эта не была чем-то свойственным. — Что-то случилось, госпожа? — учтиво, словно по выучке, поинтересовался Чжун Ли, не скрывая настороженности. — Никогда бы не подумала, что ты умеешь устраивать сюрпризы! — туманно ответила Ху Тао. — Неужто решил сменить поставщика шелковицы?.. — Нет, с чего вы взяли? — вопрос показался мужчине уж слишком уж странным. И только он было принялся размышлять, с чего вдруг хозяйка ритуального бюро вообще пришла к таким выводам, как понял, что, кажется, уже поздно. Улыбка Ху Тао стала ещё шире, она едва сдерживала томящееся внутри ехидство. А это значит, что он каким-то образом, сам того не зная, угодил в ловушку. — Оу-у, я так и знала! Выходит, тот парнишка, что стоит внизу с огромным букетом и расспрашивает о тебе, здесь с неофициальным визитом?.. Осознание пришло не сразу. Лицо обдало жаром, а щёки вспыхнули красным, хотелось сбежать, убраться отсюда куда подальше, хоть под землю провалиться от стыда. Однако Чжун Ли хватило лишь на то, чтобы хмуро отвести взор. — Неужто у «хладного и неприступного господина Чжун Ли» наконец появился ухажёр?! Прелесть, какая же прелесть! — девушка задорно захлопала в ладоши, едва ли не прыгая на месте от восторга, но тут же в нарочито разочарованной манере надула губы. — Эх, всегда я обо всём узнаю последней! Ну да ладно, лучше не заставляй его больше ждать. Но по возвращении я жду подробностей, договорились? — Ху Тао весело ему подмигнула, после чего летящей походкой удалилась куда-то вглубь коридора дальше по своим делам. Мужчина глубоко и протяжно вздохнул, точно бы пытаясь хоть немного замедлить сердцебиение и поспешил поскорее выйти на улицу. Вышло действительно неловко, и делиться никакими «подробностями» ему совсем не хотелось. Но ежели Ху Тао права и снаружи его действительно ожидает тот, о ком он думает… Было плевать на всякие последствия, лишь бы всё это оказалось правдой. Лишь бы его самые сокровенные надежды оправдались. Он отворил входную дверь в тревожном предвкушении, ошарашенно распахнул глаза и совершенно остолбенел. Это действительно был он… Рядом со старенькой доской для объявлений, в паре шагов от порога стоял Чайльд, державший в охапке… букет? Ху Тао и правда не обманула — целый огромный букет нежно-розовой, как кучевые облака в преддверии заката, свежей шелковицы. Стоило Предвестнику бросить на дверь беглый взор, он тут же обомлел, и кажется, растерял всякую уверенность. — Д-доброе утро, сенсей! — пролепетал он, торопливо поклонившись и, не успел Чжун Ли даже рта открыть, всучил ему букет. — Вот! Это вам! Прошу, простите за размеры! Он должен был быть куда больше, но в лавке сказали, это всё, что есть… — Больше? — мужчина непонимающе хлопнул глазами, стараясь покрепче охватить руками крайне объёмный подарок. — Чайльд, это самый прекрасный и роскошный букет, который мне только дарили. Право, не стоило так утруждаться… — Не стоило?! Сенсей, поверьте, вы достойны гораздо, гораздо большего! — голос Тартальи слегка дрогнул, и он расстроенно понурил голову. — Если бы только я мог сделать больше… — Дело ведь не в стоимости подарка и не в его размерах. Дело во вложенных в него чувствах, внимании. Сделанный с любовью подарок во много, много раз ценнее всякого золота. К примеру, ты запомнил, что я люблю шелковицу. И не только это… — он легонько приобнял букет, коснувшись кончиком носа одного из цветков, и расслабленно прикрыл глаза, глубоко вдохнув его аромат. — Хрупкие стебли, тонкие лепестки, лёгкий, едва уловимый запах. «Тоскующая фортуна»… Это ведь не простое совпадение, правда? — Когда мы гуляли там, на пристани, — сконфуженно начал Чайльд, — казалось, будто бы вы любуетесь ими более остальных. И в тот момент, когда мы подносили масла Властелину Камня… мне подумалось, будто бы вы тайком оставили лёгкий след на своём запястье. — Похоже, мне не удалось утаить это от твоих глаз, — консультант ритуального бюро расплылся в смущённой улыбке. — Аромат закатного тумана… Я нахожу его восхитительным. Похоже, у нас с Властелином Камня совпадают вкусы… — Он очень идёт вам. Столь же изысканный и утончённый, лишь для истинных ценителей… Как и этот сорт шелковицы. Не все могут по достоинству оценить эти цветы, даже не замечают, что перед ними настоящее, уникальное сокровище, чья красота поистине удивительна… ничего не смыслящие ни в ароматах, ни в цветах глупцы, вроде меня, — он горестно усмехнулся. — Я подумал, вам бы понравился этот букет… и, если хотите, мы можем сделать из этой шелковицы масло, чтобы вы могли ещё долго наслаждаться любимым ароматом. Что скажете?.. На миг воцарилась тишина. На лице Чжун Ли отражался целый спектр эмоций, чувства, что сейчас бурлили в нём, перемешиваясь и грозясь утопить голос разума в этом потоке. Сердце стучало так, точно вот-вот грозилось выпрыгнуть из груди, жар овладел буквально всем телом, лаская раскалёнными языками щёки. Надо было что-то ответить, но вместо того, он продолжал неверяще смотреть на Тарталью, не в силах ухватиться за последнюю трезвую мысль в голове. — Прости меня за всё, что было… — в конечном итоге с трудом выдохнул он, стыдливо отведя взор и уткнувшись носом в букет шелковицы. — Нет, нет! Что вы такое говорите? Это я должен просить о прощении… — в расстроенных чувствах принялся убеждать его парень, сам того не заметив, повысив голос. — Я так хотел с вами объясниться вчера, но… Не знаю, что на меня нашло. Чувствовал себя просто ужасно, боялся наговорить всякого. И вот — оставил вас одного, так ничего не объяснив и не дав вам объясниться… А ещё и тот вечер… Так боялся навязываться, боялся всё испортить… В итоге повёл себя просто ужасно, приставал к вам пьяный, даже и не подумав о ваших чувствах… Архонтами клянусь, как же я себя ненавижу! Тарталья замолчал. Видно было, что слова даются ему с трудом: он встал в закрытую позу, опустив голову и, казалось, всеми силами избегал смотреть мужчине в глаза. Тот глядел на него с сожалением и сочувствием, дал немного прийти в себя, после чего мягко продолжил: — Помнишь, в тот вечер я сказал, что мы спешим? — Чайльд в ответ смиренно кивнул. — Знаешь, после того разговора, впервые за всю свою жизнь я задал себе вопрос: а на что, собственно говоря, мне нужно время? К чему откладывать то, что в любом случае не будет длиться вечно? Почему нужно ждать какого-то подходящего момента, если можешь сделать то, чего желаешь, здесь и сейчас? Я как-то сказал, что мне есть чему у тебя поучиться, а ты, кажется, этому удивился. Только вот это правда, Чайльд, в сравнении с тобой мне и правда не достаёт многого… Например, я бы хотел научиться у тебя смелости, способности понимать точно, чего я на самом деле хочу. Если бы не моя нерешительность, ты бы не упал в тот день в воду… а я бы не ранил твои чувства. — Сенсей… — Тарталья оторопело поднял на него глаза, слушая буквально с открытым ртом. — Я плох в любви, Чайльд. Люди ходят на свидания, гуляют всю ночь до рассвета, дарят подарки, разделяют трапезы, делятся друг с другом теплом и своего тела, и своей души… Можешь представить, что человек моего возраста ни разу этого не делал? — он безрадостно усмехнулся. — Да, мне тоже это кажется ужасно глупым… Долгое время я думал, что не создан для этого, что всё это против самой моей природы… Сказать, что я ошибался было преуменьшением. И вот он я теперь — одинокий и закостенелый, не способный решиться даже на поцелуй с мужчиной, что мне небезразличен. Так что… знаешь, пожалуй, я тоже себя ненавижу. Он ему… небезразличен? Тарталья понятия не имел, что овладело им в тот момент. Просто почувствовал себя переполненным, словно река, что вот-вот грозилась разлиться, выйти из берегов, затопив собой все ближайшие окрестности. Искренние, проникновенные слова мужчины вновь зажгли в нём огонёк надежды, чарующий голос и тонкий, соблазнительный аромат шелковицы опьянили, заставив мысли улететь куда-то далеко-далеко. Всё произошло как-то само собой, не потребовалось и капли усилия, чтобы поддаться сладостному душевному порыву. Только было хотевший что-то сказать Чжун Ли, совершенно оторопел и замер, когда вдруг почувствовал прикосновение чужих губ. Сухие, едва дрожащие, но всё же такие тёплые и мягкие, каждое их движение заставляло бабочек в глубине живота трепетать крыльями всё сильнее и сильнее. Предвестник легонько касался кончиками пальцев его подбородка, а второй рукой — приподнимал за талию, так легонько, точно бы боялся спугнуть. Заворожённый его прикосновениями, одурманенный бьющим в ноздри еле-еле сладким ароматом шелковицы, Чжун Ли расплылся в искренней, ласковой улыбке, расслабленно прикрыл глаза, нежно запустив пальцы в рыжие волосы юноши. Так вот, что это такое… Поцелуй. — Сенсей, прошу вас, — Чайльд чуть-чуть отстранился, перейдя на едва слышный шёпот, — пойдёмте со мной… Мы будем гулять по городу, весь день и всю ночь, пока совсем не утомимся, я подарю вам все диковинки торгового района, всё, что вашей душе только будет угодно, свожу в любой, даже самый дорогой ресторан. Только, пожалуйста, пойдёмте… Я готов на всё, что угодно ради этого. — Чайльд, это… звучит просто прекрасно, — Чжун Ли легонечко рассмеялся, но улыбка его вдруг сменилась грустью. — Но меня ждут коллеги… Я не могу уйти с работы прямо сейчас, как бы ни хотел, — только было взгляд Предвестника грозился потухнуть, он поспешил добавить: — Я буду ждать тебя в «Трёх чашках» на закате, хорошо? — Да, но только… пообещайте, что придёте, — в глазах Чайльда читалась искренняя мольба. — Прошу… — Обещаю. Чайльд, клянусь, я обязательно приду. Его слова, кажется, подарили Тарталье долгожданное упокоение. Он оживился, несколько повеселел и даже расплылся в привычной, так ему свойственной, чарующей улыбке — Хорошо, мне будет этого достаточно. Тогда не буду более задерживать. Хотя… Последний подарок, если позволите! На прощание он быстро чмокнул консультанта ритуального бюро в губы, заставив раскраснеться ещё пуще прежнего. Тот вернулся в здание, помахав на прощание Чайльду рукой, нежно приобнимая подаренный букет, окрылённый новыми, куда более яркими, чем он себе представлял чувствами. Все мысли ныне уходили в совершенно другое русло, никак не желая сосредотачиваться на работе, а ноги предательски подкашивались. «Ну и как мне читать лекции с таким настроением?» — нарочито посетовал про себя он, но в аудиторию всё же возвращался в самом наипрекраснейшем расположении духа, с наслаждением вдыхая тонкий аромат шелковицы. Всё-таки впереди его ждал совершенно волшебный вечер…