НЕЛЮБОВЬ

Все случилось в одночасье. В одночасье безрадостная жизнь Деви, оплакивающей брата, вдруг обратилась... в сторону вовсе беспросветного мрака. Удел каждой девушки, и безродной, и знатного имени - покинуть отчий дом и встать за мужем, и все же при Кайрасе, озабоченном ее счастьем и благом, Деви и не думала о замужестве. Ни о ком не вздыхала, только смущалась смотреть в глаза Камалу, позволяя себе иной раз пошутить над его усами... словом, жила беззаботно и весело. Однако ласковый старший брат неожиданно скончался, и как будто мало было горя - немедленно вернувшийся из странствий дядя, встав во главе семьи и взяв Деви на попечение, отчего-то так ее невзлюбил, словно она была не полноправная госпожа Шарма, а пущенная Кайрасом под кров бродяжка. Очень скоро Деви поняла, что этого не изменить, как ни усердствуй угодить. Из бедственного положения беззащитной, угнетаемой сироты спасти могло только замужество. От плена одиночества и скорби спасти. И она стала слезно молиться о заботливом, мягкосердечном муже. О таком, который согрел бы и укрыл от всех бед. О таком, как Камал, что всегда был к ней добр и внимателен... Деви не знала его близко, не видела в гневе - и все же не могла представить, что он способен обидеть ее. Казалось, не такой он человек. Не жестокий. Смутно предчувствуя плохое, она с надеждой, чуть не с мольбой смотрела Камалу в глаза, но так и не уединилась с ним, чтобы сказать: «Женись! Возьми в жены - послушней и благодарней не найдешь! Уверена, Кайрас хотел бы, чтобы ты обо мне позаботился... Или я для тебя недостаточно хороша?». Ведь не принято было подобным образом себя бесстыдно предлагать - в особенности мужчине, что, кажется, вовсе не помышлял о том, чтобы взглянуть на нее иначе как подопечную. Нерешительность и промедление возымели необратимое последствие. Другой взял Деви себе. Совсем другой. Дорана Басу она знать не знала, только слышала иногда да краем уха о дяде Радхи и Сары, жестоком карателе захватчиков и предателей. Одним днем он объявился. Увидел Деви в зале Калигхата, в ожидающем начала дневной службы столпотворении. Медленно, но решительно пошел к ней - люди перед ним расступались, словно дикие звери перед пламенем факела. Деви, погруженная в свои невеселые мысли, не заметила этого. Никак не могла она знать его из-за малолетства, не поняла, кто встал перед ней, в растерянности взглянула на высокого и статного - и, видно было издали, знатного - господина. И совсем потерялась, когда он негромко и удивленно, словно не веря глазам, скорее самому себе сказал: - До чего похожа. Там же Доран и решил, что быть Деви его женой, а равнодушный к судьбе племянницы Анил и рад был от нее избавиться, да так удачно - породнившись с родом Басу. Деви не спросили, и сам глава рода Шарма не выбирал, отдавать ее или нет. Деви была в ужасе. Она не знала Дорана, но была наслышана. Такой человек едва мог стать внимательным и любящим мужем, о котором она мечтала. Наверняка он был из тех мужчин, что полагали, будто женская доля - ублажать и рожать, не терпели слез и... могли и руку поднять на жену. А как он был сложен! Ростом с Камала, но как будто бы тяжелее того и шире в плечах, в кости... Терпеть побои удовольствия мало, а ну как такой не рассчитает силу - пришибет... Нет, равнодушия и, того хуже, жестокости Деви не вынесет! Но единственное, что она могла сделать, - пасть, точно в храме перед статуей Махакали, Видии в ноги, лбом в цветастый ковер, уповая на ее благосклонность, умоляя отговорить брата от насильственной женитьбы. И пала, и взмолилась искренне. Видия скупо пожалела ее и сказала прямо, как кинжалом по горлу полоснула: себе в жены Доран волен взять любую, пусть только женится наконец да пустит семя в плодовитое чрево. - Встань, ну! Не реветь, а радоваться должна, - упрекнула Видия сурово. - Не старик, не безобразный урод, не прокаженный - прославленный воин из правящего рода станет твоим мужем. Не слюбится, так стерпится. Деви ее слова нисколько не утешили. Чему ей радоваться? Они виделись лишь единожды. Доран подивился тому, как она похожа на мать, и тут же, не узнав ее имени и не потрудившись назваться, был таков. Он не полюбил ее с первого взгляда, уж точно нет. Да коня выбирают с большим тщанием, чем он выбрал себе жену! - И что с того? - пуще прежнего рассердилась на это Видия. - Красота лица и узкая промежность имеют над мужчинами власть. А ты красавица, каких мало, к тому же нетронутая. Будешь покладиста, и горя не узнаешь, а будешь хитрей - скрутишь его и к рукам приберешь. Деви не была уверена, что ей хватит хитрости. Она и опомниться не успела, как настал день свадебной церемонии. Никому не было дела до того, что невеста безрадостна, только Амрита, Сара и Радха пытались поймать взгляд Деви, но она ни на кого не смотрела, приняв вид отрешенный и горделивый. И на суженого взглянула лишь раз, когда к тому принудила традиция. Дорану полагалось ответно посмотреть ей в глаза, но задумчивый, отчужденный взгляд его изучал черты ее лица. Как оказалось, по юности он любил ее мать - давно почившую. Деви от этого было не по себе. Не по себе было от понимания, что она сама, как бы свежа и хороша ни была, Дорану была мало интересна: красавиц вокруг него водилось немало, и всякая, замужняя ли или несущая обет безбрачия, была бы рада угодить господину Басу. А Деви сидела рядом с ним, избегая на него смотреть, и вздрагивала от громкого голоса и раскатистого смеха. Ей было не до веселья. Она думала о том, как муж обойдется с ней ночью. А ночь была все ближе. Все пугливее билось сердце в маленьком, не знавшем соприкосновения с мужскими чреслами теле. Страшно было лечь с незнакомцем, не вполне трезвым Палачом, к тому же Деви не знала толком, что ее ждет. Знала только: будет больно. И что суждено ей вскоре отяжелеть - а как иначе при крепком молодом муже? Доран был старше Кайраса, но моложе Камала - и куда вспыльчивей обоих. В сумерках повозка доставила их к его дому. Деви, поддавшись страху, замешкалась подать ему руку и спешиться, и Доран, потеряв терпение, закинул ее на плечо. Будто не слыша возмущенных воплей, внес в свою спальню, бросил на кровать, так что Деви подбросило на перине, и самым безжалостным образом взял ее невинность. Разумно было покориться, но Деви пыталась сопротивляться, не согласная с таким варварским обращением, билась, как рыба в тисках, чуть не кусалась, чем только себе делала хуже и больнее. И подавилась криком, когда он лег между ее ног и его член, легко преодолев девственную узость и словно разорвав надвое, был вогнан внутрь. Одной рукой зажала рот, а глаза заслонила сгибом локтя другой. Обездвижив ее тяжестью своего тела, Доран резко двигался; скрипела кровать, и наручные и ножные браслеты Деви позвякивали. Коса ее растрепалась, вплетенные в волосы цветы жасмина осыпались лепестками, словно оплакивая утерянное девичество. Когда все закончилось, когда Доран перекатился в сторону, повалившись на спину, чтобы так и проспать до утра, Деви ни жива ни мертва неловко села, а потом соскользнула с постели и едва не рухнула на колени от резкой боли внизу живота, отдающей коликами в бок. Согнувшись пополам, сдерживая стон боли, она вышла за дверь и, держась рукой за стену, пошла прочь. Не чувствуя даже, как наружу потекло смешанное с красным семя. Тут и Айшвария с другой, совсем юной служанкой, охая и причитая, подбежали, подхватили под руки и увели. Одна радость Деви осталась - что верная Айшвария перешла за ней в дом ее мужа и была под рукой. Неравнодушная служанка, вытирая ее между ног, просила терпеть, внушала, что на женском терпении мир стоит, что лучше плакать во дворце, чем смеяться в бараке. Деви горько плакала и была не согласна в корне. Она выбрала бы барак, убогий, но разделенный с тем, кто был бы ей люб, а не ненавистен. После пережитого, после того, что с ней сделали, она была близка к ненависти как никогда. Напрасно ей, как всем девушкам ее лет, мечталось о любви чистой и светлой. Боль брачной ночи раз и навсегда покончила с глупыми мечтами и надеждами. Деви с трудом уснула в спальне, убранство которой и не разглядела толком в горячке чувств. Наутро лоно ее болело и кровило - слабо, но безостановочно, и все же не явилась к завтраку она не из-за этого, а из упрямства и обиды. Доран послал за ней. Деви передала со служанкой, что желает есть отдельно, за что немедленно поплатилась: он пришел лично. По-хозяйски вошел в спальню, так что она испуганно вскочила со стула, взял за локоть, назвал несносной девчонкой и бросил на кровать, как прошлой ночью. Деви больше не отбивалась и с живота на спину не перевернулась, чтобы не видеть его, а только внутренне вся сжалась, крепко закрыла глаза и, пережидая болезненные ощущения, попыталась забыться. Вспомнила брата, и любимого коня, и родной дом, но в счастливых воспоминаниях спасения от несчастья не было.