Его гитара

      Когда-то Толис хотел стать врачом. Мать у него мыла полы в больнице, бывало и так, что приходилось брать сына с собой на работу. Маленький Толис исподтишка наблюдал за важными людьми в белых халатах, из речи которых он не понимал ни слова, но всё сказанное казалось ему очень умным и значительным. После появления младших братьев приглядывать за кем-то уже вошло в привычку. Вот так отвернёшься ненадолго, а потом лбы расшибленные считай! Слава Богу, Толис редко отворачивался.       Семь классов он закончил только к восемнадцати годам и чуть ли не на выходе из школы получил повестку – война. Семью увезли в эвакуацию куда-то за Урал, а Толису пришлось вместо скальпеля осваивать винтовку. Он мог бы стать пушечным мясом, как многие новобранцы в те годы, да видно мать отмолила.       С начала войны прошло уже три года. Много чего довелось ему увидеть за это время – и героев, подрывавших себя гранатой вместе с фашистами, и дезертиров, трусливо сбегавших с поля боя, в надежде спастись. Был даже случай, когда солдат застрелился из собственного ружья. Не выдержал, думал Толис. А он бы так смог? Ведь тоже было страшно поначалу, и убежать хотелось... Вот только некуда ему бежать, позади остались те, кого он клялся защитить любой ценой.       За время службы у Толиса появился друг, и вот его он по праву считал человеком, который никогда не сдаётся. Феликс на первый взгляд был обыкновенным болтливым поляком. В отличие от Толиса, он практически без акцента изъяснялся на русском и мог заговорить кого угодно. В разведчики бы ему, как говорил старшина, талант! Тут он, пожалуй, не ошибся, ведь в боевом плане толку от Феликса было мало: щуплый мальчишка, на голову ниже не очень высокого Толиса, стрелял в основном по воробьям. Однако его вклад в общее дело был не меньше, чем у всех остальных. Феликс умел отвлекать товарищей от ужаса, происходящего прямо перед их глазами.       У него была гитара, единственное движимое имущество. Несмотря на уговоры бросить эту бандуру и облегчить себе жизнь, Феликс везде таскал её с собой. По вечерам, бывало, исполнял песни собственного сочинения. Один раз удивил Толиса литовской народной песней – этот жук, оказывается, и по-литовски немного понимал.       Они так странно смотрелись со стороны: темноволосый и загоревший Толис, крепкий от постоянной тяжёлой работы, а рядом мелкий, блондинистый Феликс, с не поддающейся загару кожей. Удивительно, что они вообще подружились, потому как и характерами сильно отличались. Толис иногда думал об этом и приходил к выводу, что шумному поляку как раз и нужен спокойный товарищ вроде него. Кто-то должен был осаживать Феликса, когда тот слишком расходился. И всё же, он смахивал на солнечного зайчика, к которому тянулись люди, жаждущие света. - Письмо пришло? – летним вечером сорок четвёртого Толис уселся у костра рядом с другом. Тот увлечённо всматривался в два маленьких листочка бумаги. - Ага, - кивнул Феликс, отрываясь от чтения. – От родителей и от Лизы. - Что пишут? – спросил Толис.       Феликс заглянул в письмо, как бы вспоминая, что там написано, и заулыбался во весь рот. - На, сам посмотри. Вот здесь, - он протянул другу письмо и указал на место, с которого надо читать.       Присмотревшись, Толис разглядел мелкие, криво написанные буквы, причём в некоторых местах они кривились по-разному. «Братик, возвращайся скорее! Мы скучаем. Клара и Слава» - Близняшки написали? – понял Толис и сам улыбнулся. - Ага. Они ещё только учатся писать, - в голосе Феликса слышалась гордость. Близнецы Слава и Клара были его младшими братом и сестрой. - Молодцы какие, - порадовался Толис вместе с другом. – Как они там с родителями? - Пишут, что хорошо, - пожал плечами Феликс. – Врут, наверное, чтобы не расстраивать. Я им в прошлый раз написал, что тебе медаль дали. Передают поздравления. - Что ты им про меня-то пишешь? Пиши о себе, - в которой раз удивился Толис. - Ну что я им напишу, Лит? Что мне намедни чуть руку гранатой не оттяпало? – Феликс покачал головой. – Нет, надо о хорошем писать.       «Лит» - это у Феликса было любимое обращение к Толису, мол, «литовец» слишком длинно. Иногда и просто Литвой называл. - А от Лизы что? – поинтересовался Толис. То была невеста Феликса, жениться на которой он не успел всё из-за той же войны.       При упоминании Лизы Феликс снова улыбнулся, но уже как-то невесело. - Что-что... Ждёт, скучает...       Расспрашивать дальше Толис не стал, ни к чему это. Поляк, тем временем, тряхнул головой и быстро убрал письма в карман. - Твои-то тебе ещё не ответили? - Да моё письмо только-только уехало, - хмыкнул Толис. – Не скоро ответ будет. - Эх... – Феликс вздохнул и молча принялся перебирать струны своей ненаглядной гитары. В последнее время он был непривычно задумчив, чему литовец тихо удивлялся. - Что вам сыграть, панове? – громко спросил Феликс у солдат, усевшихся вокруг костра.       Со всех сторон послышались выкрики, каждый хотел что-то своё. Феликс усмехнулся в своей привычной манере. - Ладно, свою вам сыграю – вчера сочинил...       Зазвучали минорные аккорды. Я сыграю тебе на гитаре И спою эту грустную песню О несбывшихся ожиданиях И оставленных городах. Груз несдержанных обещаний И тяжёлую неизвестность Мне успеть тебе рассказать бы И допеть до утра. Я сыграю тебе на гитаре, Всё моё небольшое наследство Заключается в этой даме, Для которой не жалко рук. Груз несдержанных обещаний И тяжёлую неизвестность Мы с тобою уже видали Среди тысяч душевных мук. Я сыграю тебе на гитаре, До утра мне бы ею согреться, Ну а после никто не знает, Буду ль к вечеру с вами я. Груз несдержанных обещаний И тяжёлую неизвестность Ты сыграй на моей гитаре Завтра вечером за меня.       Во время исполнения Феликс иногда косился на Толиса. Когда музыка стихла, над костром повисла тишина. Толис во все глаза уставился на друга. Откуда-то прозвучали смешки. - Лукашевич, да ты никак помирать собрался? - Я те дам помирать! – осадил кто-то шутника. – Феля нам ещё в Берлине победную споёт!       Напряжение немного спало, все постарались приободрить Феликса, единодушно решив, что неугомонный поляк устал. Для Толиса же это стало ни много ни мало откровением. - Ты с чего такое сочиняешь? – спросил он, как только большая часть взвода отправилась на боковую. - Не понравилось? – обеспокоенно отозвался Феликс. - Дурака не строй, я-то всё вижу, - Толис попытался поймать его взгляд. – Случилось чего? - Война случилась, Лит, - поляк двумя руками обнял свою гитару. – Что я, по-твоему, железный? Да и предчувствие у меня какое-то... - Заняться бы тебе делом, и не будет никаких предчувствий. Стрелять бы лучше поучился, - выплюнул Толис.       Феликс промолчал. Звенящую тишину нарушал только треск угольков в костре. Толис тяжело выдохнул и опустил глаза в землю. Он вдруг почувствовал обиду на своего нечаянного друга.       Кто угодно мог пасть духом, только не Феликс. Не единожды раненный, он рассказывал на весь госпиталь анекдоты так, что хохотали даже врачи; не умеющий воевать, мечтал, как пройдёт по улицам павшего Берлина. Феликс, строящий планы на жизнь после войны, лелеющий надежду стать актёром несмотря ни на что, часами перечитывавший письма от ждущей его Лизы... Этот Феликс ни за что не мог сдаться. Толиса вдруг посетила страшная догадка: а что если он с этим своим предчувствием сам сунется под пули?       Бросив на друга беглый взгляд, Толис поспешил успокоить себя. Не стоит разводить панику. Почему он вообще отказывает Феликсу в праве на усталость, ведь он тоже человек? «Вот дурак», - мысленно обругал себя Толис и посмотрел на Феликса снова, теперь уже с большим сочувствием. - Феля, ты прости меня... – неловко извинился Толис и, не сдержавшись, выдал: - Ну сам подумай, куда тебе помирать? А родители? А Лиза? - Твоя правда, Лит. Некуда, - Феликс приподнял голову и улыбнулся, будто ничего и не было. – Приедешь ко мне на свадьбу? Уж поди польских свадеб ты ещё не видал! - Приеду, если ты глупостей не наделаешь, - со всей серьёзностью отозвался Толис. - Не наделаю, - пообещал Феликс. – Слово польского пана. Умышленно не давая Толису шанса продолжить разговор, Феликс отложил свою гитару и встал. - Пошли спать? Я устал, как собака. - Пошли, - кивнул Толис с каким-то щемящим чувством в груди.       А следующий день прошёл странно. Привычная кровавая каша, свист, крик... Кажется, Феликса немного поцарапало, и его уволокла санитарка. «Ничего, он крепкий, жить будет», - думал Толис, отстреливаясь от врагов. Он продолжал так же думать ещё какое-то время, пока за ним не прибежала санитарка с белым-белым лицом. - Там... это... – вполголоса бормотала она. – Феликс... - Что «Феликс»? – Толис потихоньку начинал нервничать. - Того... – выдавила наконец девчонка, когда ничего не понявший литовец уже сорвался с места.       У медиков стояла какая-то непривычная тишина. Сегодня на удивление мало кого ранило, только Феликса и ещё пару человек. Появление Толиса было встречено гробовым молчанием. - Лукашевич где? – задал он единственный интересующий его вопрос.       Молчание. Врач кивнул Толису куда-то в сторону: вон там.       Лицо стало ещё светлее блондинистых волос, а те – в крови. Как будто спит, и, Господи, если бы он действительно спал... - Обильная кровопотеря... Тут уж мы ничего не могли, - скорбно сообщает врач. - А? – Толис его не слышит и не чувствует, как подкашиваются ноги. Его глаза прикованы к лицу, позавчера весёлому, вчера печальному, а сегодня мертвецки бледному. - Как... Именно он... Почему? – он спрашивает у пустоты, а она – жестокая! – ничего ему не отвечает.       К вечеру во взводе тихо. На Толиса смотрят с жалостью, но ничего не говорят, да ему и не нужны никакие слова. - Мы тут это... Принесли, - кто-то кладёт перед ним гитару, оставшуюся без хозяина. Деревянная бандура, подаренная Феликсу двоюродным братом, с которой он никогда не расставался.       Толис берёт гитару, вяло проводит рукой по струнам. А ведь он не успел отправить письма домой... Наверняка попросят его, Толиса, написать родным Феликса. А что он напишет?       Простите, родные, вы больше никогда не увидите своего сына и брата? Прости, Лиза, ты уже не выйдешь замуж за своего жениха? Простите меня, я не уберёг, не спас, не заткнул ему кровоточащую рану?       «Хочу домой», - бормотал Феликс перед смертью. Толису рассказала одна из санитарок, пока остальные прятали лица в ладонях. Им всем его жалко. Жалко, что белобрысый чудак с гитарой уже никогда не доберётся до дома. - Чёрт бы тебя побрал, Феликс... – Толис обнимает гитару двумя руками, точно так же, как его потерянный друг, и уже не сдерживает слёзы. – Я не умею... не умею играть.