(не)знакомый

Неотъемлемой частью классической подростковой вечеринки является: огромный дом, громкая музыка, и естественно, алкоголь. Сегодняшняя вечеринка — полное попадание по каждому пункту, словно заточенным дротиком прямиком в десяточку. Время перевалило за полночь, но расходиться никто не собирался. Всё только начинается. Из колонок доносится какой-то попсовый около-рок, что к чертям разрывал барабанные перепонки, и уже через десяток разнообразных треков создаётся стойкое ощущение, будто уши залиты водой (скорее вязким желе). В глаза периодически светят лучи диско-шара, противно прожигая сетчатку на пару секунд. Марк ёрзает на месте, стараясь спрятать свой взгляд где-то внизу. Ожидание мучительно. — Хэй, ты весь вечер один тут сидишь. Всё в норме? — раздаётся приглушенный голос где-то сзади от дивана, на котором в одиночку сидел Марк. — Получается ты весь вечер следишь за мной? — откликается он и поворачивается в сторону откуда услышал вопрос. В темноте и в лучах одного лишь диско-шара тяжело рассмотреть его лицо, но оно было явно приветливым. — Ты сидишь посреди комнаты и пялишь в одну точку, на тебя все смотрят, чел, — парень приземляется рядом с темноволосым и протягивает стакан с каким-то алкоголем, тот лишь игнорирует дружелюбный жест. — Буду честен, я вижу тебя впервые здесь, возможно поэтому я обратил внимание на тебя. Ты действительно в первый раз тут? — Первый, и надеюсь, последний. Не люблю подобные вечеринки, — перекрикивая музыку и звонкие голоса людей, ответил парень. — Оу, ты типа такой правильный весь? Сидишь дома и порядочно готовишься к экзаменам? — поставив один стакан на журнальный столик рядом с диваном, он повернулся к парню. — Почему это? Все эти вечеринки — как детский сад. Куча несовершеннолетних подростков, которые стоят своими кучками, а алкоголь заканчивается раньше, чем ты успеваешь о нем подумать. Я предпочитаю клубы, — все-таки взяв этот стакан со стола, брюнет тоже делает глоток, в надежде расслабиться. — Не удивлюсь, если на кухне кроме пустых стаканов ничего не осталось, — он глубоко вздыхает, скользя взглядом, как острыми коньками по гладкому льду, по пьяным тушам людей, которые несуразно двигались в такт музыке. — Надо бы спросить у хозяина этого местечка, где можно спокойно посидеть, чтобы не доебывались такие как ты, — Марк с толикой презрения глянул на парня, а после вновь уткнулся взглядом в излюбленную за этот вечер точку. — Ну спрашивай, я хозяин, — усмехнулся тот, театрально закатывая глаза. И даже в столь плохом освещении Марк смог рассмотреть некую гордость, заточенную в туманных, и малость пьяных, глазах. — Ну а если серьёзно, то на втором этаже в самой дальней комнате. Там почти не слышно музыки, и туда редко кто заходит, — он встает с дивана, бросая быстрый взгляд на Марка. — Как зовут-то тебя? — Не думаю, что тебе нужна эта информация. Вряд ли мы пересечемся ещё хоть раз, — фыркает тот, складывая руки на груди. «Как-то неловко» — А я так не думаю. Я Донхёк. Ещё увидимся, незнакомец. ;; — Почему ты меня не предупредил, что съебался с этой вечеринки вчера?! Я как конченный ждал на диванчике пока ты набухаешься, и вместе уйдём оттуда! — Прости, чувак, я слишком сильно накидался и был вообще не в силах найти тебя. Возмущения Марка эхом отражались от стен в пустом университетском коридоре и зациклено гуляли, из раза в раз проезжаясь по ушам Ёнхо. Пары начались около получаса назад, но кто в здравом уме будет ходить на первую лекцию по философии в понедельник? Точно не эти двое. Поэтому они единогласно решили опоздать и подойти ко второй паре (а может и к третьей). — Что бы ты не говорил, вчерашняя вечеринка была что надо. Впрочем, у этого парня всегда неплохие тусовки, — Ёнхо усаживается на подоконник, но после того как он протяжно скрипит под его весом, сразу же спрыгивает. А Марк всеми силами подавляет нелепый смешок, застрявший в горле от чужой неуклюжести. — Ну как сказать, лично я ничего особенного вчера не увидел в этом доме, который был набит до краёв школьниками и первоками, — Ли облокачивается боком на стену, поправляя лямку пустого рюкзака, что сползла к локтю. — Подросткам тоже нужно как-то отдыхать. Не всем же по твоим клубам ходить, — парень копирует движение Марка и встаёт возле стены, краем глаза смотря на собеседника, будто он ему совсем неинтересен. — Кстати, этот парень сам по себе неплохой, у него даже есть своя музыкальная группа, если я не ошибаюсь. — Группа? Неплохо, — Марк поджимает губы в тонкую линию, неосознанно кивая пару раз. — А откуда он вообще? — Он первак с филологического, но я могу ошибаться, этот чел мне не особо интересен, — покусывая нижнюю губу, ответил Ёнхо, перебирая мелочь в карманах джинсовки. — Пиздишь как дышишь, вот если мне реально чел не особо интересен, то я ни черта о нём не знаю, — хмыкает Марк, словно только что выиграл напряжённую шахматную партию. — Если бы он тебе реально был не-особо-интересен, ты не спрашивал про него. Шах и мат, — парень довольно хохочет, смотря на Ли, что был несколько меньше его и выглядел слишком смешным, когда начинал злиться. — Заткнись. Дружба этих двоих началась с самого первого года обучения на факультете юриспруденции, когда они оба сошлись во мнении, что философия юристу не нужна, от слова совсем. За три курса они сильно сблизились, чтобы сейчас называть друг друга «лучшими друзьями». Но никто из них этого не делает. Никто из них не видит смысла в ярлыках, которые каждый вешает на любого человека в своём окружении. «Друг», «кент», «какой-то знакомый». А может они оба просто странные. Ветер из открытого окна крадётся по рукам, словно вылизывает открытые участки кожи и превращается в тонкую плёнку, сотканную из мурашек. Следующий поток ветра путается в волосах, примеряя на себя роль парикмахера, закручивает их в крупные кудри против роста волос. В коридоре снова натягивается прозрачная, стеклянная тишина, что изредка разбивалась от криков вне учебного заведения, а после склеивалась вновь. — Группа у него, говоришь… — Неинтересен он тебе, говоришь, — передразнивая мечтательную интонацию Марка, говорит Ёнхо. — Да успокойся уже, — Ли толкает парня в плечо, шумно выдыхая через нос, вызывая тем самым на лице друга глупую улыбку. — Интересно, а они сами песни пишут? Я б послушал, если у них всё не совсем плохо, то эта группа могла бы так авторитет универа поднять, — он воодушевлённо шепчет, на грани слышимости, озвучивая свои мысли. — Понятия не имею, но ты можешь посмотреть на доске объявлений, вдруг там будет какая-нибудь информация о них, — слова Марка долетают до Ёнхо, но тот лишь пожимает плечами и поправляет растрёпанные пряди, что спадали на угольные ресницы. — Да, я после пар гляну. ;; Донхёк подключает провод от электрогитары к большому комбоусилителю «Fender», выкручивая басы и выводя громкость. Он пару раз проводит по струнам медиатором, и звук каждой протяжно воет из динамиков. Затем парень вновь возвращается к комбику поправляя низкие и средние частоты. — То, что надо, — шепчет себе под нос, закусывая губу. Парень вновь гуляет пальцами правой руки по струнам, а левой зажимает подобие аккорда на десятом ладу. Он совсем тихо напевает куплет песни, рефлекторно постукивая ногой по полу в такт. — Кайф, — Донхёк отпускает гитару из рук, и она виснет на шее, заставляя сутулиться. Завтра первый концерт. Звучит волнительно и волшебно одновременно. Особенно для Донхёка, который ждал этого события ещё с самого начала учебного года. Неужели у его группы наконец-то появится возможность показать себя? Пусть и только перед студентами университета. Каждая мысль о завтрашнем дне крадётся змеёнышами волнения в животе и заплетается там в тянущий узел. Кажется, что даже волосы на голове шевелятся слабо, когда на поверхность сознания всплывают картинки с грядущего концерта — сцена, толпа подпевающих студентов, яркие лучи. Сегодня генеральная репетиция, в которой группа особо не нуждалась. За весь этот год они отточили свои навыки до предела, и кажется, что уже выше головы не прыгнут, что их талант заканчивается здесь — в каверах на любимую рок-группу и еженедельных репетициях в доме Донхёка. Но на самом деле, у таланта нет границ. Есть лишь рамки, в которые мы сами себя загоняем, как в золотую клетку, где удобно усаживаемся, скрестив ноги. Талант не возникает сам по себе: это не дар и не чудо. Талант — это труд. И никто из нас не идеален, никто не совершенен. Всё поддаётся развитию, нужно лишь направить это в нужное русло. Как и искусство. Искусство становится искусством, только когда ты вкладываешь в него всего себя. Донхёк открывает дверь гаража, потому что через пару минут должны подойти остальные, а сам падает на диван. Он укладывает гитару у себя на коленях и запрокидывает голову, прикрывая глаза. Парень отсчитывает секунды у себя в голове. Пятнадцать. За пределами дома слышится шум. Десять. К гаражу приближаются шаги. Пять. Пространство заполняют какие-то несвязные разговоры. Одна. Донхёка слабо пихают в плечо. Значит, репетиция в полном составе начнётся сейчас. ;; — Не знаю, чел, у меня язык не поворачивается назвать их группой, — Ёнхо толкает Марка в плечо, отвлекая того от рассматривания декораций к концерту, до начала которого оставалось чуть больше пяти минут. — У них нет ни названия, ни собственных песен. Просто кавер-команда. — А что ты хочешь от первокурсников? Профессиональную группу с парочкой студийных альбомов и мировыми турами? — Ли возмущённо стреляет лазерным взглядом на недовольное лицо парня, пихая в плечо в ответ. — Ты вспомни себя на первом курсе. Чем ты занимался? Хуи пинал и считал банки из-под пива? Критикуешь — предлагай. — он изгибает бровь, и замечая растерянное лицо Ёнхо, давит победную улыбку. Концертный зал при университете был забит до предела, что казалось Марку удивительным. Неужели не только ему с Ёнхо не лень стоять здесь после всех пар? Видимо этот вокалист-гитарист пользуется положительной репутацией среди студентов, раз столько людей пришли поглазеть на его группу. Марк последний раз осматривает зал, перед тем, как музыка вырывается из колонок диким рёвом, сравнимый со звериным рыком. И толпа одобрительно подхватывает, выкрикивая что-то и хлопая в ладоши. Ли рефлекторно дёргается, вновь приковывая глаза к сцене, где уже стоял состав группы. И Марк не помнил как выглядит тот, кто подсел к нему на воскресной вечеринке, но у него не остаётся сомнений, что парень в синих широких джинсах и с чёрной гитарой в руках — это тот самый Донхёк. И без капли лести, в свете софитов он выглядит куда симпатичнее, чем в таинственном полумраке. — Все готовы?! Потому что мы начинаем наше первое выступление! — Донхёк подходит к микрофонной стойке почти вплотную, придерживая сам микрофон. — Сделайте-ка шуму! Зал напомнил на секунду стаю бешеных собак, сорвавшихся с цепи. Студенты кричали слишком громко, заглушая саму музыку, которая толком не успела начаться. На бэк-вокале слышатся японские слова* — они путаются среди толпы и прочих звуков, а их значение не улавливает, наверное, ни один студент. Донхёк берёт гитару в удобное положение и бьёт по струнам, ловко переставляя пальцы между ладами. Затем его голос дополняет сложившуюся музыкальную картину цветными красками самых ярких цветов. И Марк почти сразу узнаёт эту песню. Она звучала несколько раз на той вечеринке.

Alright, alright

Хорошо, хорошо.

Everybody pay attention to me,

А теперь обратите свое внимание на меня,

So get your hands up, now get your hands up.

А сейчас поднимите руки, поднимите руки вверх.

Глаза парня полуприкрыты, а на лице вспыхивает ярким пламенем хитрая ухмылка. Его тело выглядит таким расслабленным, словно он не волнуется совсем, словно он не здесь. Он в этой песне. Донхёк покачивается в ритм музыки, изредка отходя от микрофона, из-за чего его голос становится тише — поёт вживую. Сквозь широкие дырки на джинсах виднеются его колени цвета кофе со сливками, а растянутая чёрная футболка настырно спадает с одного плеча, демонстрируя край острой ключицы. Кудрявые крашеные волосы падают на глаза соломенными колосьями пшеницы, но из-за отсутствия возможности поправить их, парень закидывает голову назад, и выглядит это чертовски эффектно.

Ain't nobody gonna take my life

Никто не отнимет у меня мою жизнь,

Ain't nobody gonna get the best of me

Никто не отберет лучшее, что у меня есть.

Парень распахивает веки, улыбаясь ещё шире. Марк видит в его глазах азарт. И что-то ещё. Что-то слишком яркое и всепоглощающее. Смотря в его глаза, Ли видит жизнь. Донхёк выглядит слишком живым. И эта жизнь звучит в каждом аккорде, в каждой струне, в каждом слове. Она передаётся воздушно-капельным путём, распространяясь по залу каплями аэрозоля и оседает на каждом. Движения парня слишком уверенные и лёгкие. Его энергетика непередаваемая. Она слишком разная, кидающая из крайности в крайности. Донхёк — один сплошной резонанс. Он такой противоречивый. Но Донхёк притягивает себе, будто намагниченный, что Марк даже на долю секунды не позволяет отвести взгляд в сторону. Этот парень такой свободный. Эта сцена — его комфортное место, где он чувствует себя собой. А музыка становится его личным сортом алкоголя, от которого он пьянеет с каждой секундой всё сильнее. Марк отлепляет взор от вокалиста на Ёнхо, чтобы что-то сказать ему, но видит на его лице полную незаинтересованность, кажется, что он даже на сцену не смотрит. «Да неужели ему действительно не нравится? Это же так…» — Охуенно, — вслух заканчивает свою мысль Ли, когда первая песня подходит к концу, и толпа взрывается в овациях. — А когда у этого парня следующая вечеринка?