Лев, дракон и дворцовый тюльпан

У Лео сильные руки. Лайя замечает это ещё в первую встречу, когда молодой мужчина ловит падающее с неё банное полотенце. Одним движением ловко хватает влажную ткань и укрывает Бёрнелл от прохладного утреннего ветерка и собственного взгляда. Так, будто целыми днями занимается тем, что прокрадывается в чужие номера и спасает неизвестных девушек от позора. Так, будто крепко сжимать ладонями девичью талию для него – дело привычное. Лайя, в общем-то, против того, чтобы незнакомые мужчины прикасались к ней без разрешения. Существует понятие личных границ и допустимости их нарушения. Потрогай её за бедро пьяный танцор из ночного клуба или же богатенький капризный коллекционер полотен Рубенса, она имела бы полное право дать отпор, влепив пощёчину или позвав охрану. Но с Лео это почему-то не работает. Система даёт сбой, нейронные связи не откликаются, и вместо того, чтобы со скандалом выгнать его из гостиничного номера, она почему-то смущённо замирает, втягивая носом его запах – немного терпкий и тяжёлый. Наблюдая растерянно, как он с невозмутимым видом туго завязывает полотенце и начинает рассказывать о собственном коте с аллергией на лилии. Обычный день из жизни высокого рыжего парня в болотной ветровке. Лайя не вызывает полицию. Она помогает ему найти кота – лысого, морщинистого сфинкса, – и неловко общается с заглянувшей к ней в номер сестрой. Лео оказывается её хорошим знакомым, что заметно повышает градус замешательства. И мысли об этом безнадёжно испортили бы её день, но звонок от взволнованного Винсента помогает переключиться на обожаемую работу и оставить в прошлом ощущение приятного давление на коже. Лайя погружается в калейдоскоп событий – приятных и не очень. Она выкупает картины из полуразрушенного музея, путешествует в прошлое и знакомится с неприлично богатым благотворителем по имени Влад. Видит Лео, вышагивающего в обнимку с незнакомой женщиной, психует из-за этого и съезжает из гостиницы, собрав вещи также быстро, как в своё время разобрала. Также неожиданно обнаруживает себя в салоне машины благотворителя, а затем – и у него в замке. «Это для работы», – уговаривает она себя, прижимая к груди тубусы с полотнами пятнадцатого века, хозяйкой которых теперь являлась. «Такое случается во время отпуска», – пытается убедить она сама себя, когда за очисткой масла неизвестная сила окунает её в дворцовую жизнь Османской империи. Лайя почти забывает о том, какие у Лео сильные руки. Пока тем же вечером, в пустой и пугающей зале для пыток, он не закидывает её на плечо в попытках увезти обратно в Брашов. Также как поймал полотенце – одним движением, – он сжимает ладонями напрягшиеся бёдра и поднимает её вверх. Словно хватать девиц для него – дело пары секунд. Словно он как Аслан, мальчишка из её видений, тренирует своё тело в бесконечных сражениях на деревянных мечах. Это выбивает почву из-под ног даже сильнее того факта, что парой минут позже их с Владом чуть не пришибает ржавым остовом одной из клетей. Ощущение опасности, беспокойства за чужую жизнь переключает её внимание, оставляя непривычные, волнующие мысли в прошлом. Лайя отмахивается от ощущений, неуместных в складывающейся ситуации, и снова переключается на проблемы поважнее. Её жизнь раскалывается на части. Она висит между прошлым и настоящим, захваченная видениями о жизни девочки, похожей на неё, как чёртово отражение. В этих видениях есть и Лео – такой же высокий, рыжий и добродушный. С руками, тёплыми и мягкими, прикасающимися к малышке Лале нежно и бережно. Даже когда он обнимает её, кружа вокруг себя, их обоих не покидает чувство защищённости и той самой лёгкости, что сопровождает первая, юношеская влюблённость. В плотном кольце рук Аслана Лале в безопасности. В объятиях Лео Лайя хочет сгореть. Она осознаёт это не сразу, увлечённая реставрацией картин, на которые Влад выделил ей всего три недели. Захваченная появлением в замке странного мужчины, представившегося как старый приятель Ноэ, напуганная шёпотом чужих голосов, окруживших замок плотным кольцом тумана, чёрным дождём, убийствами, похищениями и тайнами, роящимися вокруг всех её новых знакомых, она не замечает, как проходит совершенно сумасшедшая неделя. Лайя полна страхов, сомнений, переживаний и робкой, нежной симпатии, затапливающей её сердце каждый раз, стоит взглянуть на лица Влада и Аслана, обретших новую жизнь в двадцать первом веке. Её разум отчаянно сражается с сердцем, тянущимся к ним обоим сквозь столетия. Больше, конечно, к рыжему улыбчивому солнцу, но всё же. В жизни Бёрнелл так много всего, что не остаётся времени на простую передышку и пару откровенных разговоров с Милли. Лайя видит – сестра не совсем в порядке. Но как может помочь кому-то тот, кто и сам не в ладах с собой? Карусель событий вертится так быстро, что моргнув, Лайя обнаруживает себя, сидящей у кровати болезненно бледного Лео. В голове белый шум, пальцы потряхивает от пережитого стресса – в прошлую ночь они все чуть не погибли. Замок Влада Дракулы – того самого, о котором слагали легенды, окружила настоящая, взаправдашняя нечисть, и мужчинам пришлось с мечами наперевес рубить чужие головы, обезображенные тьмой, пока девушки магией пытались уберечь здание от вторжения. Что было дальше – вспоминать не хотелось вообще. Но теперь Лео мирно дремлет, зарывшись носом в пахнущую травами подушку. А Лайя, дыша через раз, аккуратно гладит кончиками пальцем два аккуратных прокола от клыков, которые Влад подарил своему давнему другу взамен на горячую человеческую кровь. Бёрнелл не хочет думать о том, что могла бы оказаться на его месте – ей страшно, и страх этот настолько силён, что парализует её, словно диковинный яд. – Выглядишь, если честно, так себе, – доносится с кровати тихий, немного хриплый шёпот, а под беспокойными кончиками пальцев вибрирует мягко там, где рождается звук. Лайя поворачивает голову и отдёргивает ладонь. Но Лео удивительно ловко, словно был рождён для этого, ловит её за запястье и одним взглядом просит продолжить незамысловатую ласку. Кожа на подушечках у него немного грубая, шероховатая, какая бывает у тех, кто не боится физического труда. Он прикасался к ней прежде этими пальцами, воровато оглаживая позвоночник у сломанной молнии платья и отчаянно, почти грубо сминая бока на собственной постели, пока за окном гремело сотнями голосов пророческое «Rege!». Лайя помнит каждое из них. Но только сейчас, сделав небольшую передышку в забеге, осознаёт, как сильно их желала. Касаний. Объятий. Его сильных рук, сжимающих её до сбитого дыхания и непроизвольного стона. – Ты, если честно, не лучше, – произносит она, сама себе не веря, но тут же откашливается и торопливо бормочет, смущаясь отчего-то его ласковой улыбки: – Как ты? – Всё ещё не тянет блестеть на солнце, – отзывается он с полуулыбкой и лениво потягивается, разминая затёкшие за ночь мышцы, – Отсюда вижу, что светает. Ты отдохнула? – Немного, – лукавит Бёрнелл. Она храбрится перед ним, уставшая и вымотанная, также, как пытается казаться здоровым он. Но Лайя видит, какая глубокая тень залегла под зелёными глазами. И пусть они на пару с Илинкой всю ночь отпаивали его отварами и отгоняли кошмары с видениями, на дне зрачков всё ещё прячутся тревога и страх. – Ты уверен, что ничего не беспокоит? – спрашивает она, прижимая ладони к груди. К сердцу, отчаянно стучащему по рёбрам, рвущемуся наружу туда, где оно на самом деле необходимо, – я могу позвать девочек. Приготовим новую порцию отвара, сделаем бульон. Ты, наверное, страшно голоден. Мы можем… Договорить она не успевает. Одним движением, – как тогда в гостиничном номере, – Лео резко выкидывает руку вперёд и притягивает её к себе. Так просто, будто сотни раз проделывал это с ней, а затем постучал по голове волшебной палочкой и стёр им обоим память. – Останься рядом, – только и просит он, смотря на неё снизу вверх. И Лайя остаётся. Скинув обувь, она ложится рядом и опускает голову на подушку. Кончик её носа касается его – бледного, покрытого мелкими веснушками. Бутылочного цвета глаза напротив блестят лихорадочно, пока зрачок скачет, то сужаясь, то затапливая собой радужку. От него веет жаром – ненормальным, почти пугающим. Лайя знает, что всё это последствия употребления трав Илинки, но ей самой от этого ни капли не легче. – Ты уверен, что в порядке? – спрашивает она уже в который раз. Лео фыркает тихо, приподнимает тонкое одеяло и накрывает их обоих. Руки его обнимает её с двух сторон – мягко, но очень крепко. Как обнял бы Лале Аслан. – Да, ласточка, я в порядке, – шепчет он вновь, и кончик его носа ведёт вдоль её скулы, – с тобой я всегда буду в порядке. Что бы ни пришлось пережить. Лайя замирает. Напряжённая струна, натянутая, как боевой лук, она смотрит на него почти со страхом, пока Лео продолжает: – Если увиденное нами правда, то мы, наконец, стали самими собой. Теми, кто всегда держался за руки, не отпуская даже в самые страшные дни, – Лайя чувствует, как чужие пальцы сминают ткань платья на спине. Как он оглаживает лопатки, считает позвонки, легонько простукивая каждый, пока не опускает ладони на талию, – я не отпущу. Лайя не знает, что становится той самой спичкой – его слова, прикосновения или взгляды. Но итог остаётся один. Она загорается вспышкой, как бенгальский огонь. Подавшись вперёд, Бёрнелл целует его, глубоко и напористо, легко преодолевая сопротивление расслабленных губ. Зарывается ладонями в спутанные, влажные от пота волосы и прижимает к себе, ощущая, как в ответ крепнут его объятия. Вбирает жадно кислород и тут же лишается его вновь, когда Лео целует её сам, прикусывая нижнюю губу, и перехватывает инициативу. Ещё минуту назад, ленивый и мягкий после сна, он словно забыл о том, что меньше суток назад лежал без сил и сознания, осушенный вампиром. Он полыхает вместе с ней, и от жара его на коже сама по себе выступает испарина. Сжимая почти до боли, Лео вышибает из неё весь воздух вместе с первым стоном, когда резко подаётся вперёд и вдавливает в кровать, нависая сверху. Пружины старенького матраса поскрипывают негромко, пока он смотрит на неё – бледный, с розовым румянцем на скулах и темнотой во взгляде, от которой поджимаются пальцы на ногах. Ведёт ладонями вдоль рёбер, с нажимом, проникает ногтями под чашку бюстгальтера и слегка наклоняет голову, сбрасывая с глаз капризную чёлку. Стягивает с плеч бретели платья, одну за другой, массирует плечи и предплечья, снова возвращается к груди. Каждое его касание – локальный взрыв, и Лайя жаждет, чтобы на ней не осталось живого места. Она подаётся ему навстречу, одним рывком, и тут же охает возмущённо, когда в ответ он ловит её на полпути и смеётся прямо в губы: – Тише, ласточка, мы перебудим весь дом. Прислушайся. Он накрывает её рот ладонью, и Лайя, обратившись в слух понимает – матрас не просто поскрипывает. Он молит о пощаде и смерти. Она стряхивает с себя возбуждение и смотрит на него почти виновато: – Прости, тебе нужно отдыхать. – Нужно, – соглашается Лео покорно, продолжая при этом гулять кончиками пальцев по её оголённой, покрытой мурашками шее, – но мы ведь не всегда делаем то, что нужно, верно? – Ты болен, – вздыхает она, закрывая глаза. Отдаваясь ощущениям, нежным, едва ощутимым после тех, что были прежде. – Да, – соглашается он снова, – и будь я трусом, то возможно, отступил бы, чтобы жалеть об этом до конца своих дней. Но я не трус. Лайя любит его. Она сознаёт это в тот самый момент, когда он протягивает ей руку, стоя перед ней на коленях – растрёпанный, с сорванным дыханием и скачущими зрачками. Она вкладывает свои подрагивающие от возбуждения пальчики в его ладонь – доверяя полностью, безоговорочно. Позволяет ему спуститься с кровати на пол, босому в одной потянутой футболке и домашних брюках и встать перед ней. Обхватить руками за бёдра, прижать к себе снова и впиться в губы новым поцелуем – жадным и требовательным. Лайя обнимает его ногами, оглаживает ладонями лицо, когда Лео несёт её через комнату и вжимает в стену. Одной рукой задирает юбку, пока вторая судорожно спускает к талии платье и воюет с молниями. – Дверь заперта? – хрипит он куда-то ей в плечо. Лайя не помнит, заперта ли дверь. Она с трудом может вспомнить, какой сегодня день недели, но это Лео, похоже, не волнует, – плевать. – Плевать, – повторяет она за ним. Такая же горячая, горящая изнутри, переполненная желанием до краёв и знающая ему только один выход, – пусть только попробуют войти. Лео снова тихо смеётся – легко и счастливо. Как может только он. – Как же я ждал тебя, ласточка. Лайя так много хочет ему сказать. Но вместо этого просто шепчет тихо: – Обними меня. Крепче, – просит, нет, требует она, смотря ему прямо в глаза. Она знает – Лео ни за что не отпустит. Не уронит. Не даст упасть. У Лео сильные руки, в которых она чувствует себя в безопасности, как чувствовала себя когда-то Лале. Она верит, что он всегда удержит. Но всё равно считает нужным сказать. – Удержу, – словно читает он заполошные мысли. Накрывает губы крепким, терпким поцелуем и мягко толкается в неё. Лайя выдыхает. Конечно. А как же иначе.