Горячий лед

У них не было шанса на нормальную жизнь — они давно уже все проебали. Никита это понимал, но заканчивать токсичные отношения не стремился — чисто по привычке. Потому что так было удобно и потому что на это нужно было решиться — им потом еще вместе работать и как-то смотреть друг другу в глаза. Драки начальством не одобрялись. Никита закрывает на все глаза, и ему все равно. Может, осталось что-то внутри, но так далеко, что уже не дорыться. Слесарь прикрывает глаза и горько усмехается — его партнер и не попытался бы. —Ну че, блядь?! Нашлялся?! Приступы ревности Павла давно стали чем-то привычным — Никита уже не обращает внимания. Он надевает наушники и сидит на бетонном полу в коридоре, пока уборщица моет пол в слесарке. Пока Павел кричит, пока дергает его за руку — пока не получит поставленный удар в скулу, не развернется и не уйдет. А Никита так и останется — холодно, но подниматься и что-то делать уже нет никакого желания. —Иди сюда, блядь! Я с тобой разговариваю!.. В этот раз останавливаться мужчина не намерен — он рывком поднимает слесаря за руку и толкает к стене. Накипело. Никита царапает спину о шершавый бетон — даже сквозь футболку — а Павел все кричит и кричит. Кричит, собирая толпу зевак; кричит о том, какая Никита на самом деле шлюха и где он эту шваль подобрал. Он кричит, не в силах остановиться, а потом вдруг бьет слесаря по лицу. И Никиту прорывает: —Интересно, за что, блядь?! Когда я ни разу ни с кем не был за все это время!.. И нахуя, спрашивается?! Они ссорятся, но никто не спешит остановливать конфликт — в последнее время слесари ссорились по несколько раз в день, после чего их наблюдали мирно беседующими в курилке и обсуждающими насущные проблемы. Они ссорились и пили вместе кофе; они дрались, а потом — стоны из приокрытой двери. Эта катавасия уже истрепала нервы всем, кому только можно было истрепать — едва ли остался хоть кто-то, кто сейчас бы вступился за физически более слабого и прижатого к стенке Никиту. —Да я, блядь, ни разу тебе не изменил… — от обиды у парня подрагивают губы и собираются в уголках глаз слезы. — А надо было бы!.. Он заносит руку для удара, но Павел перехватывает ее и несильно сжимает запястье. Несильно, но довольно болезненно — слесарь шипит и одеривает руку, тяжело выдыхая и сбавляя обороты. В голове — медленно, но с самого начала прокручивается их ссора. Вот он кричит, вот он заносит руку… …А потом Никита заметит на безымянном пальце Павла кольцо. И все. Все сразу станет понятно без слов. —Да не женат я!.. Стой!.. Да подожди ты!.. Слесарь вырывается, но мужчина хватает его снова. Прижимает к стенке и целует — мокро и с языком. А Никите противно. Никиту тошнит и земля уходит из-под ног. Потому что все хуево. Потому что это конец. —Знаешь… — на душе словно кошки скребут, но парень смеется. — Хватит с меня. Намучился я в этой вашей ебаной конторе!.. И Никита развернется и молча уйдет. Курить — подумает Павел — но почему-то на второй этаж. Он спустится минут через тридцать такой спокойный, веселый — прям светится. Только ноги ватные и колени дрожат; только губы растягиваются в болезненной улыбке и сердце быстро-быстро стучит. А зрачки бегают туда-сюда, боясь столкнуться с кем-то взглядом. Никита уходит курить, а Павел прячет полупустую пачку в карман и возвращается на рабочее место — успеет еще. Лишь бы не пересечься. Он работает, переделывает за Никитой какие-то его мелкие косяки и не сразу замечает черной тучей стоящего над ним Александра. —Чего тебе? Мужчина переминается с ноги на ногу и молча проходит внутрь. Всегда появляющийся громко и с неизменной улыбкой на лице, Александр молчит до последнего, а потом произносит одну единственную фразу, и земля уходит у Павла из-под ног: —Он уходит. Ты знал?.. И из курилки послышался звонкий смех.