Горячий лед

Временное помутнение, и вот уже ноги несут его по знакомому коридору. Последняя дверь или же первая — смотря с какой стороны посмотреть — как обычно была приоткрыта. Наружу пробивалась лишь тонкая полоска света, что означало одно — наверняка все ушли на вечернее чаепитие и только Стас сидел до последнего, собирая приборы и за всех получая нагоняй от начальства. Павлу бы развернуться — проходили уже через это — но он молча стоит за дверью. Пока только наблюдает, прислушивается к тихому дыханию и постукиванию отвертки о корпуса блоков. Вот скрежет и возня — наверняка слесарь пытается в коробке с крепежами найти подходящие по размеру болты. Стас новенький и пришел он совсем недавно, однако уже успел зарекомендовать себя как хорошего специалиста и ответственного работника — он нравился всем, за исключением отдельных личностей, которые не могли принять парня в свой коллектив по разным причинам. Кто-то не мог принять факт того, что молодой слесарь оказался намного талантливее большинства местных старожил, а кто-то просто ревновал — Стас невольно притягивал к себе окружающих. Даже бригадир настройки, поливающий слесаря грязью и устраивающий ему мелкие пакости, не смог остаться в стороне и попал под эти колдовские чары. Павел смотрит, как тонкие пальцы придерживают корпус кнопки, как мастерски прикручивают к нему основание — словно всю жизнь здесь работал, никак не пару месяцев. Никита за два года едва ли отвертку в руках держать научился — только курил, пил кофе и матерился. Мужчина мысленно усмехнулся: определенно его школа. Только вот Стас был скромным, милым и домашним, а Никита вечно шлялся по клубам и бил свои поганые татуировки — из положительных качеств у него была разве что природная стеснительность и плохая уживаемость с новыми людьми. Наблюдая за отработанными движениями ловких рук, мужчина не понимает, как делает шаг вперед и переступает допустимую границу в виде ведущего в слесарку порожка. Стас мгновенно оборачивается, и вся эта чарующая аура исчезает: у парня начинают дрожать руки и поджимаются уголки губ. Последний прибор так и остается несобранным, а слесарь начинает в ужасе отступать к стене. —Н-не надо… Тихий голос дрожит, когда закрывается входная дверь. А Павел не может остановиться — он продолжает наступать, давя на парня исходящими от него твердостью и решительностью. Слесарка узкая, и уже скоро Стас упирается в стену спиной; озирается, цепляется взглядом за шуруповерт, но он далеко — не дотянуться. На мгновение расширившиеся зрачки и приоткрывшиеся губы позволяют мужчине понять, что скорее всего слесарь собирался позвать на помощь. Он в секунду преодолевает увеличившееся между ними расстояние и как тогда, как в первый раз, опрокидывает Стаса на стол, зажимая ему рот широкой ладонью. —Да тихо ты… Не кричи… Ситуация повторяется один в один: парень так же вертится под ним, хнычет, и так же бьет крупной дрожью худощавое тело. Павел тянет его на себя и стаскивает узкие джинсы, но на этот раз Стас не сдается — он продолжает вертеться, даже кусает мужчину за ладонь, но тот с размаху дает слесарю пощечину, в кровь разбивая потрескавшиеся губы. Откуда только в таком хрупком теле вдруг взялось столько решимости — непонятно. Парень плачет — у Павла уже вся ладонь мокрая от его слез — но не сдается и упрямо на что-то надеется, продолжая вертеть бедрами. Как будто что-то изменится и заставит вдруг насильника изменить свое решение. —Я быстро, не бойся. От собственных слов тянет блевать. На душе вдруг становится так паршиво, что ничего уже и не надо — что даже иметь симпатичного слесаря уже не в кайф. Что перед глазами темные волосы, татуировки и безумно поникший взгляд. А Никита смотрит не отрываясь, пепелит взглядом, но ничего не говорит — словно слова застряли в глотке или ему стало уже настолько все равно, что говорить что-то бесполезно. Что можно сказать человеку, который божился никогда больше не изменять, а сам в очередной раз имел симпатичного слесаря, не побеспокоившись даже закрыть дверь. Что тут говорить? Павлу кажется, что Никита сожжет его своим взглядом. Что он находился не в его подсознании, а прямо здесь — стоял над ним и смотрел. Как обычно молча, своим печально-убитым взглядом. И когда такой взгляд стал считаться привычным — мужчина не знал. Никита за дверью роняет коробку с приборами. Павел слышит грохот, выбегает, но в коридоре уже никого нет — лишь один электронный браслет валяется рядом. Из новой партии — те, которые они совсем недавно начали собирать. Мужчина возвращается в слесарку, и Никита сидит на своем месте с отверткой в зубах. Где-то копошится, озирается по сторонам и все что-то ищет, ищет… Абсолютно спокойный — ни эмоции на почему-то вдруг бледном лице. —Че потерял? — отстраненно интересуется Павел, вешая куртку на железный крючок. — Ищешь че? Он не поднимает глаза. Он боится даже взглянуть на Никиту. А тот смотрит и смотрит — смотрит не отрываясь, но взгляд потерянный и пустой. Он смотрит на мужчину, а взгляд будто бы сквозь — будто взглядом слесарь зачем-то прожигал дверь или видневшийся сквозь нее опустевший коридор. Коридор пуст, пачка от сигарет пуста, сердце…наверное, уже тоже. —Браслет не могу найти. Сорок девять их было что ли… У Павла словно разряд по телу. Он тянется куда-то рукой и понимает, что это уже все. Понимает, но остановить себя не может. —Этот?.. И достает из кармана браслет партии -008.