Горячий лед

В том, что в какой-то момент все пошло по наклонной, уже никто не сомневался. Открытым оставался вопрос: когда же именно это случилось? Когда Павел начал ревновать парня к каждому столбу? Когда первый раз позволил себе поднять на него руку? Или когда Никита компании мужчины предпочел компанию Александра, в очередной раз давая партнеру повод для ревности и доказывая, что его подозрения были не такими уж и беспочвенными? Когда вечерами стал пропадать и перестал возвращаться к утру? Павел терпел, терпел, а потом не выдержал и припер Никиту к стенке, требуя объяснений: —И где ты шляешься?! Опять по мужикам своим ходишь?! А Никите все это тоже уже надоело. Звонить кому-то нельзя, пить кофе с коллегами нельзя, курить с кем-то другим нельзя, гулять нельзя…нельзя-нельзя-нельзя. Тотальный контроль выматывал: уже даже с родителями парень не мог поговорить в одиночестве — Павел неизменно стоял над телефоном, вслушиваясь в каждое слово и пытаясь непонятно кому доказать факт измены. —Да, блядь!.. — Никита не выдерживает и бьет кулаком в стену. — Ебаться пойду! Отвали!.. Мужчина не был романтиком, не дарил Никите цветы и не водил по ресторанам. Он любил его какой-то своей никому не понятной любовью, и слесарь соврал бы, если бы сказал, что ему не хотелось внимания и заботы. Хотелось, но он не позволял себе изменять; не позволял потенциальным партнерам за ним ухаживать, прекрасно понимая, что он сам в первую очередь не простит себя за измену. Несмотря ни на что, Павла он любил. За какие заслуги — непонятно. —Я тебя из дерьма вытащил!.. — не переставал кричать мужчина. — А для тебя, швали такой, там как медом намазано! И Никита не будет оправдываться подработкой; не будет говорить, что хотел порадовать партнера каким-то дорогим подарком — нет уж, хватит. Он сыт по горло этими сценами ревности, в которых вероятность доказать что-то мужчине сводилась к нулю. —Ну да, — послушно соглашается Никита, чем только больше злит Павла. — Там мне и место. Нехуй было тащить меня в свой свинарник! Знаешь, я… Громкий шлепок не дает Никите закончить — мужчина с размаху бьет его по лицу и толкает обратно к стене: —Свинарник?! Тварь неблагодарная!.. Да если б не я, ты б давно уже сгнил в этом своем притоне!.. Павел замахивается снова, но к счастью сбежавшиеся на крик люди вовремя оттаскивают разъяренного мужчину. Через пару часов он успокаивается, а Никита опять пропадает. Сбегает с работы пораньше, и ни дома его нет, ни еще где-то. И Павел знает куда надо идти; знает, но идти не хочет — в очередной раз опускаться на самое дно. Снова и снова. Он не хочет, но идет. И всегда шел. И дальше будет приходить, если понадобится. Непонятно только одно: почему его всегда тянуло в такие места? Что там было такого, чего не мог дать ему Павел?.. Тусклый свет фонаря освещает железную дверь, и мужчина, дернув за ручку, проходит внутрь. В помещении стоит полумрак и играет негромкая музыка, какая-то современная и танцевальная — из того дерьма, что считала своим долгом крутить каждая радиостанция. Минуя множество столиков и пьяных людей, Павел останавливается возле сделанной под кирпич барной стойки и садится на стул. —Пошли домой… Никита разумеется ничего не отвечает — лишь продолжает полировать бокалы и протирать гладкую лакированную поверхность. Не отрываясь Павел наблюдает за отработанными движениями ловких рук, как те подбрасывают стакан в воздухе и тут же наполняют его ликером. Словно время останавливается, словно жидкость льется сквозь невидимую воронку — и четко в стакан. Никита отдает заказ клиенту и снова залипает в свой телефон. Мужчина накрывает его ладонь своей и, мягко поглаживая, касается кончиков пальцев — работает безотказно. По крайней мере, Никита наконец-то поднимает взгляд, всем своим видом показывая, что готов слушать. —Прости меня… — начинает Павел, чувствуя, как краснеет до кончиков ушей. — Прости. Я дурак, знаю. Но мне, блядь, просто никто больше не нужен. Я так боюсь тебя потерять!.. На уставшем лице морщинки, сухие губы искусаны и длинные пальцы безустанно теребят связку ключей. Брелок сигнализации, ключ от машины, квартиры… Последний Павел снимает и кладет прямо на барную стойку. —Забирай. Меня там не будет. Ты только возвращайся… А Никита считает, что было бы проще, будь Павел пьян. Чтобы накричать, ударить, чтобы не вестись на провокации и в очередной раз не наступать на те же грабли — и так по кругу. Он зависим. И в который раз он уступает. Никита разворачивается и куда-то уходит. Мужчина провожает хрупкую фигурку взглядом и в ярости бьет кулаком по столу. Он один виноват, он один все испортил — Никита был прав, когда решил раз и навсегда отчеркнуть все, что связывало его с грубым и гоповатым мужчиной. —Пошли, меня заменят. И Павлу бы молча порадоваться, обнять, прижать к себе, но ему мало. Чувство победы опьяняет, и ему нужно больше и больше — пока не получит все. Их отношения как парусная лодка: пойдет она ко дну или же продолжит свой путь — зависело от направления, скорости и силы ветра. Мужчина знает это, но остановиться не может. —Не приходи сюда больше! — словно помешанный он хватает Никиту за плечи. — Я найду подработку, я буду давать тебе денег столько, сколько тебе будет нужно!.. Только бы ты сюда никогда больше не возвращался… Никита смотрит на него как на идиота — ничего нового. Никогда нельзя знать заранее: ударит он или просто развернется и уйдет. Но Никита вдруг заливисто смеется и хлопает мужчину по спине: —Мог бы сразу сказать, что тебе не нравится. — слесарь покидает свое место и обращается к администратору. — Эй, я больше не приду! Этот чудик не хочет, чтобы я тут работал! Никита с сожалением оглядывает бар еще раз и вздыхает — любовь всегда требовала жертв. Странно только, что на эти самые жертвы вынужден был идти он один.