Горячий лед

Вместе с тяжелым выдохом в воздух поднимается сигаретный дым. Табличка «не курить» на входной двери со своей задачей не справлялась: сотрудники предприятия изо дня в день курили в опасной близости от выходящих на территорию окон начальства. Игорь Дмитриевич, разумеется, все замечал. Специально время от времени подходил к широким окнам, поднимал жалюзи и в списочек записывал фамилии тех, кого застал за непотребным занятием. Несмотря на все угрозы и попытки особо наглых вообще лишить премии, курящих у заднего входа меньше не становилось. Список постепенно пополнялся, терпение заканчивалось — пора было уже начинать вводить штрафные санкции. Иначе в скором времени табличку «не курить» кто-нибудь обязательно заменил бы на «место для курения». —Нет, вы только поглядите!.. — Игорь театрально взмахнул руками. — Опять курят! Из окон участка настройки, к несчастью, тоже было видно часть курилки, и, едва переступив порог, мужчина сразу направился туда. Люди внизу смеялись и что-то бурно обсуждали; пели птицы и ярко светило солнце — один лишь Игорь сейчас был мрачнее тучи и что-то увлеченно записывал в свой блокнот. —Кто там обычно курит? — грозно спросил мужчина, обращая свой взгляд на настройщиков. — По фамилиям мне скажите. Мужчины растерянно переглянулись — сдавать своих никто не хотел. Можно было свалить все на кабельщиков, с которыми мало кто общался, или на ОТК — последних так вообще никто не любил. В крайнем случае — появилась мысль у бригадира — на Стаса, но когда начальник узнал бы, что тот не курит, досталось бы всем. —Ну…этот…начальник ОТК… — было принято решение топить тех, с кем а) настройщики не общались, б) кто хоть раз был замечен курящим. — Этот…слесарь молоденький… Никита вроде… Трогать ОТК не разрешалось никому — даже начальство закрывало глаза на их выходки. Игорь решает сделать вид, что не расслышал начало, или же что его не особо заинтересовала перспектива отчитывать представителя ОТК — зачем, когда вполне можно было зацепиться за симпатичного слесаря? —Передайте ему, — мужчина имел в виду Никиту, потому что после словосочетания «начальник ОТК» он просто махнул рукой. — Что если еще раз увижу…мало ему не покажется. Настройщики как один дружно закивали. Самое главное — что их пронесло, а судьба молоденького слесаря, который (вот сволочь!) осмелился курить в неположенном месте, уже мало кого волновала. Довольный собой и проведенной беседой, Игорь решает нарушить свой график и для профилактики дальнейших нарушений выйти на улицу. Он специально задействует главный вход, обходит целиком кирпичное здание и старается не издавать ни звука — все для того, чтобы не дай бог не спугнуть притаившихся под навесом курильщиков. Для того, чтобы увидеть лишь одну хрупкую фигурку и в прямом смысле поймать слесаря за руку: —Ко мне в кабинет. Живо! Никита тушит недокуренную сигарету и бросает ее в железное ведро, к остальным. Если тут нельзя курить, то кто, черт возьми, додумался поставить ведро для окурков?! После яркого солнца в коридоре темно. Никита идет наугад, по пути придумывая отмазки. Сказать что не знал — никого не волнует; что забыл — тупо. Что не курил — еще тупее, но пусть теперь кто попробует доказать факт обратного. Так и не найдя подходящей отмазки, слесарь морщится: последняя, конечно, имела право на существование, но переспорить вредного начальника на его территории… Да лучше уж сразу было согласиться на лишение премии. —Входи. — раздается голос из глубины кабинета. — И закрой за собой дверь. Никита медленно проходит внутрь и останавливается в метре-полтора от стола начальника. Да, сейчас ему предстояла тотальная промывка мозгов, выдержать которую мог не каждый, и которая дай бог закончилась бы минут через тридцать — уж очень любил мужчина кичиться возрастом и учить жизни других. —Почему куришь около входа? — Игорь начинает издалека. — Курилки у нас на территории нет? Никита не хочет думать, почему влетело именно ему, когда курили все — и мужчина это видел. Почему сейчас начальник раздевал его взглядом, почему сильные руки опустились на его бедра и горячее дыхание теперь обжигало шею. Никита дергается, но получает болезненный шлепок и хриплый шепот в самое ухо: —Не дергайся. Не понимаешь по-хорошему — буду воспитывать. А Никите уже двадцать два — поэтому и наказание будет недетским. Слесарь давно прошел возраст, когда на него можно было накричать, поставить в угол, пожурить… Он давно поменял чупа-чупсы на сигареты и давно заменил переводные татуировки из жвачек настоящими. Он уже взрослый и отвечать за свои проступки будет по-взрослому. —Ложись. — мужчина кивает на стол, и Никита чувствует, как начинают дрожать его колени. — И не выпендривайся. А слесарь просто замирает на месте, ведь как бы он ни поступил — в выигрыше он не останется. Быть изнасилованным или потерять работу — что казалось страшнее? Пока Никита думал, Игорь уже стряхнул на пол ненужные бумаги и резким движением опрокинул парня на стол. —Значит не хочешь слушаться начальника? — шепчет мужчина на ухо перепуганному Никите, ведя ладонью по его бедру. — Наверное, давно нужно было тебя уволить. А Никите уже не до этого. Он с ужасом наблюдает, как чужая ладонь медленно ползет вверх, как касается застежки узких джинс. Слесарь бы закричал, но голос в самый неподходящий момент подводит его, а ноги становятся ватными — не убежать. Попытка побега в любом случае была бы расценена как неповиновение начальству, за чем последовало бы увольнение. Причин уволить Никиту было хоть отбавляй: за год работы он едва ли научился прикручивать крышки к блокам, а выполняемый им объем работы запросто можно было бы разбросать между двумя оставшимися в слесарке мужчинами. —Ты до сих пор здесь, — Игорь откидывает в сторону темные пряди и касается татуировок на тонком запястье. — Только потому что Пашка за тебя поручился. Только потому что каждый раз, когда речь заходит о твоем увольнении, он умоляет оставить тебя здесь и дать тебе еще один шанс. Слесарь зажмуривается. Ему нет дела до того, что там Павел говорил у него за спиной; больше всего сейчас Никиту интересовало, почему мужчины нет рядом. Почему тот пропал, когда был так нужен, почему не пошел с ним курить — множество «почему» перерастающих в одну большую обиду. Игорь тем временем зажимает парню рот и резким толчком входит в неподготовленное тело. —А я смотрю, ты тут времени зря не теряешь!.. — шипит мужчина хнычущему в его ладонь Никите. — Растянутый уже… И кто же тебя имел? Пашка? От боли слесарь хватается за край стола, и крепкие руки моментально ложатся ему на бедра. У Никиты кружится голова, ему противно: от этих рук, от сбившегося горячего дыхания, от реакции собственного тела. Парень пытается убедить себя, что происходящее ему неприятно, но с каждым новым толчком, с каждым новым проникновением его тело содрогалось, а наружу прорывались тихие стоны. —Отпустите… — сбивчиво шепчет Никита, и по его щекам начинают течь слезы. — Хватит…перестаньте… А Игорь склоняется ниже, входит еще глубже и тянет слесаря за отросшие волосы. Никите противно — правда противно — и безмерно обидно. Потому что чертова физиология делала его похожим на портовую шлюху. Слесарь предпринимает очередную вялую попытку вырваться, но мужчина в ответ лишь склоняется к тонкой шее и несильно кусает ее: —Согласись: так проще, чем признаться себе в том, что ты кайфуешь, когда тебя имеет начальник, разложив на столе как секретаршу из порнофильма? Никита в ответ лишь сдавленно простонал. Ему было уже все равно — лишь бы этот кошмар быстрее закончился. А мужчина имеет его как назло долго — так, что сводит бедра и трясутся от сильного перенапряжения ноги. Никита стоит на носочках — как всегда. Потому что он маленький и потому что все — особенно Андрей — кайфовали от его невысокого роста, специально подбирая столы и тумбы повыше. —Чего, маленький ты мой? — ядовито улыбнулся Игорь, как следует шлепнув слесаря по бедру и сильнее оттянув его волосы. — Нет уж, стой так и терпи. Терпи, кому сказал! Пока Никита отчаянно пытался вырваться или хотя бы найти более удачную позу, мужчина нещадно долбил его, держа за бедра и не позволяя отстраниться. Слесарь вскрикивает, а потом протяжно стонет, от стыда пряча лицо в ладонях — гребаная физиология. Дуэт боли и наслаждения на выходе дарил просто незабываемые ощущения. —Будешь еще под дверью курить? — упрямо переспрашивает Игорь, на секунду останавливаясь, а потом резко засаживая до упора. — Отвечай! Я с тобой разговариваю! А у Никиты темнеет в глазах и опускаются веки. Слесарь хнычет и по-прежнему пытается отползти, несмотря на то, что происходящее начинало приносить удовольствие: он не может позволить себе изменять — пусть и телом. Мужчина тем временем продолжает входить резкими толчками, останавливаясь, а потом грубо насаживая Никиту на себя. Быстро — так быстро, что когда слесарь пытается что-то сказать, наружу не прорывается ни звука. Он шевелит мокрыми губами словно выброшенная на берег рыба, и Игорь расценивает это как знак согласия. —Нет, отпустите… — пытается оправдаться Никита. — Хватит!.. Перестаньте… Парень прикрывает глаза, и ему кажется, что руки, до синяков сжимающие его бедра, — это руки Павла. Когда он зажимал его в обеденный перерыв в уборной и грубо брал, нагнув над раковиной, прижав к стенке, в конце концов — просто держа своими сильными руками. А Никита обхватывал широкую шею и в голос стонал, не задумываясь — кто и что мог о них подумать. Все знали, что Павел был единственным, кому давал симпатичный слесарь, и единственным, чьими засосами потом были усыпаны выпирающие ключицы. —Хватит!.. Но мужчина не останавливается. Он сдирает с плеча Никиты футболку и склоняется к его шее, горячим дыханием обжигая кожу. Движения все так же быстрые и грубые — от боли слесарь вскрикивает, и чужие зубы смыкаются на его шее. —Пусть понервничает. — усмехнулся Игорь, отстраняясь. — У вас и так там давно все трещит по швам. Зубы у мужчины острые. Никита вскрикивает, и упругие мышцы сокращаются, плотно сжимая внутри чужой член. Игорь хрипло стонет сквозь сжатые зубы и кончает, сразу же отстраняясь и отпуская обессиленного парня. —А теперь по факту. — начинает мужчина, не дождавшись пока слесарь придет в себя. — Ты ведь знаешь, что если уволить тебя, ничего толком не изменится? Разве что другим не придется переделывать за тебя твою работу и исправлять твои косяки? Никита упрямо молчит. Потому что в уголках глаз так не вовремя собираются слезы; потому что, скажи он хоть слово, те прорвались бы наружу, лишний раз убеждая начальника в его правоте. Никита молчит, а потом сглатывает и чуть хрипловатым голосом спрашивает: —Тогда зачем вы меня тут держите?.. —Чтобы было кому присунуть. Ответ получается резким. Слесарь не задумывается над смыслом сказанного, пытаясь нащупать в кармане пачку сигарет. А потом он видит ее в руках у мужчины, и отвлекать внимание больше нечем. Мятую пачку Игорь сгибает пополам и бросает в стоящее под столом мусорное ведро — как пять минут назад мужчина поступил с Никитой. Использовал, унизил и, уже грязного и никому не нужного, выкинул за ненадобностью. —Сколько раз буду ловить, — Игорь хватает слесаря уже в дверях. — Столько раз ты будешь лежать с раздвинутыми ногами на моем столе. Уяснил? Никита молча кивает. В контексте слово «ловить» имело значение не только поймать за руку. Теперь каждый раз, когда кто-нибудь доносил начальству о том, что видел слесаря курящим в неположенном месте… Да Никита и представить боялся, что было бы. —Я вас понял. Игорь довольно улыбается и кивает на дверь, мол — иди, держать не буду. Слесарь возвращается на рабочее место и достает из ящика закрытую пачку — хорошо, что осталась. Как объяснить ревнивому партнеру появление новых синяков — Никита не знал. —Че, уже покурил? Когда железная дверь открывается, слесарь быстро тушит недокуренную сигарету и бросает ее в железное ведро, которое никто не убрал; которое так и стоит на своем законном месте, провоцируя курильщиков на дальнейшие нарушения правил противопожарной безопасности. Никита делает это по привычке — честно. Не потому что ему лень идти и не потому, что он хочет кому-то что-то доказать — просто так получается. Никита уходит, а Павел делает затяжку и поднимает голову кверху. Из открытого окна на него смотрел Игорь Дмитриевич.