Горячий лед

Они вели себя так, словно ничего не случилось. Признаться честно — это давно вошло в привычку: игнорировать какие-то ссоры и недопонимания, какие-то недоразумения и конфликты, которых с каждым днем становилось все больше, и которыми все были сыты по горло. Парит. К обеду небо затянули серые тучи — почти черные и скорее всего грозовые. Они точно не пройдут мимо, ливнем обрушась на щелковскую промзону и ее окрестности, спасая увядающие деревья от летнего зноя. За лесом уже было видно первые вспышки. Никита выходит курить и отчего-то долго копошится в карманах, ища пропуск — наверное, в спешке оставил в слесарке. Прикладывая свой, Павел не ждет благодарности — он давно уже ничего не ждет, слепо доверяя судьбе и просто плывя по течению. Их отношения были сравнимы разве что с этими грозовыми тучами. —Дождь будет… — хрипло произносит мужчина, затягиваясь. — Слышь, че говорю?.. Никита слышит, но слушать не хочет. Он не вникает в слова партнера, попросту пропуская их мимо ушей — утреннего приступа ревности ему хватило с лихвой. Настолько, что в очередной раз спасать их токсичные и явно больные отношения пропало всякое желание — зачем, если из раза в раз он был единственным, кого они волновали?.. Раскаты грома были уже где-то совсем близко, прямо над головой. Громыхало так, что закладывало уши. Никита делает неуверенный шаг вперед, ступая на нагретый бетон — все еще теплый, несмотря на то, что солнце давно скрыли тучи. —Я с тобой разговариваю!.. Слышь… Слова тонут в сокрушительном раскате грома, и черные тучи наконец обрушиваются на землю мощнейшим ливнем. Никита стоит, как и стоял — разве что поднял голову к небу, и по бледному лицу теперь вперемешку со слезами стекали крупные капли воды. —А помнишь… Слесарь говорит тихо, почти шепотом, но Павел слышит его даже сквозь оглушительный грохот. Потому что хочет слышать. Потому что ливень стоит стеной, потому что Никита весь мокрый, как тогда, и потому что ему необязательно заканчивать, чтобы в голове яркими пятнами вновь замелькали события двухлетней давности. —Иди сюда… — хрипит Павел, выходя из-под крыши. — Нет, просто стой и не двигайся… Мужчина промокает мгновенно. Сигарета гаснет и размокает, а новая пачка остается лежать на деревянной скамейке. Павел целует грубо и с напором; Никита обхватывает руками его шею и протяжно стонет в приоткрытые губы, не заботясь, что их могут услышать. Капли дождя хаотично стучат по металлической крыше; ливень стоит стеной — так, что мужчина еле-еле видит очертания тела Никиты. Совсем рядом. Такой горячий, что вода между ними двумя едва ли не испаряется; и настолько замерз, что у него подрагивают кончики пальцев. Наверное, от дождя — думает Павел. Потому что точно не из-за человека, чувства к которому угасали подобно пламени догорающей свечи. Крупные капли задерживаются на украшенной татуировками коже, словно стараясь очистить ее от цветных узоров — ровно как мужчина противился каждой новой. Никита никогда не обращал внимания, скорее исподтишка стараясь как можно быстрее закрасить нетронутые участки бледных рук. Без обезболивающего. Просто потому, что нравится. Павел тянет его за волосы нарочито грубо и до крови прокусывает тонкую кожу на шее. Слесарь не упирается — лишь стонет и прижимается еще ближе. Так, чтобы между ними не проскользнула ни одна капля дождя. Мужчина готов продать душу за такие моменты, Никита — уже не особо. Он устает от бесконечных упреков и постоянных претензий; он устает все тащить на себе. Устает, но каждый раз сдается, отдаваясь сильным рукам и пуская все на самотек. Потому что любит. А его, к сожалению, нет. Дождь заканчивается так же неожиданно, как и начался. Из-за облаков появляется пока еще бледное солнце, а Павел чернее тучи. Потому что Никита уходит настолько быстро, что даже не забирает пачку тонких сигарет. Потому что атмосфера страсти и желания сходит на нет, оставляя после себя лишь горькое послевкусие — как недорогой кофе, который уже в слесарке пьет мужчина, пытаясь согреться. Потому что ему холодно. А Никите как всегда жарко.