Кукла

      Помимо кукол, я люблю театр. Замечательное место, не находите? Люди примеряют на себя маски: богов, великих воинов или королей. На самом деле, почти вся ваша жизнь — одно сплошное выступление на сцене. Но, в театре этого никто не скрывает.       К сожалению, мне не так часто удаётся наведаться в это заведение. Но, в те редкие моменты, когда всё же выдаётся посетить очередное представление, я ловлю себя на мысли, что и сам бы смог отлично выступить на сцене.       Ведь, в конце концов, не мне обвинять вас в лицемерии. Сложно сосчитать, сколько лиц я примерил за своё, поистине, невероятно долгое существование. Порой мне кажется, что я уже давно потерял настоящий облик, и, по правде говоря, совсем не помню, каким я выглядел в самом начале…       Мне всегда казалось, что только я могу влиять на людей. Но, чем дольше жил, тем больше замечал за собой, желание копировать вашу моду, ваши повадки, ваш стиль речи, и даже, некоторые представления о мире. Вы люди, сильно на меня повлияли, я не могу этого отрицать.       Вероятно, если бы этого не произошло, то я не смог бы столь умело управляться со своими куклами. В конце концов, чтобы понимать, как устроить судьбу очередной куклы, нужно знать о ней всё, нужно чувствовать то же, что чувствует она. И люди сами научили меня тому, как ими управлять.       На следующий день, Кай проснулся многим раньше Кристины, и ничего ей не сказав, покинул поместье. Кажется, он был, мягко говоря, не в восторге от их ночного разговора. Он одевался торопливо, словно боялся, что девушка проснётся. Иды он не встретил, хотя она уже давно не спала, и слышала, как он ушёл.       Опять же, не нужно быть мной, чтобы знать, куда направился Кай. Сами подумайте, где отвергнутый любимой мужчина может залечить душевные раны? Конечно, Кай отправился пить. Будь он немного образованней, наверняка нашёл бы способ лучше, но судить его я не стану.       Люди часто прикладываются к бутылке, чтобы забыться. К сожалению, на меня алкоголь так не действует. Хотя, я люблю вино, признаюсь честно. Но, скорее, получаю от его употребления эстетическое удовольствие.       Так или иначе, но, когда Кай покинул поместье, мне захотелось увидеть развитие этой истории. И если бы я не вмешался, она бы кончилась куда прозаичнее. Но, я видел в этих двоих потенциал. Всё что мне нужно было сделать, немного подтолкнуть их, свести ближе друг к другу.       Кристина проснулась через полчаса после ухода Кая. С трудом заставив себя подняться с кровати, она обвела комнату весьма и весьма печальным взглядом. Она тоже прекрасно помнила ночной разговор. Но, чувства девушки были куда сложнее, чем у Кая.       Для неё всё было совсем не так однозначно, как выглядело для него. Она не могла идти на поводу у собственных чувств. Перед Кристиной стоял выбор: или её карьера, к которой она стремилась так упорно, или чувства, которые в один прекрасный момент могут угаснуть. В отличии от Кая, Кристина многое могла потерять, сделав неправильный выбор.       Так, утро Кристины прошло в молчании. Она тихо позавтракала, оделась, и покинула поместье. Кристина бесцельно бродила по усеянным осенними листьями улице, наблюдала как мимо проходят редкие прохожие. Совсем незнакомые ей люди.       Кристина мечтала вернуться в родной город, снова увидеть Иду и Кая, снова прогуляться по знакомым улочкам, вдохнуть родной воздух. Она была весьма сентиментальной девушкой, и вывести её из душевного равновесия не составляло труда.       Пускай, она не показывала этого, но ей было очень обидно за столь скорый уход Кая. Она была готова расплакаться, но в голове её стучала одна единственная мысль, которая заглушала собою все остальные: «Я — майор Ларенс». Кристина не хотела показывать своих слёз. И дело было не в том, что Кристина боялась, что её слабость увидят другие. Нет, она уверяла в собственной силе себя саму.       С детства её приучали быть сильной, быть несгибаемой и уверенной. Она — дочь империи, дочь севера! Разве пристало потомкам тех, кто покорил этот жестокий край, плакаться о собственной беспомощности? Нет, показать слабость было бы худшим из грехов, которые она могла бы совершить.       Скитания по городу вывели Кристину к небольшому уличному театру. На импровизированной сцене молодые актёры ставили известную каждому северянину сценку, о поединке магистра Хэндвика и датрийского короля Ирвинга. Который окончился трагичной смертью первого.       — Коль не склонил ты головы пред покорителями севера, кровью твоей зала сия обагрится пускай! — громко и чётко произносил один из актёров, что играл магистра.       Вокруг сценки собралось несколько десятков зевак, которые были не против бесплатного представления. Хотя, на краю сцены и лежала небольшая шляпа для пожертвований, деньгами она не полнилась. Художник должен быть голодным — это правило распространяется на любого, кто решил посвятить себя искусству.       — Завоевателями вы на землю сию пришли, но побеждёнными уйдёте, — со стула, который должен символизировать трон, поднялся второй актёр в роли Ирвинга. — Датрия — свободный край!       Кристина села на лавочку, и без особого интереса наблюдала за происходящим на сцене. Она видела это представление во всех возможных интерпретациях в лучших театрах империи. Ей выпадала возможность лично общаться с самыми именитыми актёрами Нортъяра. И, конечно, подобная уличная халтура её не впечатляла.       Но, справедливости ради, она всё-таки находила подобное забавным. Пускай актёры путали слова, а хореография не дотягивала до детей, играющих с палками. Но, всё же, люди выкладывались в полную силу.       Я разделял её взгляд на искусство. За столько прожитых лет, идеально отрепетированные и помпезные представления стали интересовать меня куда меньше, нежели небольшие сценки любителей. От таких начинающих театралов веяло настоящим творческим азартом, они не делали это ради солидного гонорара, а верили в идеи свободного театра.       В тот момент я и появился перед Кристиной, вмешался в ход её жизни. Не знаю, как бы я поступил, если бы мог изменить своё решение в тот день. Но, что сделано, то сделано. Я присел на лавочку рядом с ней почти незаметно, и она не сразу почувствовала моё присутствие. Но, даже когда увидела меня, никак на это не отреагировала.       — Любите театр? — разговор начал я.       — Не то, чтобы очень, — она отвечала неохотно.       — А я, вот, знаете ли, большой любитель этого вида искусства, — я облокотился на спинку лавочки. — Слышали когда-нибудь о Терринском большом театре?       — Краем уха.       — О, если когда-нибудь окажитесь в Теврии, обязательно посетите это место. Невероятно монументальное и роскошное строение. Собственно, как и всё теврийское, — непроизвольно я усмехнулся, вспоминая вечно суетливых теврийцев.       — А вы, значит, бывали за границей? — уже с большим интересом, но всё ещё подавлено, спросила она.       — Да, приходилось. Это, знаете ли, моя профессия — бывать везде и всюду.       — Вы чем-то торгуете?       — Я бы так не сказал… — я слегка задумался. — Я, наверное, больше похож на писателя.       — Надо же, — она попыталась улыбнуться. — И какие же книги вы написали?       — Я не писатель в привычном понимании этого слова, то есть, я не пишу книг, я пишу судьбы.       — Судьбы значит, — тихо пробормотала она.       — Вот, взять тебя, Кристина. На твоём месте, я бы не сидел сейчас здесь.       — Прошу простить, но откуда вы знаете меня? — в её голосе я почувствовал нотки тревоги.       — О, это не так важно, — я отмахнулся. — Важнее то, что тебе лучше поспешить в бар на улице преподобного Инне, пока не случилось чего-нибудь непоправимого.       — Ваше имя? — она нахмурилась.       — Что же вы все такие недоверчивые, — я засмеялся. — Что тебе даст моё имя, Кристина? Зачем оно тебе?       Она продолжала упорно смотреть на меня. Мне не впервой видеть сильных женщин, которые не боятся мне пригрозить. Но, во взгляде Кристины было что-то необычное, я почувствовал это сразу же, как она пересеклась со мной взглядом. Внутри этой девушки было нечто невероятно мощное. И дело было не только в её сильном характере, это нечто было чем-то более материальным, если можно так выразиться.       — Если тебе так хочется узнать моё имя, Кристина, то можешь звать меня Гахеас. По крайней мере, так зовут меня все.       — Почему я должна вас слушать? Что непоправимого случится, если я не пойду в этот бар?       — Вероятно ты потеряешь человека, который тебе очень дорог, Кристина. Ты же прекрасно знаешь, о ком я говорю. Не надо строить из себя недоверчивую дурочку. Всё что тебе нужно — бежать к этому несчастному бару. Возможно, тебе удастся что-то изменить в этой жизни.       Она несколько секунд смотрела мне в глаза не отрывая взгляда, а затем резко сорвалась с места. Кристина принялась удаляться от сцены быстрым шагом, а затем перешла на бег. Я смотрел в отдаляющуюся от меня спину, пытался предположить, что же случиться дальше.       Всё-таки, я почувствовал в Кристине нечто такое, что не свойственно обычным людям. Эта особенность была скрыта где-то глубоко внутри, но даже будучи так сильно запечатанной, она лилась наружу. И теперь, личность Кристины стала для меня ещё более интересной чем прежде.       Наверное, вы не очень понимаете, о какой такой силе я толкую. Конечно, для обычного человека подобные материи весьма сложны, но всё же, я постараюсь объяснить. Люди называют проявление особых сил по-разному: связь с бездной, связь с Каймэ, божественные дары, проклятие Мааямы. Но, суть всегда одна — человек владеет силами, которые кажутся остальным противоестественными.       Люди не знают, что мир, который им известен, не одномерен. Нет, «не знают» — неправильное выражение. Они догадываются о том, что есть нечто иное, что есть некая изнанка мира, что-то, что лежит за гранью их понимания, но нащупать эту изнанку, большинство из них, не в состоянии. И с каждым новым поколением, эта изнанка становится от людей всё дальше и дальше.       Но, даже сейчас, в мире рождаются люди, способные соприкасаться с тем, другим миром. Они черпают оттуда силы, и никто не знает, как они проявятся в мире материальном. Может быть, человек начнёт двигать предметы силой мысли, может быть сможет подчинять других своей воли, или станет неуязвимым к старению. Никто не знает, какие силы может даровать тебе изнанка.       И Кристина имела эти дары. Неизвестно, какие именно способности были в ней скрыты, но они сияли так ярко, что мне даже представить страшно, какая сила может скрываться за этим хрупким тельцем. Конечно, я догадывался, что вероятнее всего, её феноменальный ум и стал даром изнанки. Но, что-то мне подсказывает, что это далеко не всё, чем была наделена Кристина.

***

      Если бы я не вмешался в жизнь Кристины, если бы в тот день не отправил её к Каю, то жизнь этих двоих, сложилась бы совсем иначе. Конечно, тогда мне казалось, что судьба их совсем не важна для мироздания. Что, я мог играть ими так, как мне хотелось. В конце концов, это же мои куклы, не так ли?       Кристина встретила Кая на выходе из бара. Парень вышел из небольшого приземистого здания в обнимку с женщиной. Она была немногим старше Кристины, но сильно превосходила её по размеру форм. Не сказал бы, что такие девушки мне по нраву, но многим нравится, и я не осуждаю.       Опоздай Кристина ещё минут на десять, и ничего бы не получилось. Эта девушка бы забеременела от Кая, и потащила бы паренька под венец. Затем, обыкновенная семейная жизнь, в которой сам Кай не был бы счастлив. Постоянные скандалы, и вынужденное сожительство. Парень бы продолжал мечтать о Кристине, заливая свои ошибки алкоголем, и в итоге бы полез в петлю.       Для самой же Кристины, всё сложилось бы, хотя и менее печально, но отнюдь не радужно. Она бы вышла замуж за офицера, повесила бы свой китель на вешалку, сорвала погоны, и нянчила бы двойню. Её инженерный гений бы постепенно затухал, и Кристина превратиться в самую обыкновенную домохозяйку, для которой дом, станет золотой клеткой.       Но, я спас их от такой участи. Дал им возможность избежать кошмарного забвения, которое ждало их впереди. Так, я думал в тот момент, стоя рядом с этими двумя, и наблюдая за развернувшейся посреди улицы таргикомедией.       Кристина так сильно спешила сюда, что лицо её покраснело, и обливалось потом. Волосы, мокрые, спадали на лицо. Её распирало от ревности, она уже и забыла о том, что её отправил сюда таинственный незнакомец, она уже не сомневалась.       — Я полагаю, тебе следует объясниться, — отдышавшись, она как всегда нацепила маску бесчувственности, хотя, внутри её и распирало от ненависти.       — За что? — Кай был очень пьян. — И перед кем? Я тебе ничегошеньки не должен, Кристина. Мы — чужие люди.       — Убери руки от этой… — она не позволила себе оскорблений. — женщины.       — Ревнуешь, а? Что Кристина, не нравится? Только вот, для неё не важно, какие у меня погоны и звание. Она меня за так любит.       — Она любит любого, кто ей заплатит, — девушка кинула на спутницу Кая хмурый взгляд, и та сама отстранилась от парня.       — Почему ты лезешь в мою жизнь?! — Кай начал повышать голос. — Ты ведь, всё равно никогда не испытывала ко мне настоящих чувств, верно, майор Ларенс? Тебе просто приятно, что я бегаю за тобой, как собачонка. Это тешит твоё донельзя раздутое самолюбие, от которого тебя распирает, стоит только в зеркало посмотреть! Конечно, майор Ларенс встречалась с самой императрицей, погоны позолоченные носит, отец сидит в Дихтрауфе, все тебе в ножки кланяются! Ещё бы, ты что-то чувствовала к такому как я. Только, я перед тобой стелиться больше не намерен, поняла? Плевать я хотел на твои погоны! Думаешь, дала мне себя, и я теперь на задних лапках перед тобой прыгать буду? Да как бы не так! Дай кому-нибудь ещё, глядишь найдёшь такого же дурака.       Я видел, как у Кристины побелели губы от напряжения, как задёргались мускулы на лице. Она тяжёлой поступью в пару шагов добралась до Кая, и со всего размаху дала ему пощёчину, а за ней, немного подумав, и ещё одну.       — Ещё хоть раз, ты придёшь к моему дому, Ёнсон, — она едва-едва сдерживалась, чтобы не разреветься на месте. — Я сделаю так, чтобы ты всю оставшуюся жизнь провёл в штрафбате. Ты меня понял?       Он ничего не ответил, ошалело смотря на Кристину. Два хлёстких удара по лицу, очень быстро привели парня в чувства, и он начал понимать, что только что наговорил. Но, было уже поздно. Сейчас она не стала бы ничего слушать.       Кристина развернулась, и направилась назад. Раздираемая злостью, обидой, ревностью и тоской, ей хотелось кричать. Но, она всё ещё держалась. Её сознание всё ещё твердило, напоминало о том, что она майор Ларенс, что она военный инженер империи, она не должна показывать свои эмоции на людях.       Я не торопясь двигался радом, разглядывая побледневшее лицо, трясущиеся руки, и слезившиеся глаза. Как бы она не старалась, сбежать от собственной природы невозможно. Эмоции — ваша отличительная черта. Не скажу, что более никто из живых существ не может их испытывать, но только вы подвержены их влиянию настолько сильно.       Они руководят любым из вас, даже теми, кто, казалось бы, выглядит абсолютно непреклонным и железным. Некоторые из вас научились их скрывать, прятать за правильными словами и движениями. Но, на деле, каждый прячет в глубине целый мир всевозможных чувств и чаяний.       У меня тоже есть эмоции. Не так много, и не такие уж они и яркие, но есть. Я не испытываю страха, любви, вожделения, жадности, привязанности, скорби или ненависти. Могу их имитировать, если нужно, но всё это лишь игра. Однако, имеется у меня и арсенал вполне настоящих неподдельных эмоций: любознательность, радость, меланхолия, скука, и, как бы то ни было странно, сочувствие. Да, я умею сопереживать.       Как и всё остальное во мне, это чувство было вложено для целей практических. Сочувствие к людям, должно было приблизить меня к вам, очеловечить. В какой-то степени это сработало. Но, есть у меня и ещё одно чувство, которое не даёт мне стать благодетелем всего человеческого рода — высокомерие.       Мне бывает жалко людей — это факт. Но, растрачивать свои силы на спасение очередной, ничего не значащей для мира куклы — увольте. Они все были такими: самовлюблёнными, высокомерными, полными чванства и чувства собственного превосходства над живым. Все, кто когда-то был со мной рядом.       Смотрели на мир, как на театральное представление. Это было их развлечением, не более. Люди копошились в собственной суете, погружались в порок, или напротив старались вести благостную жизнь. Всё это было так глупо и пусто. Ведь они прекрасно осознавали, что и праведника, и грешника ждёт одна и та же участь.       И я такой же. Вынужден быть таким же. Мне не давали выбора. Выбор — их прерогатива, а мы должны лишь послушно следовать этому сценарию. По крайней мере, так было когда-то. Признаюсь, вам, сейчас люди живут куда свободнее, чем когда-то жили мы. И это, поистине меня радует. Ведь, когда люди свободны в своих действиях, жизнь становится куда более непредсказуемой и интересной. Вы так не считаете?       Кристина вернулась в поместье. На пороге её уже ждала Ида. Эта женщина будто бы чувствовала, что у Кристины не всё в порядке. Она действительно была невероятно прозорливой и чуткой.       — Госпожа… — она обратилась к Кристине, но та молча прошла мимо.       Ох уж эти сентиментальные моменты. Каждый похож один на другой, но сколько бы не приходилось мне смотреть на эти человеческие стенания от разбитых сердец, они всегда казались мне… слегка комичными. Может быть это от того, что я не до конца понимаю людей.       В конце концов, мне никогда не было знакомо чувство любви. И со стороны, для меня, такие моменты кажутся очень надуманными. Ведь, я прекрасно осознаю, чем кончится эта маленькая сценка.       Кристина поднялась в свою комнату, упала на кровать, и начала плакать. Тихо, уткнувшись носом в подушку так, чтобы никто её не услышал. Всхлипывала, сжимала в руках край одеяла. До чего же, всё-таки, глупая девочка.       Иду ждать долго не пришлось. Верная служанка дома Ларенс, была готова прийти к своей госпоже на помощь в любую минуту, даже если та не хотела этого. Женщина аккуратно зашла в комнату, села на край кровати, и положила руку на голову девушки.       — Я же говорила вам, госпожа, — тихо заговорила Ида. — Негоже связываться с этим оборванцем.       Она ничего не отвечала.       — И не нужно так убиваться, дорогая госпожа, — служанка глубоко и громко вздохнула. — Этот человек никогда не будет вам ровней. Ваши с ним отношения — мимолётное увлечение. Я вас прекрасно понимаю, госпожа, в этом нет ничего зазорного. Вы сильная и красивая девушка. В отличии от этого оборванца, вас ждёт прекрасное будущее.       Кристина оторвала заплаканное лицо от подушки, и повернулась к Иде. В груди у неё всё ещё ныло, но она снова постаралась затолкать свою тоску как можно глубже, спрятать её, запечатать.       — У вас много дел, моя госпожа, — Ида вытерла покрасневшие глаза девушки от слёз. — И вам нельзя ломать все свои мечты, об этого бессовестного и подлого проходимца. Сегодня приходил посыльный, — женщина протянула девушке небольшой бумажный конверт. — Генерал Хоффман ждёт вас в городской администрации. Это очень важно, моя госпожа, вам нужно быть собранной, чтобы предстать перед генералом.       Девушка встрепенулась, и с её лица тут же пропала недавняя боль. Она поднялась с кровати, и взяла у Иды конверт. Слегка неаккуратный почерк, высокопарный деловой язык и государственная печать. Кристину вызывали не на чай. Кристину вызывали, как видного военного инженера империи.

***

      Высокие окна от пола до потолка были закрыты тёмно-красными шторами, через которые с большим трудом пробивался тусклый солнечный свет. В зале ожидания никого, кроме Кристины. Она сидела у стены, на низком обитом бархатом стуле. Ей было неуютно.       Гнетущая тишина и полусумрак городской администрации всегда тяготил Кристину. Ей было не по себе от этого места. Казалось, словно каждая стена следит за ней, портреты магистров, важных генералов и императоров, слушают каждый её чих. Жуткое место.       По правде говоря, она была не так уж и далека от истины. По зданию действительно ходили люди имперской охранки, которые слушали, что говорят посетители администрации. Поэтому, чувство чужого взгляда — имеет место.       Тяжёлая дверь из тёмного дерева открылась, и из просторного кабинета вышел человек. Одетый в офицерскую форму, он взглядом сверху оценил Кристину, и стуча подошвами ботинок, молча удалился в направлении выхода.       Кристина поднялась, и прошла в кабинет. Всё такая же мрачная комната, посреди которой располагался широкий стол, нагруженный различными бумагами. За столом сидел мужчина. Высокий, худощавый, бледный. Ему было за сорок, но выглядел он много моложе своих лет. Генерал Герберт Хоффман.       Он оторвал свой взгляд от бумаг, и перевёл взгляд на Кристину. Она уже была знакома с этим человеком. Отец пытался посватать их, но всё безуспешно. Девушка всякий раз отказывала генералу, считая его слишком скучным и высокомерным.       — Присаживайся, — он указал на стул напротив.       — Вы хотели меня видеть, генерал?       — Хотел-хотел, — наконец, он отложил стопку документов, и сконцентрировал всё своё внимание на девушке. — Как тебе Майнхольм? Сильно изменился за время отсутствия?       — Немного.       — Славно, — сухо произнёс он. — Собственно, я тебя не поболтать позвал. Скажи мне, Ларенс, то оружие, которое ты показывала нам в Хордкъяре, ты за него ручаешься?       — Я вас не понимаю, генерал.       — Ты же понимаешь, что никто из дихтрауфа не воспринимает эту машину всерьёз?       — Но, мой проект был одобрен коллегией, — после этих слов Хоффман заулыбался.       — Его одобрили, потому что твой отец — не последний человек, — Хоффман отодвинулся от стола, и облокотился на спинку стула. — Если бы ты была обычным инженером, тебя бы пинком выгнали из здания коллегии.       — Что вы от меня хотите?       — Я не такой, как эти стариканы, — мужчина сложил руки у лица. — Если есть возможность добиться победы силой прогресса — я всегда за. Но, мне нужно понять, ручаешься ли ты за то, что эта машина сможет повернуть ход любого сражения?       — Да, я ручаюсь, — голос Кристины звучал строго. — На материке нет, и не было ничего, что способно сравниться с этим оружием в огневой мощи.       — Этой зимой, мы форсируем Эльну и войдём в северные провинции Виецианской республики, — продолжил Герберт. — Болота, непроходимые леса и прочие прелести южного ландшафта будут преследовать нашу армию на протяжении всей кампании. Эта твоя машина способна справляться с такими трудностями?       — Да. Я просидела над чертежами долгие месяцы. Грязь, снег, вода — всё это не преграда.       — Хорошо, очень хорошо, — Хоффман закивал. — Сейчас, чертежи твоего проекта разошлись ко всем инженерам империи. Несколько боевых моделей уже спущены с конвейера, но никто до конца не разобрался с этим оружием. Даже испытаний толком не было.       — И?       — Я командую юго-западными частями имперской армии. Мне не пришлось долго упрашивать дихтрауф, чтобы это оружие отдали в один из полков. В общем, зимой ты отправишься на взятие Тереса вместе с одним из майнхольмских полков, и будешь инструктировать пилотов.       — Но…       — Не принимаю возражений. Это твой долг, майор Ларенс. Все майнхольмские части отправятся на взятие этого города. Так что, думаю, тебе там будут доверять. Всё. Приём закончен. Доброго вечера, майор Ларенс.       Хоффман кивнул в сторону дверей. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Понимая, что более ничего от Герберта не добиться, Кристина приложила руку к козырьку фуражки, и удалилась в коридор.       Конечно, она была шокирована. Видите ли, Кристина никогда не была на войне. Все её знания ограничивались лишь книгами и рассказами отца, которые полнились героического пафоса, патриотизма и военной пропаганды. Для Кристины, война была чем-то далёким и таинственным. Боевые действия виделись ей актом героизма и беззаветной любви к родине. Она и помыслить не могла, что однажды ей самой придётся оказаться где-то там, на линии фронта.       Кристина понимала, что это её долг. Что это обязанность, на которую она подписалась самолично. Она не могла посрамить честь собственной фамилии, убежать, струсить. Но, в то же время, девушке хотелось, чтобы война оставалась от неё как можно дальше. Чтобы слышать выстрелы и взрывы, только в историях отца.       В поместье Кристина возвращалась ещё более подавленной, чем уходила оттуда. Она всё думала, а справится ли? Сможет ли обучить обычных солдат, управляться с её собственным оружием? Конечно, она знала эту машину от и до. Но, рассказать обо всех тонкостях этого транспорта в короткий срок, ей представлялось невозможным.       Однако, все эти мысли сошли на нет, когда девушка подобралась к своему поместью. Рядом с дверью стоял Кай. Парень прислонился к стене, и виноватым взглядом смотрел на медленно приближающуюся Кристину.       Как только она подошла достаточно близко, парень перекрыл ей вход в дом. Кристина бросила на парня разгневанный взгляд.       — Пусти.       — Кристина, — он попытался схватить её за плечи, но девушка отстранилась. — Послушай, я же был сам не свой. Ну, прости ты меня.       — Ты меня плохо расслышал? Ты мне противен, Ёнсон. Уходи к своим… — она снова сдержалась. — подругам.       — Кристина, ты мне отказала! Какой мужчина сможет после такого быть спокойным!       — Ах, теперь виновата я? — она удивлённо подняла брови.       — Нет! Спаситель всемогущий, нет! — он схватился за волосы. — Я извиниться пришёл! Я… я же наговорил всякого… и… я так не думаю, Кристина! Ты же сама понимаешь?       — Не понимаю, Кай, — она покачала головой. — Если ты позволил себе так со мной разговаривать, после всего что было. Я не хочу слушать эти жалкие извинения, которыми ты сыпешь, только чтобы опять залезть мне в трусы, Ёнсон. Ты самый отвратительный мужчина, из всех, что мне только доводилось видеть.       — Кристина, ты же сама не веришь в это! Мы же с тобой всю жизнь вместе… — он снова попытался к ней подойти, но Кристина снова сделала шаг назад. — Неужели ты и вправду считаешь, что я здесь только ради этого?       — В том-то и дело, Ёнсон, что мы вместе многие годы, — Кристина говорила холодно и строго. — Я думала, что мы во всём разобрались, что ты понимаешь, в какой я ситуации. Но, ты, Ёнсон, словно маленький несносный мальчишка, который никак не может взять в толк, что мир не вертится вокруг его желаний. Что, иногда, приходится чем-то жертвовать, чтобы сохранить то немногое, что любишь. Ты хочешь всё и сразу, Ёнсон. Тебе плевать, что как только нас поженят, моим мечтам конец. Ты не понимаешь, что ты всего лишь солдат, который ничего не значит для этой страны. Я, как твоя жена, буду вынуждена опуститься до твоего уровня, Ёнсон! А провести всю оставшуюся жизнь на кухне, я желанием не горю. И если уж на, то пошло, то да, я лучше выйду за именитого офицера. Да, он будет скучным, да он не сможет удовлетворить меня в постели, да я буду чувствовать себя одинокой. Но зато, Ёнсон, я смогу и дальше работать, и добиваться высот.       Теперь, отступил уже парень. Он сделал несколько шагов назад, осел у стены, и некоторое время смотря на нависшую над ним Кристину, вдруг пустился в слёзы. Закрыл лицо руками, и начал всхлипывать. Это выглядело с одной стороны, невероятно нелепо. А с другой, слёзы эти действительно были искренними.       Кажется, Кристина сама не ожидала такой реакции. Она встала как вкопанная, продолжая ошеломлённо смотреть на Кая. Она не привыкла смотреть на чьи-то слёзы, и тем более кого-то успокаивать.       — Прекрати, — она попыталась не сбавлять свой жёсткий тон, но получалось у неё фальшиво.       — Да права ты, — но, Кая было уже не остановить. — Во всём права. Всегда права. Но, я не могу так, Кристина! Мне плевать на твои звания, на достижения… я имею в виду, даже если бы их не было, я бы всё равно приходил сюда снова и снова… И я думал, думал, что ты тоже так считаешь. Что тебе тоже всё равно на эту мишуру, что ты готова рискнуть всем, чтобы мы смогли быть вместе. Я верил в это, Кристина!       — Тише ты, — больше она не пыталась вести себя строго.       — Я знаю, что поступил глупо! Знаю, что эгоист! Но, сама подумай, разве мог я поступить иначе? Всё время жить в ожидании, когда ты выскочишь замуж за золотопогонника — хуже пытки. Хоть ты и говоришь, что это не так, от этого не легче. Находиться в твоей тени, быть обычной игрушкой. Я так не хотел. Я хотел, как все нормальные люди… чтобы мы поклялись друг другу, чтобы на один страх в моей жизни стало меньше. Понимаешь, Кристина?!       — Понимаю я, — Кай говорил громко настолько, что Кристина боялась, что их услышать в соседних домах. — Говори тише, Кай!       — Я напился, да! А что я ещё мог сделать?! Я хотел бы быть знаменитым, хотел бы ходить в красивой форме при погонах, но не суждено мне. Завтра-послезавтра, меня загребут в очередную мясорубку, и отправят в штыковую. Был Кай, и нету. И я хотел, чтобы в этот момент я знал, что ты останешься со мной. Даже там, когда меня изрешетят республиканцы, или горцы насадят на штык, я хочу знать, что мы будем верны друг другу. Что ты не приведёшь в дом какого-нибудь офицеришку.       Кристина долго смотрела на него сверху вниз, а затем села рядом, устало приобняв за плечи. Она уже не злилась, не ревновала. Как я и говорил, Кристина Ларенс была очень сентиментальной девушкой. Такая пламенная речь тронула её молодое сердечко. Ведь Кристина любила Кая. Даже несмотря на те слова, которые он выпалил ей у бара. Кристина любила Кая.       — Тихо, — уже намного мягче произнесла она. — Ты самый глупый из всех мужчин, Кай. И ты это знаешь. Я обещаю тебе, что даже если случится что-то страшное, что-то невероятно ужасное. Я всё равно, останусь с тобой, Кай. Я не приведу в дом никого. Останусь одинокой до конца жизни. Ты меня слышишь?       Он едва заметно кивнул.       — А теперь, поднимайся с земли. Не знаю, как я теперь буду объясняться перед Идой… — Кристина тяжело вздохнула. — Пойдём домой.       О надвигающейся войне Кристина ничего не сказала.