И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Светлый праздник отодвинул все мужские разговоры в доме на Царицынской на второй план.       Аромат, витавший в столовой, благоухал многообразием нот: и гвоздикой, и кориандром, и шоколадом, и душистым перчиком, и кофе, но главенствовали, конечно, ноты ванили...       Выскользнув из комнаты в предрассветный час, Анна миновала благоухающую столовую, чтобы тут же окунуться в волшебство, творившееся на кухне.       - Прасковья!... - приветствовала она, усаживаясь за стол. - Ой, барышня, раненько ещё! - в словах раздалось беспокойство. - Всё хорошо, я выспалась, - Анна улыбнулась мелькнувшему воспоминанию. - Глаша попозже встанет... Я попросила... Захотелось, как раньше... - и Прасковья с умилением взглянула на молодую женщину, и они окунулись в события минувших лет...       Вмиг окутавшее тепло его рук, возникших по обе стороны от неё, поцелуй в макушку, сопровождены были возгласом: - Яков?! - Не шуми, - с прищуром молвил он, усаживаясь рядом. - Яков Платонович, доброе утро! - наслаждаясь созерцанием, проговорила Прасковья. - Христос Воскресе! - Воистину Воскресе! - как-то мягко ответил Штольман, и через некоторое время добавил, - Прасковья Федотовна, а мне... мне можно всей этой вкуснятины! - его глаза горели.       Праздничный воскресный день сложился удивительно: и погода радовала, и стол ломился от кушаний, и глаза домашних светились счастьем.       Лишь под вечер, уже в своей комнате, загрустив, Анна забралась к мужу на колени. - Тебя что-то беспокоит? - Жаль, что Антон Павлович не приехал, а ведь собирался... - Анечка, распутица. Он же написал, что планирует увидеться с нами в начале лета. - Планирует-планирует... Дядя мне сказал «Ему дамы житья не дают»... Ох, уж, эти дамы!       Штольман рассмеялся, поглаживая свою слегка разбушевавшуюся даму сердца.       Неделя прошла в свете Пасхи, даря спокойствие телу и наполняя радостью сердца. - Аня?!... - было не понятно, чего больше прозвучало в словах мужа - удивления или любопытства. - Я не знала, как об этом сказать... Но медсестра сказала, что уже надо... На всякий случай... - уткнувшись в подушку, с большими паузами чуть слышно проговорила Анна. - Какой «всякий случай»? - явное удивление Штольмана сменилось беспокойством. - Ну... теперь уже в любой момент может начаться... - она повернулась, ведомая его рукой, и подкатилась под него, нависшего над ней. - Всё в порядке... - прошептала Анна, проводя пальчиками по сдвинутым бровям. - А... - и, не давая мужу что-либо сказать, продолжила, - так надо! - Можно мне... - он не знал, как спросить, и вдруг решившись, выдал, - ты заинтриговала меня наощупь, я хочу тебя увидеть!       Залившись краской, она кивнула в знак согласия и спряталась под согнутой в локте рукой. Штольман сдерживаясь, поцелуями спустился по шее к груди, и далее замедлил своё продвижение... - Аааа... - протяжный звук на выдохе наполнил комнату, и в ту же секунду она ощутила свежесть воздуха, коснувшегося её живота... - Яков... - чуть слышно позвала она мужа, но руки с лица не сняла. - Ты... - он вбирал в себя открывшуюся картину, - ты такая... голенькая! - отсутствие завитков будоражило его... непривычная обнажённость манила... - Яков! Яков! - содрогнувшись, после настойчивых всепроникающих ласк, она открылась ещё больше: наслаждаясь нежностью представших складочек языком, губами, пальцами, он довёл её до экстаза, отодвигая своё проникновение как финальную ноту.       Касаясь ягодицами внутренней поверхности разведённых бёдер мужа, ощущая тяжесть его восставшего органа приоткрывшимися губами, Анна не сдерживала движений, приносивших удовольствие обоим. Её ступни покоились в его ладонях, что позволяло ему владеть ситуацией... - Яков! - её рука взметнулась, и он увидел взгляд любимых глаз в тот самый момент, когда вошёл в неё... - Яков... - и уже он заскользил в ней, не в силах затормозить... - Яков! - она напитывалась его соками... - Любимая... Нежная... Прекрасная... МОЯ... - звучали признания в ночи, произносимые шёпотом, и погружали в прекрасный мир сновидений, лежавшую в объятиях мужа, молодую женщину.