И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Он давно перестал верить в сказку, в чудеса, в волшебство... Реальность истощала, тянула соки... Ощущение тупой безысходности сводило с ума! Ему, натуре решительной, ждать было невыносимо!       Раньше спасало видение, Её видение... Но сейчас это являлось пыткой! Ему казалось, он был почти уверен, что опаздывает... Уже опоздал! -Яков Платонович! - Мария Тимофеевна могла себе позволить так требовательно обратиться к зятю.       Он вернулся в реальность. Две пары мужских глаз удивлённо вопросительно смотрели на него. Бокалы в руках, говорили о том, что поднимались тосты, говорились комплименты, произносились добрые слова... - Дорогая Мария Тимофеевна, уважаемый Виктор Иванович, замечательный Пётр Иванович! Год назад я даже не помышлял о таком вечере. Благодарю вас, за ваше радушие, терпение, понимание... - он замолчал, колючие искорки разнеслись в миг по телу, когда рука нерешительным движением легла на его талию, Её рука. Он глянул влево и увидел рядом с собой видение... Видение из своих грёз! - Моя! Моя жена... - мелькнувшая мысль наполнила его глаза теплом и светом, и левый уголок губ, так знакомо и провокационно, поднялся вверх. Он приобнял её, прижав к сердцу, и обернувшись, встретил взгляды заинтересованных глаз, - за вас! - ожидавшие финальных слов просто не рискнули поторопить их, лишь догадываясь о том, сколько пришлось пережить этой паре на пути к сегодняшнему дню. - Знаешь... - Знаю...       Оказаться без одежды в постели, для него всегда означало одно! Но однажды, она краснея и пряча глаза, попросила: - А можно нам просто полежать под одеялом... Без ничего... Мне нравится чувствовать тебя всего...       Тогда, прищурившись, он согласился, расценивая это прекрасной прелюдией. Но прошло время... Он почувствовал, что обнажённость позволяет надышаться друг другом, каждой клеточкой их истосковавшихся тел и душ.       Ночь, наступившего нового 1895 года, окутала дом на Цырицынской, 5 покоем.       Они лежали под тёплым одеялом друг напротив друга. - Знаешь... - Знаю...       Часто прерываясь на поцелуи, он не проявлял глубже идущей инициативы, думая об её особенном состоянии. Но с ней он понял, что раньше его прерогативой было задавать тон в интимных отношениях, демонстрировать свою власть над женщинами, а теперь ему нравилось быть одаряемым её смелостью, открытостью, непредсказуемостью, испытывая неимоверную остроту чувств, и погружать её в бескрайние глубины удовольствия.       Он нарушил целомудренность поцелуев и позволил себе спуститься к ушку... к яремной ямке... Облокотившись на локоть, он возвышался над ней... Её ладошки легли на талию, а большие пальцы накрыли углубление пупка, затем медленно прочертили невидимый путь вниз, миновав линию роста волос. Его дыхание стало глубже... Её ласки охватили всю область его низа живота... Когда же ладони, спустившись по паховым линиям, соединились, комната наполнилась приглушённым стоном на выдохе: - Ааааа...       Перекатывая пальчиками бархатистые округлости, она вслушивалась в звуки, испытываемого им наслаждения. Он почувствовал себя покинутым, как только её движения замерли, и не сдержавшись выдохнул: - Ещё...       Её лицо озарила улыбка... Он впитал её в себя, сняв с признанием: - Ты нереальная... Ты моя! - Я хочу тебя! - в ответ на призыв он одним движением оказался сзади неё, и через мгновение вездесущие руки рождали в ней дрожь. - Яков! - он был внутри неё...       Ночь открытий, торжества, волшебства царила в мире...