И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Новогодняя неделя для семьи Штольман пролетела как один миг. Они отклонили все поступившие приглашения, чем вызвали бесконечную череду гостей в доме. Мария Тимофеевна находила в этом процессе безграничное удовольствие, что вызвало не озвученную благодарность со стороны Петра Ивановича: трое мужчин могли легально уединяться в кабинете, когда им это заблагорассудится, хозяйке дома было не до этого. Так случилось, что однажды появившаяся и оставшаяся Анна не внесла неудобства в их общение, и по этому она иногда позволяла себе побыть среди близких для неё людей.       Анна любовалась Яковом, насыщалась его присутствием: в памяти сглаживались безумные события, страшные ощущения пятилетней давности, и исчезало дикое чувство одиночества каждых последующих новогодних праздников.       Яков чувствовал переживаемое Анной, и при любой удобной возможности оставался с ней наедине, нашёптывая на ушко нежные важные слова...       Но надо отметить, что именно она превращала невинные нежности в яркие мгновения страсти. Их уединение почти всегда заканчивалось занятием любовью.       Известно, что Яков был знатоком женщин и плотских утех. Но с появлением в его жизни Анны, ещё тогда, всё пережитое им отодвинулось на энный план. Но иногда он всё таки озадачивался, откуда в ней такая сила? И теша себя самого, находил простой ответ, что она просто хорошая ученица в руках мастера. - Ты чему улыбаешься? - с прищуром спросила Анна. - Кому... Тебе, - он не заметил, как мысли завладели им. - Твоей чувственности, твоей податливости, твоей открытости... - сознание возвращалось в распластанное тело, только что пережившее наивысшее удовлетворение: ни одна клеточка их тел не осталась без ласк, дрожь пронзила его лишь от воспоминаний о них. - Тебе холодно? - вопрос в её устах прозвучал провокационно. - Холодно ли мне... - и Яков уже нависал над ней, - это дрожь желания... - он дразнил её, ощущая подушечками пальцев возбуждающую влагу, и ловя ртом приглушённые стоны удовлетворения.       Эта неделя сблизила их настолько, что подобное казалось из мира нереального.       Яков проснулся первым, и ещё до её пробуждения ощутил беспокойство.       Вдруг тишину утра нарушил её голос: - Я одна везде и всюду... В доме ясная картина... Я иду, ты в бреду... Покажись! Я украду...       На него смотрели ясные широко распахнутые глаза Анны, неспешно возвращавшейся из недосягаемого.