И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Размеренный ход утра в доме Мироновых нарушил фельдфебель, в срочном порядке направленный Трегубовым с письмом для Штольмана. - Ваше высокородие... - вытянувшись в струнку, начал появившийся, но был остановлен Штольмановским: - Тише! Тише-тише... - Яков Платонович, - последовало мирное продолжение: в отделении все хорошо знали статского советника, - господин полицмейстер направил к Вам с письмом, - но зная о предпочтении Штольмана получать живую информацию, спросил, - на словах? - Давай! - взяв послание, Штольман внимательно принял информацию.       Оказывается, ночью по свежим следам Коробейников раскрыл кражу, но при задержании вора подвернул ногу. А ранним утром поступило сообщение о смерти дочери купца Мясникова на Казначейской улице. - Я понял, - улыбнувшись, сказал Штольман и прочёл послание: его предположение дублировало просьбу Николая Васильевича, выехать, как следователю, на место смерти девушки. - Александр Францевич, приветствую Вас! - Штольман ещё издали заприметил статную фигуру доктора. - Ба! Вот так дела! - доктор Милц замер на мгновение, а затем ностальгически продолжил, - словно и не было минувших лет... - Рассказывайте, что тут... у нас, - лёгкая улыбка тронула губы опять новоявленного следователя. - Тк... убийство... - молвил доктор. - Вот! Смотрите... Рана на голове - причина смерти. Характер похож на то, что если бы девушка сама упала. Банально - подскользнулась! Подморозило ж! Но! - Милц красноречиво глянул поверх очков. - Крови то нет! А вытекло её, я думаю, прилично. Здесь, как видите, - он указал на свежевыпавший снежок, - лишь след от раны успел сформироваться, - после паузы доктор добавил, - может она конечно и где-то там сама упала, но кто-то же попытался это скрыть. - Значит будем искать, - сдвинув брови заключил Штольман. - А до дома её далеко? - Да вот, из красного кирпича, - указал фельдфебель, всё время находившийся по близости.       В указанном доме царило горе: зарёванная мать, мрачнее тучи - отец. - Прошу меня извинить, - представившись, продолжил Штольман. - У нас есть основания считать, что это убийство. - Да бог с Вами! - ярко отреагировал отец, а мать захлебнувшись закрыло лицо руками. - И всё же... - Яков Платонович решил не упорствовать и спросил, - где комната... была... вашей дочери? - Я провожу, - хмуро ответил хозяин, услышав очередной заход жены. - В доме прислуга имеется? - по пути задал вопрос Штольман. - Да, по хозяйству помогает жене, и у дочери - компаньонка, обе в доме живут, - смиренно отвечал отец погибшей.       Приступив к осмотру девичьей, Яков Платонович, попросил организовать прислугу для допроса. - Да Вы что-то лишнее удумали, - несколько подавленно заметил хозяин. - И всё же... - не желая пускаться в излишние объяснения заключил следователь.       В скором времени на пороге появилась возрастная женщина. - Лукерья - я, - представилась вошедшая, - чего изволите-с, барин?       Яков понял, что это прислуга, помогающая по хозяйству. - А что, бельё каждый день меняете? - последовал неожиданный вопрос. - А зачем же-с, барин? - недоумённо воззрилась Лукерья на спросившего. - Так не знаю зачем, а вот бельё у барышни поменянное свежее, - Штольман отдёрнул покрывало. - Правда Ваша, - удивлённо уставилась она на него. - Я всегда в субботу меняю... Так уж три дня прошло... Не знаю, барин! - А компаньонка барышни могла поменять? - поинтересовался следователь. - Настасья? - несколько с пренебрежением уточнила Лукерья. - С чего бы это? Ей самой я стелю. Она же точно барыня живёт!       В дверях возник обеспокоенный купец. - Нет её нигде? - сбиваясь в дыхании, вымолвил он. - Настасьи? - уточнил Штольман. - Её! - хозяин обречённо опустился на стул. - Она так рыдала, когда сообщила нам об этом... - О чём? - снова уточнил Штольман. - О дочери! Это ж она, Настасья, нашла доченьку на дороге... - и он уткнулся, содрогаясь, в согнутый локоть. - Проводите, где бельё грязное складируете? - обратился Яков Платонович к Лукерье.       Не найдя ничего подозрительного в подсобном помещении, Штольман оказался в комнате компаньонки дочери хозяина дома. Не прошло и получаса, как окровавленное бельё было найдено.       Проинструктированный фельдфебель организовал поиски девушки по городу. Штольман отправился на вокзал. Дневной поезд ушёл, до вечернего было далеко. - Добрый день! Подскажите, сможете ли вспомнить сегодняшних уехавших на дневном поезде? - обратился за помощью Яков, войдя в сторожку станционного смотрителя. - От чего ж не вспомнить! - с рвением отозвался служивый: но никто из описанных им, не заинтересовал Штольмана. - Да! Была еще барыня с молодым слугой, молодая, опоздала... - вдруг остановил он уже выходившего гостя.       В дороге предстояло нагнать час времени. Штольман расшифровал её замысел: по-видимому, она планировала догнать ушедший поезд, и сесть в него на одной из последующих станций, самой удобной - был Ярославль. - Хорошо заплачу - если успеем, - он нанял кучера, поставив ему задачу.       Уже надвигались сумерки, когда заканчивалась посадка на поезд. Первым делом, найдя начальника станции, Штольман представился, потребовал задержать отправление и выделить сопровождающего.       На перроне уточнив у станционного смотрителя, не садилась ли в один из вагонов молодая особа в сопровождении слуги, и получив утвердительный ответ, он в скором времени вывел её, предварительно оглушив крепкого мужчину, кинувшегося на защиту, который тоже покидал вагон, правда не без помощи постороннего.       В обратный путь Штольман отправился только с беглянкой, оставив её компаньона под арестом в Ярославле до следующего дня. Во всё время была тишина, лишь единожды он сынициировал разговор. - Зачем? - Почему одним всё, а другим ничего? - Так тебя вроде не обижали? - Но это всё равно не то... - А там, куда тебя сошлют, ты думаешь, будет то? - Яков! - она выпорхнула из ниоткуда, тепло её ладоней уже согревало его замёрзшие щёки. - Аня... Анечка... родная... - не давая прикоснуться к себе, однако, он не отпускал её губами. - Я холодный! Очень холодный! - Ты замёрз?! - утвердительно-вопрошающе прозвучали последние слова. - Так кто здесь нуждается в согреве? - появившихся два брата, заставили рассмеяться супружескую пару. - Яков Платонович, это Вы в ответе за них! - появилась подобно дочери Мария Тимофеевна. - Я... - начал Штольман, но прерванный хозяйкой дома, - Ваш фельдфебель нам всё передал, - был сопровождён к бару, где тут же в его руках в бокале забликовала янтарно-шоколадная жидкость. - Як Платоныч, залпом... Залпом! - наперебой скомандовали оба брата, уже хорошо согревшиеся к возвращению зятя.       Весь ужин не сводившая глаз с мужа, Анна, как только, они оказались у себя, отправила Якова в ванную, заботливо подготовленную Глафирой Тихоновной.       Он появился раскрасневшийся, в халате, и буквально рухнув в кресло, с любимым именем на устах уснул.       Аня, решив закрепить согревающий эффект, подготовила ванночку для ног.       К нему вернулось сознание от непривычных прикосновений к его ступням. Приподняв веки, Яков погрузился в подсвеченную атмосферу их комнаты: он в кресле, ноги окутывает тепло и приятное давление... Аня сидела на полу и колдовала над тазиком, с погружёнными в него его ногами...       Сколько прошло времени, он не отдавал отчёта, в этот момент ему хотелось, чтобы это действо не заканчивалось... - Яков... - нежно прошептала Аня, устремив на него ясные бездонные глаза. - Я люблю тебя... - услышала она в тон себе.       Штольман лежал на кровати распаренный, размятый, умасленный какими-то благовониями, да ещё и в шерстяных носках. У него не было сил, и надо отметить, желания, оспаривать её действия. Он только на разный лад повторял про себя драгоценное имя: - Аня... Аня... Аня...       Она появилась неслышно, невесомо скользнув ему в подмышку. Он поглаживал её по спине, наслаждаясь её ощущением, и вдруг начал рассказывать события прошедшего дня, тихо-тихо, сам не осознавая, как они сильно его тронули. - Аня, понимаешь, человек не в праве рассчитывать на то, что добро всегда обернётся добром! Понимаешь, лучше никогда! Чем спустя время пожинать плоды своего доверия...       Её рука заскользила поверх него, неся с собой успокоение: он прикрыл глаза. Она прошла вдоль пояса халата... И вот под рукой жар его тела опаляет её... Ей мешает пояс, и она справляется с возникшим препятствием... И... Аня уже ласкает сокровенное, расслабленное, нежное... - Мой комочек счастья... - вслед за словами она покидает его, чтобы дать ему почувствовать себя там...       Якова захватывает желание, он открывается перед ней и ощущает её пальчики, язычок везде... Запредельное чувство разрывается, изливаясь каскадами, исчезая меж алых губ...       Мгновение... И она опять в его руке, только одеяло укрывает их теперь. И это - не сон, это - явь... - Я люблю тебя... - он долго не отпускает её, целуя и шепча признания... - Печка... печка... - мысль пронзившая её, ещё до того, как открылись глаза. - Яков! - её ладонь коснулась его лба, он был охвачен огнём.