И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

- Она уже в городе... - первая мысль, пронзившая сознание, как только он открыл глаза, - уснул... на пару часов, - за окном царила ночь без малейшего проблеска рассвета, - Жан сказал, что она уедет утренним... Жан!       Только сейчас представилась возможность подумать, осознать, понять, что же произошло. В мыслях Яков вернулся в квартиру на Мойке... - Кричать Вы не будете... Потому оставил Вам возможность говорить. И вообще, я пришёл сюда поговорить! Если бы я хотел убить, то убил бы уже давно! - Жан опустился на кушетку, чувствовалось как нелегко ему сейчас. - И ВАС! И ЕЁ! - он словно выплюнул последние слова. - А вырубил и связал Вас, для Вашей же целости, уж, не обессудьте! - Жан замолчал, а Штольман решил его не торопить. - Я был рад выскользнуть живым из тех событий... Пять лет назад. Я не видел Нину Аркадьевну больше 4 лет. А весной она появилась.... Она приехала за мной в Париж. Что за женщина! Я не смог ей отказать! - он устремил пристальный взгляд на пленника. - Она Вас не волнует... Или вернее... Больше не волнует. Ответьте мне! - С какой стати я должен давать Вам какие-либо ответы, - произнёс Штольман, понимая, что молчание будет провокацией, внутри задаваясь вопросами «Где Нежинская? Жан здесь, значит ли это, что и она здесь?» - Мне нужно это знать! - последовавшая тишина, подтолкнула Жана достать козырь, как он сам это понимал, - от Ваших слов зависит жизнь Вашей жены, и насколько я понимаю, жизнь Вашего ребёнка, - и он повторил, - была ли Нина Аркадьевна для Вас важна когда-то? - Да! Но это было очень давно... И я обманулся тогда... Она умело владеет чувствами... - Штольман пытался просчитать к чему весь этот разговор. - Нина Аркадьевна - мастер использования людей. Но есть один человек с которым у неё это не срабатывает. И этот человек - Вы! - пауза затянулась, вдруг Жан заговорил, по-видимому, на что-то решившись. - Она одержима Вами. Но Вы для неё недосягаемая... или упущенная цель. И она это поняла... Здесь, в Петербурге... Рискнув приехать, поставив на кон многое, заручившись поддержкой в Англии... - раздался смех, переполненный болью. - Она поняла, что Вы недосягаемы! Но отпустить она Вас не может! Она решила вас растоптать! Утром она уезжает в Затонск, чтобы лишить Вас жизни... - он резко встал, достал нож, и верёвки упали к ногам Штольмана. - Почему Вы на это решились? - Яков потирал ноющие запястья. - Чувствую так... - Жан сделал пару шагов в направлении выхода и уже от двери добавил, - Вы и эта барышня - другие! Какие-то особенные, что ли... Но только вдвоём! Исчезнет один... И исчезнет другой!       Они лежали открытые, беззащитные в своей наготе. Мужчина и женщина - части единого целого. - Я не могу без тебя... - Яков обхватил Анну рукой и прижал к себе, со спины вдавив себя в неё: он возбуждён, его будоражит тянущее нарастание плоти, он погружается в воспоминания их сегодняшней встречи, осязая её сейчас, он видит её в момент страсти: открытую, жаждущую, чувственную, нежную... - Анечка... просыпайся... - Яков утыкается носом в её мочку уха, дрожь пронзает его от макушки до кончиков пальцев: опасность, в который раз нависшая над ними, обострила все чувства, - мы рядом, мы вместе, - он произносит это вслух, как ответ на свои размышления, и слышит, словно эхо: - Как хорошо, что ты вернулся... - она млеет в его руках, уверенно держащих её, его дыхание, распаляет жар, заполняющий каждую клеточку. - Аня! Нежинская в Затонске... - он ощутил, как она вжалась в него ещё больше, не произнося не единого слова, и он заговорил тихо, спокойно, его руки, будто совершая магический ритуал, гладили, принося успокоение.       С течением речи мужа Аня наполнялась силой, уверенностью, а успокоение перерождалось в желание. Она направила его... Они слились в органичном, страстном, звучном единении.