И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

- Быстрее добраться до купе! До купе! Быстрее! - как мантра, мысли носились по кругу. - У неё же никогда ничего не бывает вполсилы!       Он вёл её за руку, она повиновалась беспрекословно, его это устраивало и беспокоило: - Куда исчезла её живая натура?       Вокзал. Перрон. Вагон. Купе.       Они наедине. Он обнимал её, она отвечала, но словно и не она это.       Стук в дверь. - Добрый вечер, Антон Павлович! - Штольман жестом предложил Чехову войти, ведая о том, как писатель, обеспокоен всем мероприятием в целом. - Добрый вечер, Яков Платонович, Анна Викторовна! - вошедший приветствовал семейную пару.       На знакомый голос Анна обернулась. - Анна Викторовна! Вы - обворожительны! - Чехов был корректно краток, но не смог остановить творческий порыв, - Яков Платонович, вы создаёте у меня образ рыцаря, похитившего свою возлюбленную...       В следующее мгновение мужчины одновременно бросились к Анне, теряющей сознание. - Аня! Аня! - Анна Викторовна!       Чехов проверил пульс: - Я за чемоданчиком...       Яков без лишних слов подхватил Анну и отнёс в смежную комнату.       Проведя осмотр, Антон Павлович заверил Штольмана, что причин для беспокойства нет, и происходящее - лишь следствие перенапряжения, эмоционального истощения: - Я вас покину! Но если посчитаете возможным, заходите! Я в ближайшем времени не лягу спать!       Проводив гостя, Яков вернулся в спальню, сменил свет, присел на кровать, тихо позвав: - Аня! Дорогая! - Яков... - она открыла глаза, улыбаясь, но не покидая мира грёз.       Он переодел её, коря себя за то, что и в такой момент, не упустил возможности полюбоваться женой.       Разложив вещи, наведя порядок, убедившись в ровности дыхания спящей, запечатлев поцелуй на губах, Штольман постучался в купе Чехова. По тому, как была открыта дверь, он понял, что сделал правильно, его ждали: - Антон Павлович, позвольте предложить осесть у нас, вдруг Анна встанет... - Конечно, конечно! - Думаю, не помешает? - вопросительно глядя на гостя, достал бокалы Штольман. - Согласен, - утвердительно кивнул Чехов.       Антон Павлович видел в каком состоянии находился Штольман, и осознавая неуместность светской беседы, предложил сыграть в лото, на что и получил согласие, возможно, чисто механическое. - Приобрёл новое лото для дома! - с удовольствием заметил вернувшийся Чехов. - У нас это самая любимая игра.       Последовавшие минут сорок, мерный звук поезда нарушали лишь называемые выпавшие числа. Коньяк сделал своё дело и к концу часа последовали некоторые воспоминания, связанные с общими местами обитания двух присутствующих мужчин. Невольно вспомнился и момент знакомства, и последующие события... - Проверю, как Анна... - Яков удалился. - Она здорова, - сказанное, уверенно спокойно Антоном Павловичем, подействовало на Штольмана лучше всяких доказательств, и по нему пробежала дрожь, отмеченная гостем. - Вам обоим необходима тишина и возможность просто быть вместе. За вас! - предложил тост Чехов.       Уже далеко за полночь он же поднял насущный вопрос: - В Москву приедем к шести вечера. Можем переночевать на Малой Дмитровке, там квартира, сестра учительствует в городе. А можем сразу отправиться в имение, но на месте будем часа в два по полуночи. - Я бы за прямой маршрут. Но разрешите оставить вопрос открытым до утра... - Яков руководствовался состоянием жены. - Да-да, конечно. Тогда до утра. Яков Платонович, Вам тоже необходимо отдохнуть, - гость словно распространял на окружающих ощущение порядка, свойственное самому. - Спасибо! Спокойной ночи, - Штольман, уставший, но обретший успокоение, закрыл дверь купе.       Вознамерившись сначала прикорнуть на диване, оставил эту идею. - Ведь врач посоветовал отдохнуть, - убеждал он сам себя, переодеваясь ко сну и подныривая под одеяло к жене. - Любимая моя... - Яков погружался в сон, прижимая к себе своё сокровище. - Щекотно... Щекотно... - он, ещё не открыв глаз, поднял руку к груди, и услышал смешок. - Аня! - на него смотрели ясные глаза. - Ты что делаешь? - Дразню тебя, - искренне ответила она, меряя его грудь шагающими пальчиками. - Я вчера очень испугался... за тебя... за себя... за нас... - он опрокинул её на спину, и навис над ней, словно защищая от всех и вся. - Яков, мне вчера так стало страшно, когда я увидела, я ведь увидела, к чему приводит недоверие, желание убедиться, получить доказательства. Что счастье на земле невозможно? - её глаза заблестели, заблестели от слёз. - Аня! Многое... Большее зависит от нас... - Яков усадил её между свои ног, покачивая в такт двигавшегося поезда. - Это великое произведение! Оно способно учить людей через сердце...       Его же сердце уже буйствовало: ладони скользившие по внешней стороне, удерживавших её бёдер, ускорили бег крови. - Аня... - и он припал к ней, иссушенный последними событиями.       Она провернулась в его объятиях, возвысилась над ним, встав на колени, насладилась ощущением широких плеч под ладонями, и... - Доброго дня, Яков Платонович... - соскользнув с ложа, устремилась в ванную комнату.       За завтраком было принято решение, ехать сразу в Мелихово. До обеда дружная компания играла в лото, вела беседы о медицине, об искусстве. - Создано немало опер о любви, но в «Лоэнгрине» эта тема развита до беспощадности. В ней прослеживается вопрос о безусловной любви, о безусловном принятии. Возникает дилемма о границах доверия и самоотдачи, свободы и ответственности... - рассуждал Антон Павлович. - Автор соединил двух героев, идеально подходящих друг другу... - Аня мечтательно устремила взгляд в окно. - Но гармония была недостижима... - закончил предшествующую фразу Чехов. - Читал, что Вагнер сам был потрясён созданным, и пытался переделать финал, но понял, что «Лоэнгрин» может закончиться только так, - Штольман с беспокойством следил за Анной. - Надо отметить, что детективная линия завершилась успешно - мальчик возвращён, - Чехов намерен был сменить тему беседы. - Спектакль осуществил мечту Вагнера о единении слышимого и видимого в сильный художественный образ. Состоялся синтез искусств! За это можно только порадоваться! - возникла пауза, прерванная же Чеховым, - искусство учит!       Раздавшийся стук дверь, а затем последовавшее приглашение на обед, направило течение беседы по другому руслу. - Смею предположить, нам всем не помешает отдохнуть. Москва не конечный пункт, - заметил Антон Павлович после завершения трапезы, и удалился в своё купе.       Как только щёлкнул замок, Анна приникла к Якову со спины. - Аня... Доктор сказал отдохнуть... - сдерживая себя, Яков повернулся к жене лицом и целомудренно поцеловал её в лоб. - Кто бы спорил... - она сняла уже с него сюртук, и приступила к пуговицам на жилете. - Может... Позже... Позже... - сохраняя чувство юмора, он попытался передать её же интонацию. - А Вы злопамятны, Яков Платонович! - верх рубашки легко подался её пальчикам, и губы коснулись его груди. - Аня... - его тон свидетельствовал о пошатнувшейся обороне, и чтобы закрепить за собой позиции она приступила к застёжке на брюках.       Освобождённый от одежды, Яков с упоением принимал неспешные ласки: её ладошки скользили по паховым линиям, проникая меж его ног, и игнорируя, вставшее, жаждущее прикосновений, естество.       Анна завладела его сосками, и с первым пойманным стоном опустилась перед ним на колени. Её язычок, начавший движение снизу, заскользил по мошонке и устремился вверх, на излёте захватив головку, ввергнув мужа в неведомый доселе мир.       Желая обладать Анной, он воссоздал вчерашнее утреннее видение манящей складочки. Яков завладел ею сначала языком, а затем упиваясь погружением, услаждал свой слух звуками любимой. Дрожь, зародившаяся в ней, захватила и его.       Они лежали, не в силах отпустить друг друга, наполняясь соками жизни в преддверии нового.