И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Раздался стук в дверь, незнакомый стук. Штольман очень удивился, ведь он же в доме Мироновых находился на правах гостя, и если кто-то приходил извне именно к нему, то Лиза приглашала его пройти в гостиную. - Кто бы это мог быть? - за размышлениями Яков услышал повторный стук. - Да-да, войдите,- на пороге появился Коробейников, - Антон Андреевич, что-то случилось? Добрый день. - Да нет... - Штольман видел, что коллега на что-то решался. - Яков Платоныч, - сказал, как отрезал Коробейников, - простите меня за моё нетерпение к Вам по весне. Я был очень рад Вас увидеть. Но я знал, какие трудные времена пережила Анна Викторовна, находясь в неведении о Вас. Встретив Вас, я не смог справиться, как мне казалось, с чувством несправедливости по отношению к Анне Викторовне, - выпалив на одном дыхании Антон Андреевич потупил взгляд и замолчал. Штольман понимал, что это не всё, поэтому не проронил ни слова, чтобы не мешать. - В ту ночь, когда мы Вас нашли, точнее Вас нашла Анна Викторовна, мы только помогли Вас извлечь, так вот тогда я увидел и понял, ЧТО вас связывает! - эмоциональность говорившего зашкаливала, после паузы он более спокойно заключил, - я очень дорожу отношениями с вами обоими, и надеюсь, что они сохранятся и впредь.       Штольман решил, что все слова будут неуместны в данный момент. Он по праву старшего протянул руку, и позволил завершить рукопожатие наставническим объятием, похлопав по плечу. - Как дела в участке? Что-то интересное расследуете? - Яков не позволил молчанию создать неловкую ситуацию. - Да что Вы! Мелочное всё! - возможно Коробейников ещё что-то хотел добавить, но на пороге внезапно появилась обеспокоенная Анна Викторовна.       Увидев мирно беседующих мужчин, она мило улыбнулась и пригласила отведать чай с пирогами в беседке.       Антон Андреевич после разговора со Штольманом находился в приподнятом настроении: балагурил и уплетал пироги за обе щёки. Отдав должное гостеприимству в скором времени оставил Якова Платоновича с Анной, выразив надежду на скорую встречу.       Оставшись наедине, Яков приглашающе указал на свои колени, куда Анна без промедления и уселась, напомнив промелькнувшей порывистостью «барышню на колёсиках». Штольман прижался лбом к её плечу, пряча на лице промелькнувшие воспоминания о всём пережитом за этот внушительный период времени. - Что Вас мучает, милая Анна? - полушутливо, полусерьёзно задал он вопрос, слыша, как бьётся её сердце. - Ничего то от Вас не скроешь, дорогой сыщик! - и она запустила руку в его причёску. - Чем ближе семнадцатое число, тем больше я хочу, чтобы к Вам никто не приближался. Вы - мой, только мой! - Анна замолчала, но ощущаемая им её нервозность, говорила что это не всё. - Это раз! - шутливо тихо посчитал Яков. Это подействовало: он почувствовал под руками немного расслабившуюся спину любимой. - Ваш кашель! Александр Францевич уверен, что это не лёгкие! Ну или, если быть точнее, что причина основная не в лёгких! - Это два! - он почувствовал по опять возникшему напряжению в осязаемой им спине, что они подобрались к самому важному переживанию. - И три? - Яков провоцировал продолжение. - Мы с Вами уже столько раз были вместе! А у меня только что... когда мы не смогли... - Анна никак не могла закончить мысль, но он и так всё понял. - Аня! - Штольман, взяв её за подбородок, повернул к себе так, чтобы видеть глаза, - была бы моя воля, я вообще не отпускал тебя от себя! Да, слышал, что беременность иногда наступает с первой близости, но это не означает, что если этого не произошло, то что-то не так, - он потянулся к её губам, покусывая их, почувствовал зародившийся в ней трепет, - к тому же, мы не можем заняться любовью, как только пожелаем, но это лишь только пока! - он отстранился от неё, и она увидела его потемневшие глаза, захваченные страстью.       Штольман уже вышел на службу, и однажды в его отсутствие Мария Тимофеевна подняла в семейном кругу вопрос о том, не пора ли Якову Платоновичу вернуться до свадьбы в гостиницу. Что тут началось: Анна, можно сказать, в ультимативной форме заявила, что и она тогда переедет в гостиницу; Пётр Иванович поддержал племянницу в плане того, что Якова Платоновича нельзя оставлять одного, потому что редко, но до сих пор, после ночного спасения, наступают внезапные ухудшения самочувствия Штольмана, и он, как взявший на себя ответственность вовремя прийти на помощь, настаивает, чтобы Штольман до свадьбы находился под крышей дома Мироновых, а в ночь накануне свадьбы, он вместе с женихом отправится в гостиницу. Виктор Иванович наблюдая возбуждение, которое овладело дочерью, словом хозяина поддержал слова брата, завершив поднятый вопрос.       До заветного дня оставалось две недели. За обедом зашёл разговор о насущном. - Яков Платонович, мне кажется, мы всё обсудили, касающееся свадьбы. Но позвольте задать вопрос. Вы не стали заказывать костюм здесь, намереваясь его пошить в Петербурге. Но я не понимаю как и когда? - видно было, что Мария Тимофеевна действительно очень озабочена, ведь ей хотелось всё предусмотреть. - Мария Тимофеевна, понимая, что у меня вряд ли появится возможность до свадьбы съездить в Петербург, я через Варфоломеева обратился к своему портному и думаю, что костюм уже готов. Его привезёт Пётр Александрович. - Ну это никуда не годится! Знаю я ваши внезапные ситуации! А вдруг Пётр Александрович задержится или вовсе не сможет! Что тогда? Как всё будет выглядеть? - войдя в раж, сыпала предположениями Мария Тимофеевна.       Ситуацию спас Миронов младший: - Уважаемая Мария Тимофеевна! Я ещё никому не успел сообщить, но я собираюсь завтра отправиться в Петербург по ряду дел, думаю что на неделю. Так я и привезу костюм. - Хм! - Мария Тимофеевна не нашлась более что сказать, а Пётр Иванович словил благодарные взгляды всех присутствующих.       Штольман был рад возникшей оказии потому, как сам опасался внезапных обстоятельств, коими изобиловала их служба. Вечером Миронов младший получил от жениха ещё одно задание: наведаться в первый же день своего визита к определённому ювелиру и передать ему письмо, после чего дня через два-три забрать у него три коробочки.       Утром в день отъезда дядюшки Анна вышла его проводить, он находился в каком-то романтичном настроении, расположившем его к философствованию: - Любовь, Аннушка, это самая опасная вещь на земле и на небе, самая красивая и самая опасная!       С отъездом Петра Ивановича возникли трудности с ночным бдением Штольмана. Известия о поимке Клюева не поступало. Механизм его воздействия на расстоянии был не понятен. Результат присутствия Анны сказывался на лицо: обострения в самочувствии Якова больше не случались. Но важным звеном во всём действе был уехавший Миронов младший, достаточно времени, проводивший в комнате Штольмана, что по понятным причинам не могла позволить себе Анна, а особенно в ночное время.       Неделя отсутствия дядюшки подходила к концу: в доме каждый ожидал его возвращения.       Анна намереваясь встать пораньше, чтобы первой встретить дядю, и спать отправилась не поздно. Проснулась как по команде, мысли обгоняли друг друга: неужели уже утро, дядя приснился, Аннушкой называл, необычно для него, как перед отъездом.       Прошло буквально мгновение, и она бесшумно закрывала дверь в комнату Якова. Горячка захватывала его. Проделав все манипуляции Анна опустилась рядом с кроватью любимого, в мыслях обращаясь к нему, и благодаря дядю за переданный знак.       Анна проснулась от поглаживаний по голове. Не открывая глаз, она свою руку положила поверх его. Яков поцеловал её в открытую ладошку и потянул на себя. Она поднялась, и он приглашающе откинул одеяло.       Анна скинула халат и прильнула к нему, вмиг окутанная его теплом. Ими овладело желание: вольные ласки дарили наслаждение, порождающее стоны, снимаемые поцелуями с уст друг друга. Он уложил её на себя, не сдерживаясь в движениях, она обожглась о него в районе живота. Яков застонал, в одно мгновение её ноги, согнутые в коленях, словно обнимали его, и она уже скользила обжигаясь раскрывшимися губами. Он одной рукой удержал её, а вторую завел за её ягодицы, приподнял свой ствол и погрузился в неё. Положив обе руки на белеющие манящие полушария он задавал ритм, погружаясь в неё и отпуская её. Анна стала вторить его движениям и в какой-то момент взметнулась вверх, опустилась, до упора сев на член, охватив его пульсацией. Анна выгнулась, подставив любованию вздымающиеся груди, манящие соски, точёную талию, раскинутые бёдра. В изнеможении она опустилась ему на грудь. Ощущая внутри её состояние их возбуждения, придерживая её за талию, Яков продолжил, ускоряясь, ритмичные погружения в её чрево, завершившиеся уносящей их вместе лавиной.