И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Возвратясь в столовую, Яков и Анна нашли старших представителей семейства Мироновых мирно беседующими. Недолго поддержав их компанию, Анна сослалась на усталость, и в сопровождении Штольмана поднялась к себе в комнату.       Закрыв за собой дверь, она буквально упала на диван. Самочувствие, действительно было неважным. Яков сел в изголовье и, подтянув Аню к себе, положил её голову к себе на колени. Нашёптывая, восхищаясь ею, он поглаживал её по волосам. Анну охватила безграничная нежность: она протянула руку, дотронулась до его виска, провела рукой, потом с другой стороны. - Какая же я - эгоистка! Это Яков устал! Я чуть его не потеряла! - она отогнала, готовый вползти в себя ужас, и прошептала, - родной мой! - Два простых слова, которые спасли меня! - Яков не отрывал взгляда от её лица. - Что со мной было? - ответ на этот вопрос Штольман искал с разной степенью интенсивности в своём подсознании, как только вышел из мрака, ориентируясь на эти слова, словно они были маяком.       Он ещё некоторое время позволил себе побыть наедине с любимой и, не злоупотребляя терпением старших Мироновых, удалился в предоставленную ему комнату.       Анна буквально подскочила среди ночи: причина её недомогания обозначила себя - она совсем забыла о женских днях! - Я не беременна ... А ведь ... - память дала возможность погрузиться в прожитые дорогие моменты, незаметно перешедшие в сон. - Что-то Андрея Петровича с того вечера больше не видно, - мысль барабанила в мозгу маленькими молоточками, и своим надоедливым существованием вывела её из мира снов. Беспокойство овладело Анной.       Услышав звуки просыпающегося дома, она решила, что её визит в комнату жениха не нарушит ничьих моральных устоев. На стук в дверь не последовало никакой реакции. Надавив на неё, она беспрепятственно оказалась внутри и от порога почувствовала тревогу: Яков лежал на кровати скорчившись в верхней одежде. Он был во власти бреда: горячий, в испарине, с безумно двигающимися глазными яблоками под сомкнутыми веками.       В мгновение ока Анна вооружилась всем необходимым: одно обтирание сменяло другое, явного облегчения не наступало. В изнеможении она опустилась на колени у его кровати, взяла его руку в свои и прошептала: - Родной мой... Родной мой... - ей не показалось! Она почувствовала лёгкое пожатие руки! Даже если оно было неосознанным! Она отметила, что Яков стал спокойнее дышать. - Мы справимся! - вслух прошептала Анна.       Ещё на подходе к комнате Штольман почувствовал внезапное недомогание: поплыло перед глазами, запульсировало в голове, подступила тошнота. Войдя в комнату, смог дойти до кровати, и кошмар поглотил его. - Вы удивлены! - вопрос с издёвкой прозвучал из-за спины. - Никоим образом, чего-то подобного я и ожидал, - сохраняя спокойствие, ответил Штольман. - Всё то Вы всегда знаете наперёд! - прозвучала фраза наполненная злостью. - Откуда такой вывод? - иронично заметил Штольман. - Если бы знал, то беседа наша проходила бы в другом месте, - улыбаясь заключил он. - Но то, что Вы не тот, за кого себя выдаёте, знаю. Андрей Петрович! Вы всегда прячетесь за чьи-то спины, или Вас моя так впечатлила? - Издеваетесь! - появившись, Клюев глядя в глаза протянул, - а сейчас поиздеваюсь я! У Штольмана всё поплыло перед глазами, подступила тошнота. - Да, я здесь не случайно! Вы даже не представляете, как мы с вами близки! - раздался театральный смех. - Госпожа Нежинская, познакомившись со мной в Англии и узнав о моих способностях, предложила мне на время вернуться на историческую родину и послужить во благо страны, чьим подданным являюсь на сегодняшний день. Я категорически отказался! Но Вам ли не знать, как умеет, ублажая, убеждать Нина Аркадьевна! Эта страстная бестия! Она поведала о провинциальной барышне общающейся с душами. О! Сколько шарлатанов я перевидал! Но я поверил, и решил проверить лично, уж очень заинтересовала меня госпожа Нина! Ну и попутно, конечно, достать труды Брауна, раз уж они так нужны Англии. - Клюев заметил, что Штольман закрыл глаза. - Анна! - выкрикнул Андрей Петрович, и удовлетворённо хмыкнул. - Как она Вас зацепила! - он увидел взметнувшийся взгляд пленённого. - Да и меня тоже! - опять раздался смех. - Я ведь сейчас с точностью до наоборот выполняю инструкцию данную мне Ниной, - повисла тишина, нарушенная словно механическим голосом. - Им там, в Англии, понадобилась Анна Викторовна. Я должен был соблазнить, влюбить в себя Анну и увезти с собой за Ла-Манш. Но Нина не знала важного, что Вы неотъемлемое условие реализации способностей Анны. Вы в качестве обожаемого и обожателя, но не любовника, и уж тем более не мужа! И что же получается? Анна без своих сверх способностей не интересна как объект шпионажа, и на этот случай у меня были чёткие инструкции: убить, чтобы заставить страдать Вас; но она стала интересна мне, как объект дарующий наслаждение, я готов был увезти её для себя, но вмешались Вы! И я понял, кого мне надо убить!       Внезапная боль пронзила руку, Яков понял, ему что-то вкололи. Далее он медленно стал проваливаться всё глубже и глубже. - Я открою Вам свои планы, ведь Вы уже на пути в вечность, но как тяжело Вам будет по нему идти, мучимому своей беспомощностью, овладевающей Вами уже сейчас, заметили? А всё спасибо гипнозу, к коему в своё время я проявил интерес, и добился определённого успеха, - говоривший оценивающе оглядел Штольмана. - Я узнал в продавщице книжного магазина старую знакомую, и понял, что это не спроста. Принял решение действовать мгновенно. Вы уже для всех не досягаемы, и в пути Вас догонит владелица книг. Для всех я уехал в Москву, Петербург по делам, а когда вернусь, примусь за утешение убитой горем Анны. Поверьте, Яков Платонович, я это умею! Нина Аркадьевна уже оценила! Надо отдать должное, она - умная женщина, но упустила, что у меня всегда есть свой план. Я же могу быть откровенным с Вами?! Вы никому не сболтнёте? - лицо говорившего обезобразила гримаса ненависти. - Вы были мне неприятны уже заочно! И знаете чем? Тем, что только в Вас Нежинская видела достойного мужчину и признавала достойного соперника. У меня был чёткий приказ: Вас оставить в живых. Но C’est La Vie! Это моя месть: ей за моё унижение, рождённое в сравнении с Вами; и одновременно Вам: умирать сознавая, что Вы не сберегли свою любовь, СВОЮ Анну! Яков чувствовал, что падение продолжалось, уже невозможно было дышать, его начинал душить кашель, и вдруг, как слуховой мираж: - Родной мой... Родной мой...