И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Штольман вернулся в гостиницу под утро, спать оставалось не больше двух часов. Он рухнул на кровать в чём был, чтобы не терять драгоценных минут. Подушка хранила волшебный аромат, навеявший картины предыдущей ночи.       Пётр Иванович во время дружеской посиделки за графинчиком коньячка ненавязчиво намекнул, о замеченных им изменениях, произошедших в Анне, и если бы не полумрак царивший в кабачке, то наверняка заметил бы тень смущения, промелькнувшего на лице Якова. Штольман не намерен был развивать эту линию, Миронов младший, ставший другом по воле случая, дядюшкой Анны быть не переставал. Темы менялись одна за одной, благо что вспомнить этим двум мужчинам было предостаточно. И вскоре выяснилось, что их взгляды в отношении открытия Анне тайны о наличии между ними давнишних дружеских отношений и о предпосылках возникновения дружбы расходятся. Миронов младший был категорически против, ставить племянницу в известность, памятуя о её переживаниях в прошлом, а Яков руководствуясь данными с Анной друг другу обещаниями об отсутствии каких-либо тайн между ними, желал в настоящем свести на нет уже имеющиеся. Дядюшка в итоге сдался, но попросил, оповестить его, если племянница будет посвящена в историю их совместного пребывания в Париже.       Штольман проснулся вовремя и на удивление отдохнувший. Привёл себя в порядок, впереди его ожидал важный день.       С утра пораньше отправился на службу, планируя в послеобеденное время визит в дом Мироновых. В участке ждала новость: в связи с изменениями в Департаменте полиции с возникновением нового делопроизводства предстояла поездка в Москву с отчётом по организации хранения взрывчатых веществ на военном полигоне. Трегубов уже распорядился по этому поводу, и в скором времени Штольман и Коробейников должны были получить доступ к ранее закрытым для них документам, что подогрело в Якове профессиональный интерес. Во всём остальном дела в полиции за неимением состава преступлений складывались спокойно.       В намеченное время Штольман, запрыгивая в пролётку, раздумывал: сразу ехать в дом Мироновых или заехать к Анне, у неё сегодня был приём в больнице. Очень хотелось её увидеть! Решил, лучше сразу в дом, повидаться днём толком не получится, все надежды возлагал на вечер, покровительствующий влюблённым.       Штольман под впечатлением последней мысли был встречен Петром Ивановичем буквально на пороге дома. - Вы я смотрю, Яков Платонович, тоже изменились! Два сапога пара, так сказать-с! - игриво заметил Миронов младший. - Есть такое-с! - поддерживая заданный тон, ответил Штольман. - Мария Тимофеевна настоятельно захотела присутствовать при встрече! -сообщил Пётр Иванович. - Я тут погуляю, если что, Аннет встречу, свежий воздух для молодой барышни всяко лучшее времяпрепровождение, чем беседы разные, пусть даже и важные. Яков в знак солидарности с умозаключением друга кивнул головой и прищурил глаза.       Через пару минут в кабинете хозяина дома Яков Платонович поприветствовал родителей Анны и выразил слова благодарности за согласие с принятым решением дочери в отношении его предложения руки и сердца. И не давая возможности сказать ни слова присутствующим, сообщил, что свадьба должна состояться до конца июля, после свадьбы он и Анна уедут на неделю в Петербург, а максимум в середине осени, а, возможно, и того раньше, уедут в Китай по делам службы ориентировочно на год.       В воцарившейся тишине мужчины встретились взглядами, и не сговариваясь перевели их на единственную присутствующую даму. -Ну... - Мария Тимофеевна более ничего не сказав, лишь наклонила голову и устремила взгляд на одну лишь ей видимую цель.       Немногословие хозяйки дома вызвало беспокойство как у мужа, так и у будущего зятя, и почти одновременно в кабинете раздалось: - Маша! - Мария Тимофеевна?       В порыве беспокойства Миронов старший и Штольман оказались почти в одной точке. Обернувшись на призыв, Мария Тимофеевна увидела двоих мужчин, стоявших плечом к плечу, неравнодушно заинтересованно смотрящих на неё. Что-то в этой картинке показалось ей символичным. Она проморгала набежавшую слезу, и мечтательно произнесла: - Романтично, веет приключениями, словом, по-французски... - и опять устремила взгляд в неведомое. - Маша, может быть, коньячку? - Виктор Иванович пошёл на крайние меры. - Да, ты знаешь, да! - Штольман успел подать руку, намеревающейся встать Марии Тимофеевне, принявшей предложение мужа.       После разговор в кабинете потёк в русле обсуждения деталей, тонкостей, нюансов предстоящего важного события, последующих изменений в жизни семьи Мироновых и особенностей в жизни семьи Штольман. Мужчины иногда кидали взгляды в сторону друг другу, но Мария Тимофеевна открывшаяся им в этот день с иной стороны, осталась для них загадкой. - Дядя, что-то неспроста мы кружим по саду? - не без доли иронии заметила Анна, взяв дядю под локоть, и завершая раз пятый прогуливаться по аллее. - Да, Аннет, неспроста! Я заметил, - указательный палец дядюшки взлетел вверх, - что на последней неделе у тебя резко менялось настроение, цвет лица... Ну, вот и сейчас, тебе плохо? Ты так побледнела? - Пётр Иванович заметил её обращённый взгляд на что-то позади себя и обернулся.       Побледнеть было отчего, особенно молодой барышне, знающей, как мать относится к её избраннику. Но глазам предстала неожиданная картина: на крыльце появились трое участников разговора в кабинете, мило активно беседующие, они рассаживались за только что накрытый стол. - Что ж, думаю, мы тоже можем присоединиться к чаю, - Пётр Иванович предложил руку племяннице, - до ужина ещё далековато. - Аннушка, тебе плохо, ты такая бледная? - при этих словах Марии Тимофеевны Штольман, сидевший спиной ко входу, поднялся со своего места и устремил, вмиг ставший обеспокоенным, взгляд на любимую.       Анна сослалась на усталость, возможно, вызванную подготовкой к приезду делегации в больницу из Петербурга. Она заняла место, предложенное Яковом, и успела почувствовать пожатие пальчиков, когда он взял её руку для поцелуя.       Мария Тимофеевна направила разговор по интересующей всех теме. Для Миронова младшего известие о предстоящей поездке племянницы в Китай стало неожиданностью, но будучи бывалым игроком по жизни, сумел замаскировать интерес, решив позже обо всём узнать подробнее.       До ужина ещё оставалось прилично времени, и Штольман воспользовавшись приведённым доводом Петра Ивановича, что молодым барышням полезны свежий воздух и прогулка, увёл Анну на аллеи сада.       Во время чаепития Яков остался стоять, прислонившись к балюстраде. Увидев Анну, он жаждал одного, остаться с ней наедине. Но получив подарок, в виде реакции Марии Тимофеевны на всю информацию, представленную им, щепетильно отнёсся к соблюдению правил приличия, коими, как он знал, она сильно дорожила. А возможность стоять, да ещё за спиной Анны, позволила ему любоваться изгибом шеи любимой, затылком, выбившимися завитками из причёски, но при первом же удобном случае похитил её из родственных объятий. Штольман знал всю важность одного момента, он сам должен был сообщить Анне о своём скором непродолжительном отъезде.       Удалившись на приличное расстояние, он как юнец, набросился на неё с поцелуями, вызвав улыбку на её губах. А потом, удерживая в кольце своих рук, произнёс: - Анна Викторовна, в скором времени мне придётся съездить в Москву на пару дней. Она уловила только одно, что он уедет. - Нет! ... Нет! - всё, что смогла произнести Анна, и прижалась виском к его плечу.       Яков, прибегнув ко всем увещевательным возможностям, смог донести важное, что поездка не имеет отношения к его основной службе, она связана чисто с бюрократическими нововведениями, и он едет в компании Коробейникова. - Вот пусть Коробейников и едет один! - тут же нашлась Анна Викторовна. - Милая моя, не забывайте, что сейчас я нахожусь в подчинении у Антона Андреевича, - улыбаясь, Штольман поцеловал Анну в висок.       Яков и Анна появились в доме перед самым ужином. Они и не догадывались, что их счастливые лица стали объектом взглядов исподтишка двух совершенно различных людей. Причины для подобного поведения у каждого были свои: как у Петра Ивановича, так и у Марии Тимофеевны.