Если бы я мог вернуться в прошлое

      Старейшина Илина был официально исцелëн. Лань Цзыи проделал отличную работу. Вэй Усянь сохранил полный диапазон движений. Месяцы физических тренировок привели его к такому результату, что он даже иногда забывал, что когда-то был так серьëзно ранен. Наступил день, когда он впервые посетит поселение Вэнь. Они и раньше предлагали отвести его туда, но он хотел добраться самостоятельно, без посторонней помощи, даже простой трости.       Последние полгода были трудными. Вэй Ин по-прежнему слушал очищение, улыбался и шутил со всеми, кто приходил в гости. А-Юань чаще всего приводил с собой Лань Хонга. Этот ребëнок просто обожал Вэй Усяня, а тот в свою очередь всегда радовался при виде их, но в его сердце была та часть, до которой никто и ничто не могло дотянуться и притронуться. Места для счастья там точно не было. Туда так и не добралось тепло. Вэй Ин держался на расстоянии от всех остальных и не собирался подпускать кого-либо к себе. Кроме Лань Чжаня. Он был единственным, кто когда-либо знал о том месте в его сердце, достигал его, успокаивал. Теперь он ушëл, и это место оказалось навсегда скрыто под тяжестью эмоций, которые Вэй Усянь отказывался испытывать.       Когда он шëл к поселению Вэнь под тëплыми лучами солнца, то удивлялся, почему ему так холодно. Это была не обида, омрачающая его. Его разум был яснее, чем когда-либо с тех пор, как он выбрал этот путь. Холод, который он ощущал, шëл изнутри. После довольно долгой прогулки, Вэй Усянь смог издалека увидеть, что Вэньцы сделали с этим местом. Это было великолепно! Они возвели маленькие, но уютные дома. С одной стороны можно было заметить поле, усеянное различной рассадой, а с другой — крохотный садик. Искренняя улыбка украсила его лицо. — Это прекрасно. Вы проделали огромную работу, — произнëс Вэй Усянь, когда подошёл ближе. — Ученики Лань помогли нам, — скромно ответил Четвëртый дядя. — Даже так. Это просто замечательно. Мы находимся за пределами Облачных Глубин. Давайте отпразднуем это вином!       Раздались радостные возгласы, и когда люди клана Вэнь начали показывать ему окрестности, Вэй Усянь страстно пожелал, чтобы у него хватило сил продолжать держать лицо до конца дня. Он был невероятно счастлив за них, но проблема заключалась в том, что это было слишком утомительно для него, — чувствовать и выражать такие эмоции. — Пошли, — сказал ему Четвëртый дядя.       Вэй Усянь последовал за мужчиной к большому дому в конце поселения, немного в стороне от остальных. Впереди был небольшой пруд с лотосами, точно такой же, какой они возводили на Могильном Кургане. Вэй Усянь почувствовал слабость в коленях. — Вы… — Мы хотели, чтобы это был сюрприз, молодой господин Вэй. Считайте это проявлением нашей благодарности за всë, что вы для нас сделали. — Я… Я не… Лань Чжань был тем, кто… — Это вы вступились за нас, молодой господин Вэй. Вы защищали нас, когда остальные хотели убить. Вы пожертвовали всем ради нас. Это всего лишь небольшая плата за бесконечную доброту, которую вы нам оказали. — Пошлите все в дом! — скомандовал Четвëртый дядя.       Позже, когда он сидел, выпивал и шутил с остальными, он чувствовал, как приятное тепло окутало его. В этот момент Вэй Усянь больше всего на свете хотел, чтобы Лань Чжань тоже был здесь, чтобы увидеть, чего он помог достичь.

***

      Никто бы даже не мог подумать, что Лань Сичэнь, глава клана и Первый Нефрит Гусу Лань, когда-либо сможет потерять терпение. Но даже такой непоколебимый человек, как он, достиг своего предела, когда осознал, что прошло уже больше года с того момента, как его брат находился в бессознательном состоянии. Душа Ванцзи по-прежнему требовала передачи духовной энергии, только не так много, как раньше. В отличие от начала, энергия больше не исчезала бесследно, будто они вливали еë в бездонную яму, а Золотое Ядро Ванцзи каждую секунду отчаянно пыталось исцелить его тело. Оно медленно работало над регенерацией клеток и оживлением своего хозяина. Однако, несмотря на все успехи, Лань Ванцзи всë ещë оставался без сознания, и Лань Сичэнь не знал, что делать. По их духовной связи он понимал, что брат пытался проснуться. И если раньше его душа говорила «Не хочу», то теперь оставалось место лишь для «Не могу». Когда Лань Сичэнь рассказал об этом Старейшине Болину, он ответил, что Ванцзи проснëтся только тогда, когда его тело обретëт достаточно силы для того, чтобы снова принять и удержать душу. Кроме того, нить, связывающая братьев, то и дело натягивалась, готовясь оборваться в любое мгновение, и в эти моменты Сичэнь испытывал неподдельный страх и ужасающую панику. Когда это произошло в очередной раз, Лань Хуань ворвался в покои целителя, чтобы задать тот же вопрос, что и всегда. Сколько бы раз он ни спрашивал, ответ Старейшины Болина оставался неизменным: — Сичэнь, я понимаю, ты хочешь, чтобы он проснулся. Как и все мы. То, что его состояние стабилизируется, не означает, что его травмы стали менее серьëзными. Ты знаешь, что единственная причина, по которой он вообще выжил, — это то, что ты сделал нечто столь беспрецедентное. Если бы ты буквально не привязал его к себе, он бы погиб в тот же день. Это факт, Сичэнь. Пусть его тело само регенерируется. Ванцзи нужно ещё очень много сил. Могу сказать даже то, что он жив только потому, что вы оба слишком упрямы, чтобы отпустить друг друга. И я всë ещë не знаю, хорошо ли это. Мы понятия не имеем, как это повлияет на твоё собственное Ядро. — Я справлюсь. Какой бы ни была цена за спасение брата, я заплачу. — Именно этого я и боялся услышать, — обреченно вздохнул Болин. Они оба знали, что Лань Сичэнь пожертвует чем угодно, когда дело дойдет до его брата. — Он ведь проснется, правда? — испуганно спросил Лань Сичэнь. — Почему же нет? Давай просто дадим ему немного времени. — Ладно. Хорошо, — кивнул глава клана. — Сичэнь, я действительно думаю, что будет лучше, если мы заберëм его в Гусу. — Нет. Я больше не позволю этому человеку приближаться к моему брату. Он и так причинил ему достаточно боли. — Со слов Лань Цижэня я могу уверенно сказать, что он не похож на того монстра, каким его все считают. Этот юноша искренне раскаялся, и мы не имеем права продолжать винить его. Это не наш путь. Мы не позволяем гневу сводить нас с правильного пути. Думаю, вам, глава ордена, точно не следует напоминать об этих вещах. — Скажите мне, Старейшина. Помогло ли исцелить и вернуть моего брата к жизни то, что Вэй Усянь раскаялся? Или, может быть, он проснулся после того, как Вэй Усянь передумал и принял заслуженное наказание, вместо того, чтобы убить их всех? Стало ли состояние моего брата лучше из-за того, что дисциплинарный кнут поспособствовал пролитию крови Вэй Усяня? Изменило ли что-нибудь его «покаяние»? Его вина меня не касается, его извинения для меня ничего не значат. Пока мой брат лежит в этой постели, не открывая глаз, я даже не подумаю о том, чтобы переместить его куда-нибудь поближе к этому человеку. Я уже был более чем снисходителен, позволив ему остаться в Облачных Глубинах после всего, что он сделал. Если бы я имел на это право, я бы без раздумий отдал его тому, кто хочет жестоко отомстить ему за все его преступления. Я сделал это лишь ради Ванцзи. Я больше ничем не обязан Вэй Усяну. И я определëнно точно могу сказать, что он не получит моего прощения. Однажды я доверил ему своего брата. Я больше не повторю этой ошибки.       К концу разговора дыхание Лань Сичэня заметно участилось. Старейшина Болин смотрел на то, как он буквально задыхался от ярости, и гадал, как долго Сичэнь сможет держать себя в руках. Старейшина Болин присутствовал при рождении Сичэня, и с тех пор присутствовал в его жизни каждый день. Он никогда не видел его таким злым. Сичэнь не был склонен к эмоциональным вспышкам. Он всегда был спокойным и приятным. Его природным характером всегда были мягкое терпение и утешительная теплота. Глядя на него сейчас, на ярость, волнами изливающуюся из него, Болин искренне переживал за Старейшину Илина и всех его людей. Если Сичэнь доберëтся до него, случится непоправимое. И, делая вывод из того, что сказал ему Цижэнь, казалось, что тот юноша даже не будет сопротивляться. Лань Сичэнь не относился к тем людям, что могли так долго держать обиду, но в этот раз он не должен был удивляться, сказал себе Болин, ведь Ванцзи всегда был единственным пределом, который Сичэнь никому не позволял пересечь. Настолько сильна была его преданность. Болину даже не хотелось отчитывать его за нарушение правил ордена. Это был не Лань Сичэнь, глава клана, Первый Нефрит Гусу Лань. Это был всего лишь Лань Хуань, старший брат, который был напуган, встревожен и зол из-за состояния своего младшего брата. Младшего брата, которого он защищал всю свою жизнь. — Сичэнь, рано или поздно тебе придется отпустить эту обиду. Не позволяй ей превратить тебя в того, кем ты не являешься.       Лань Сичэнь отказался отвечать. — Спасибо, что уделили мне время, Старейшина, — поклонился он. Как только Лань Хуань ушёл, Болин снова тяжело вздохнул. Он мог только надеяться на то, что Лань Ванцзи скоро проснëтся.

***

— Неужели ты не можешь хоть раз открыть рот? — спросил один из учеников Гусу Лань, преграждая путь Лань Чжаня, что размеренно шёл в свои покои. — Действительно думаешь, что ты намного лучше нас, каменнолицый? — другой мальчишка толкнул Лань Чжаня, из-за чего тот упал на землю. Лань Чжань ничуть не изменился в лице, после чего спокойно встал, отряхнул одежды, и собрался уходить, но ребята снова преградили ему путь. — Я с тобой разговариваю, идиот. Разве ты нас не слышишь? А? — мальчик показал на свои уши и замахал руками, но Лань Чжань по-прежнему отказывался говорить. — Из чего ты сделан? Ты вообще жив? Ты похож на статую. Да что с тобой такое? — он схватил Лань Чжаня за плечи и встряхнул. Лань Чжань начинал злиться. Но сражаться в Облачных Глубинах было запрещено, и он абсолютно точно не мог нарушать никаких правил. Если он нарушал правила, то не мог видеть маму. Лань Чжань сжал свои маленькие кулачки, но в остальном никак не отреагировал. Он мог бы доложить об этом Старейшинам, но знал, что от этого будет только хуже. Они не восприняли бы его всерьëз, и даже если бы они приняли дисциплинарные меры против этого хулигана и его друзей, это только ухудшило бы их положение, когда они снова бы встретились.       Один из мальчишек ткнул его в щеку, и Лань Чжань вздрогнул, как от ожога. — Даже кожа у него холодная, — заметил мальчик. — Может, он и вправду каменный? — другой хихикнул. — Откуда он вообще взялся? Никто из нас не видел его матери. Может быть, он вышел из каменной пещеры? Вот почему он такой холодный! — размышлял вслух их главный задира.       Ярость Лань Чжаня достигла своего предела. Его мать была самым тëплым человеком, которого он знал, не считая брата. Он уже собирался ударить мальчика кулаком в лицо, когда услышал, как брат окликнул его. — А-Чжань, иди сюда.       Дети разбежались быстрее, чем он успел моргнуть. Он подошëл к концу тропы, где его ждал Сичэнь. — Гэ, — Лань Чжань принял протянутую ему руку. — Как долго это продолжается? — Мгм? — Лань Чжань прикинулся дурачком. — А-Чжань, — в голосе брата прозвучал упрëк. — Какое-то время, — смущëнно пробормотал он. — Почему ты ничего не делаешь с этим? — Потому что драки запрещены в Облачных Глубинах, и А-Чжань не увидит маму, если нарушит правила. — Ты мог бы рассказать Старейшинам. — Это не обязательно. А-Чжань в порядке, — Лань Чжань не отвел взгляда, когда его брат посмотрел ему в глаза, чтобы убедиться, что он говорит правду. Он счëл это излишним, поскольку всегда говорил правду. И всë же беспокойство брата омыло его, как тëплое сияние. Он подошëл к нему чуть ближе. Заметив это, Лань Хуань положил руку ему на плечо. — Ты не должен позволять другим запугивать себя, — в словах брата слышались нотки гнева. — Это не имеет значения. Мне всë равно, что обо мне говорят. — Но А-Чжань, ты должен попытаться завести друзей. — А-Чжань пытался. Но я никому из них не нравлюсь. Они говорят, что Лань Чжань холодный и плохой. Они не хотят, чтобы с ними дружил кто-то вроде меня, — сердце Лань Хуаня сжалось. По его мнению, брат был самым замечательным ребëнком из всех, кого он знал. Но другие дети принимали застенчивость А-Чжаня за холодность. Ухудшало положение то, что А-Чжань был склонен не разговаривать со всеми, кроме него и матери. Как бы ни был мал А-Чжань, Лань Хуань уже знал, что у него не будет много друзей в будущем. Если вообще будут. Он воспринимал правила слишком буквально, был послушен каждому слову и всë время старался быть лучшим учеником. Он предпочитал молчание и использовал слова только в случае необходимости. Он получал удовольствие, когда читал книги и практиковался в игре на гуцине. Большинство людей не утруждали себя тем, чтобы компнуть глубже и заглянуть за то, что они воспринимали как каменную холодную внешность. — А-Чжань не плохой. И не холодный. Они дураки, если так думают. Мой диди просто сдержанный. — Мгм. Они не понимают, что А-Чжань боится говорить. Не хочу использовать слишком много слов без необходимости. Это запрещено. — Не стоит воспринимать все правила так буквально, — упрекнул его Лань Хуань. — Мгм, но эти ребята не стоят моих усилий. Их размышления неглубоки, — Лань Хуань сдержал вздох. Его брат был слишком мал, чтобы употреблять такие взрослые слова. — Обещай мне, что приложишь все усилия, когда найдешь кого-нибудь достойного. — Обещаю.       Лань Хуань с облегчением выдохнул, когда услышал решимость, прозвучавшую в голосе брата. Лань Сичэнь должен был отправиться делать домашнее задание, но он решил иначе использовать время, отведённое на выполнение. — Хочешь вместе послушать игру на флейте? — спросил он.       Улыбка, появившаяся на лице его младшего брата, сказала Лань Сичэню всë, что он хотел знать. Он сделал правильный выбор.       В течение следующих нескольких недель, каждый из обидчиков Лань Чжаня попадал то в одну, то в другую беду. Синяк здесь, ещë один — там. Тот, кто толкнул Лань Чжаня, пострадал больше всех, сильно поцарапав колено. Все они были наказаны за то, что ввязывались в драки. Но никто из них не знал, против кого они сражались. Лань Хуань тайно улыбался брату каждый раз, когда это случалось, и, совсем как взрослый, Лань Чжань лишь качал головой на выходки своего брата. После этого никто из хулиганов больше никогда не беспокоил его.       Лань Ванцзи улыбнулся при этом воспоминании. Брат всегда защищал его, но, по итогу, отдачи так и не получил. Мать погибла спустя несколько месяцев после того случая. Ванцзи отвернулся от всех и вся. Настолько, что он забыл, как нужно общаться с другими и правильно использовать слова. Вэй Ин был тем, кто стоил тех самых усилий. Но, к тому времени, Лань Ванцзи стал слишком сдержанным, неспособным найти правильные слова и сказать, что он на самом деле имел в виду. Неспособным отпустить свою жëсткую приверженность правилам. Он не знал, как вести себя с таким живым человеком, как Вэй Ин. Он боялся, что Вэй Ин возненавидит его, как и все остальные. Он был прав. Его несгибаемая натура привела к тому, что Вэй Ин так невзлюбил его, что отказался от предложений Ванцзи помочь. Он не сдержал своего обещания приложить все силы, если найдёт нужного человека, поэтому Вэй Ин считал, что он ненавидит его, хотя на самом деле Лань Ванцзи любил его с самого начала. Что сейчас делает Вэй Ин? Жив ли он вообще? Сердце Лань Ванцзи болело при мысли о жизни в этом мире без него. Он должен быть жив. Даже если Вэй Ин и ненавидел его, он должен быть жив хотя бы для того, чтобы продолжать ненавидеть. Увидит ли он снова Вэй Ина? Может быть, когда он проснëтся, то сможет с ним встретиться? Может быть, когда он проснëтся, он сможет попытаться наладить свои отношения с Вэй Ином? Он беспокоился, не поглотила ли тëмная энергия его сердце окончательно? Надо было отдать сочинëнную им партитуру кому-нибудь другому. Наброски были разбросаны по бесчисленному количеству тетрадей. Он пожалел, что не удосужился записать очищение в один полный нотный лист. Но он никогда не планировал позволить кому-то другому помочь Вэй Ину. Он хотел быть тем, кто сыграет это для него лично. Теперь, когда он застрял вот так, не будет ли слишком поздно, когда он проснëтся?

***

      Лань Чжань мирно спал, положив голову на колени матери. Ему не положено было спать в это время, но женщине было наплевать на правила. Лань Хуань с довольной улыбкой наблюдал, как А-Чжань всë сильнее прижимался лицом к животу мамы, а рука, которой он держал брата, иногда легко сжимала его пальцы. — А-Хуань, — тихо позвала мама. Лань Сичэнь тут же поднял голову. — Да, мама? — Ты любишь А-Чжаня?       Лань Хуань нахмурился. Как могло быть иначе? А-Чжань был его братом! — Ну конечно! Он мой младший брат. Почему бы мне не любить его? — Ты не обижаешься на него?       Сичэнь был потрясëн тем, что мать вообще спросила его о чëм-то подобном. — Обижаться на него? За что? Разве я только что не сказал, что люблю его? Откуда вообще может появиться обида, когда я так сильно его люблю? Почему ты спрашиваешь, мама? Неужели я сделал что-то такое, что заставило тебя поверить в это? Я всегда буду с ним, чтобы любить и защищать. Разве не это ты мне говорила? — Лань Хуань не мог понять смысла вопроса матери.       Мать ласково улыбнулась ему. В еë глазах была глубокая печаль. — Как я и ожидала. Но, послушай, есть люди, которые могут любить кого-то и обижаться одновременно, А-Хуань. Это случается чаще, чем ты думаешь. Ты легко можешь обидеться из-за чего-то на А-Чжаня. Я бы даже не упрекнула тебя за это, — она погладила его по голове, нежно проведя пальцами по макушке. Это было так успокаивающе. Лань Хуань наклонился ближе к женщине. — Но ты, — продолжила она. — Тебе пришлось слишком быстро повзрослеть, моë дорогое дитя. Ты так молод, — она нежно обхватила лицо сына ладонью, — но А-Чжань ещë более молод. Я не могу всегда заботиться о нëм, и твой отец тоже не может. Ты — всë, что у него есть. Я знаю, твой дядя постарается сделать всë для вас, но этот человек не умеет быть нежным, — с её стороны вдруг послышался раздраженный вздох, — а А-Чжань нуждается в том, чтобы кто-то был нежен с ним. У него такая чувствительная душа. Но, А-Хуань, ты сам слишком молод, чтобы брать на себя ответственность за другого человека. — Всë в порядке. А-Хуань не возражает. За ним легко ухаживать. Он следует всем правилам. — Знаю, — понимающе улыбнулась мама. Она поманила его ближе, и А-Хуань прижался к ней, положив голову ей на руку. — Когда-нибудь, если меня здесь не будет, обещай, что позаботишься о нëм и о себе. Я знаю природу твоего сердца. Я знаю, как сильно ты можешь любить. Я также знаю о твоей преданности брату. Не забывай заботиться и о себе. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне. Люби его всем сердцем, но не забывай позволять себе любить и других. Тебе позволено любить кого угодно. Ты не просто его брат, ты Лань Хуань, совершенно другой, совершенно уникальный ребëнок. Обещай мне, что ты не забудешь себя в своей преданности ему. — А-Хуань не забудет. Обещаю, мама, — торжественно провозгласил он. Еë улыбка стала ярче. — Хорошо. Может теперь и ты тоже хочешь вздремнуть? — она многозначительно посмотрела на него, а затем на другую сторону своих коленей. — А-Хуань не может. А-Чжань держит меня за руку. Он проснëтся, если я пошевелюсь.       На мгновение Лань Сичэнь был уверен, что мать сейчас заплачет. Он не знал, что сказал не так. Он уже собирался спросить, как вдруг она улыбнулась ещë ярче, совсем как солнце. — Драгоценный, драгоценный ребëнок, мне никогда не придëтся беспокоиться о нëм, пока ты здесь. Разве он может быть не в порядке, пока рядом с ним кто-то вроде тебя? Теперь я не боюсь.       Ребëнок так и не понял посыла матери. Но он совсем забыл об этом, когда женщина обняла его и поцеловала в лоб. — Не забудь о своем обещании. — А-Хуань никогда не забудет.

***

      Лань Сичэню было девять лет, когда умерла их мать. С тех пор он стал единственным родителем в жизни брата. Дядя тоже пытался, но он был скорее строгим наставником, чем родителем. Сичэнь, с другой стороны, знал, что теперь на нём лежит большая ответственность. И он старался изо всех сил. Даже когда все не одобряли, что наследник клана тратит так много времени на своего младшего брата, ему было всë равно. Рассудком он понимал, что он должен правильно расставлять приоритеты. Но это был А-Чжань, и когда дело касалось его брата, орден всегда был на втором месте. Абсолютно никто не сможет сместить брата с первого места. Даже Не Минцзюэ, который был самым близким для него человеком после брата, знал этот факт и принял его. Иногда он искренне думал, что причина, по которой он имел такую сильную связь с Не Минцзюэ, была из-за их преданности своим братьям. Лань Сичэнь знал, что он никогда не сможет быть с кем-то, кто потребует сделать себя главным приоритетом. Это было просто невозможно. Не Минцзюэ находился в похожей ситуации. Он всегда ставил Хуайсана на первое место. Именно по этой причине он и не пытался убедить Лань Сичэня снова принять активное участие в его обязанностях. Старейшины просили дядю уговорить Лань Сичэня вернуться в Гусу, но тот, конечно, отказался. Пока брат не проснëтся, он никуда не уйдёт. Совсем недавно до него дошёл слух, что Вэй Усянь покинул главное поселение. Лань Сичэнь был насторожен этим фактом, и старался находиться с Ванцзи ещё больше времени, чем до этого. Иногда он задумывался, не стоит ли просто вышвырнуть его вон. Однако, по мнению дяди и Старейшин, Вэй Усянь был ярким примером правильного раскаяния и сожаления. Он также пообещал своему брату, что не будет предпринимать никаких действий против Вэй Усяня за то, что тот причинил ему боль. Как бы ему этого ни хотелось, он не откажется от своего слова. Ванцзи слишком сильно старался обеспечить безопасность Вэй Усяня. Личные предпочтения Лань Сичэня не должны влиять на это. К брату он относился с большим уважением, поэтому он проглотил обиду и стал просто ждать, когда брат проснëтся.       Прошло два года, а тело Ванцзи всë ещë не было достаточно сильным, чтобы принять его душу. Это не имело значения, Сичэнь будет ждать столько, сколько потребуется. Клану тоже придëтся подождать. Дядя был более чем способен справиться с обязанностями в его отсутствие. По правде говоря, Лань Сичэнь был не в том состоянии, чтобы возглавлять целый орден. Он знал, что за это придется заплатить, когда он наконец сможет больше не сдерживать душу брата. Вечная усталость и слабость были ценой за его действия. Сначала он даже не замечал этого, но время шло, и ему стало ясно, что Золотое Ядро ослабевает с каждым днём. Он скрывал это от всех так старательно, насколько мог, особенно от Ванцзи. Но бывали моменты, когда он вставал и вдруг весь мир начинал кружиться. Похоже, его Ядро было гораздо больше заинтересовано в поддержании сил брата, чем его собственных. Но это не проблема. Как только Ванцзи проснëтся, он сможет восстановить свои силы. Сичэнь не отказал Не Минцзюэ, когда тот начал передавать ему духовную силу каждую ночь после одного такого приступа головокружения. Проходили месяца, а Сичэнь продолжал слабеть, он не просил Не Минцзюэ скрывать это от всех, когда тот стал слишком обеспокоен тем, насколько стремительно слабело Ядро Лань Сичэня. На следующий день Сичэнь повиновался Старейшине Болину, когда тот настоял на том, чтобы он также начал получать регулярные передачи энергии от целителей. В конце концов, он обещал матери. Его единственное требование — Ванцзи не должен знать.

***

      Лань Сичэнь играл для брата исцеляющие песни Гусу Лань. Он чувствовал, что это помогает, и Ванцзи постепенно становится лучше. Но сколько же времени уйдет на то, чтобы он наконец проснулся? Интересно, что он испытывает? Понимает ли он, что находится в Цинхэ, а не в Облачных Глубинах? Если да, то он явно недоволен этим фактом, ведь любому другому месту он предпочëл бы Облачные Глубины.       Лань Чжань почувствовал как что-то вдруг дëрнулось у него в груди. Казалось, кто-то пытается оторвать его от тела. Он запаниковал. Неужели он снова умирает?       Нет.       Нельзя умирать. Брат будет опустошен. Рывок становился всë сильнее и болезненнее.       Нет.       Лань Ванцзи обернулся вокруг сущности своего брата и постарался позвать его.       «Гэ, помоги мне.»       Лань Сичэнь не заметил растущей паники Ванцзи, потому что он был сконцентрирован на игре для него. Потребовалось немалое количество духовной силы, чтобы сыграть нечто столь сложное, как то, что он выбрал. Он резко остановился, как только услышал отчаянный зов брата. Лань Сичэнь почувствовал, словно что-то пыталось оттащить его брата. Нет. Он не позволит этому случиться. Он вложил всю свою силу, чтобы удержать Ванцзи, но этого всё равно было недостаточно. — Старейшина! — крикнул он. Целитель, отдыхавший в соседней комнате, бросился к нему. Он ещё больше забеспокоился, когда заметил, как сильно был напряжëн Лань Сичэнь. — Ко мне, — скомандовал Лань Хуань. Болин даже не стал его расспрашивать, вместо этого он начал направлять свою духовную энергию в тело Сичэня.       Лань Ванцзи держался. Сила, что тянула его, стала ещё более настойчивой, но он отказывался подчиняться.       «Я не могу умереть.»       Однако через некоторое время всё прекратилось так же неожиданно, как и началось. Ванцзи вздохнул с облегчением. Он чувствовал, как брат обмяк у него на плече. Он никогда больше не хотел проходить через это. Это напугало его, более того, напугало брата. Он ненавидел себя за то, что причинил Сичэню столько беспокойства. — Не будь дураком. Это моя работа — беспокоиться, — пробормотал Лань Сичэнь, всë еще не в силах подняться из-за огромной потери энергии, которую он только что перенëс, чтобы удержать брата. Недовольство Лань Ванцзи передавалось через их связь. — Просто отдохни.       Лань Чжань очень хотел попросить его остаться, но он просто не знал, как это сделать. Он действительно боялся, что Сичэню, возможно, придëтся оставить его, чтобы выполнять обязанности главы клана. Лань Ванцзи нуждался в утешении, которое мог предложить только брат. — Я останусь. Мне нужно быть рядом с тобой, — сказал ему Сичэнь.       Пытаясь успокоить свои сердца, они оба желали только о том, что им больше никогда не придëтся проходить через эту неприятность.

3 года спустя.

      Не Минцзюэ наблюдал за тем, как Лань Хуань медитирует. Было заметно, что тот утратил своë живое сияние. Теперь он все время проводил у постели Ванцзи, как и в те первые месяцы. Сичэнь вновь оживился, когда Болин объявил, что Ванцзи почти восстановился. Он терпеливо ждал, когда брат проснëтся, ведь теперь его тело наконец исцелилось. Облегчëнная улыбка, появившаяся на губах Сичэня, когда им сообщили эту новость, была первой искренней улыбкой, которую глава клана Не увидел за долгое-долгое время. Им сказали, что Ванцзи может проснуться в любой момент. Когда дни превратились в недели, а брат так и не просыпался, яркая улыбка снова потухла. Никто из них не мог понять, почему Ванцзи не может проснуться. Его тело было готово к этому, но он не открывал глаза. «Дай ему время», — твердили они. Что ещë хуже, Лань Ванцзи каждый месяц чувствовал этот неведомый зов. Каждый раз, когда это случалось, Сичэнь приходил в ужас. Кроме того, сдерживать его душу становилось всë труднее. Требовалась помощь нескольких целителей и самого Не Минцзюэ, чтобы посылать необходимую духовную силу Сичэню, который тратил абсолютно всë на защиту своего брата. Почему смерть тянула за собой того, кто так крепко уже был привязан к живому, никто не знал.       Минцзюэ беспокоился за них обоих. Однако Сичэнь выглядел более болезненным, чем сам Ванцзи. Все беспокойства и бессонные ночи превратили его в бледное отражение человека, которым он когда-то был. Три года постоянного духовного истощения сделали своё дело. Не Минцзюэ задавался вопросом, сколько ещë Сичэнь сможет продолжать в том же духе. Однажды Старейшина Болин подошëл к нему и сказал, что он беспокоится о Сичэне больше, чем о Ванцзи. Никто из них не мог отговорить его от этого. Эмоциональное расстройство только усугубляло ситуацию. — Откуда вам знать, что он не нуждается в передаче духовной энергии? — резко спросил Сичэнь. — Я лучше дам ему больше, чем заставлю страдать от меньшего.       Поэтому он делал то, что хотел, а Минцзюэ и другие делали всë, что могли, чтобы он не навредил себе и своему Ядру регулярными энергетическими передачами. Несмотря на настойчивость Сичэня, Лань Ванцзи не просыпался, сколько бы сил он ни тратил. Бывали моменты, когда он совсем срывался, и среди ночи приходил в комнату Ванцзи. Там он брал его за руку и засыпал рядом с его кроватью. Если бы тело Ванцзи всë ещë находилось в процессе заживления, Сичэнь не впал бы в такое отчаяние. Больше всего беспокоило то, что брат восстановился, но просто по какой-то причине не мог проснуться. Сичэнь читал свиток за свитком, но, тем не менее, они не нашли ответа. Им оставалось только ждать, что делало главу клана Лань ещё более напряжëнным. Одежды, которые он носил, теперь свободно висели на его плечах, и Не Минцзюэ понятия не имел, что он мог сделать, чтобы помочь. Лань Хуань сильно похудел, щеки ввалились, а под глазами появились глубокие, тëмные синяки. Не Минцзюэ было больно видеть, как кто-то столь энергичный, как Лань Сичэнь, превратился в эту пустую оболочку человека. Он прочистил горло, давая понять, что пришёл. Сичэнь открыл глаза и едва заметно улыбнулся. — Минцзюэ, ты не должен так беспокоиться обо мне. Я в порядке.       Не Минцзюэ пробежался глазами от головы Лань Сичэня до его ног, прежде чем снова заглянуть ему в глаза. Ему не нужны были слова, чтобы дать понять, что он думал о его заявлении. Лань Сичэнь вздохнул и подошëл к нему. Они сели бок о бок, глядя в вечернее небо. — Я не знаю, что делать, — наконец выдохнул Лань Сичэнь. — Ждать — это всë, что мы можем сделать, Сичэнь. — Сколько еще? Трëх лет недостаточно? Чего я вообще жду? Ванцзи и сам не знает, почему не может проснуться. Я чувствую, как он старается. Тем более, целители объявили, что его тело исцелилось. Он так старается, Минцзюэ. Он делает это для меня, я знаю. Он беспокоится обо мне. Он расстроен тем, что я расстроен, и никто из нас ничего не может с этим поделать. Хуже всего то, что никто даже не знает, почему он не может проснуться! Что случилось с моим диди? — слëзы стали медленно стекать по его лицу, когда он замолчал. Сердце Не Минцзюэ с болью сжалось. У него тоже был младший брат, поэтому он знал, как это может быть сложно для него, но видеть Лань Сичэня, самого оптимистичного, приятного человека из всех, кого он знал, было просто невыносимо. Не Минцзюэ сделал единственное, что он мог, — крепко обнял Лань Хуаня. — Он проснëтся. — А если он не сможет? — Он сделает это, Сичэнь. Мы найдëм способ. — Я не вижу другого выхода из этой ситуации. Мне нужно, чтобы он вернулся, Минцзюэ. — Тогда мы вернëм его. — Обещай мне. — Обещаю. Мы выясним, что случилось, и вернëм его. Я не позволю тебе потерять брата.       Руки Лань Сичэня вокруг его талии напряглись, и он прижался к нему, как будто хотел полностью спрятаться в объятиях. Минцзюэ отпустил его и крепче сжал свои руки. Если Сичэнь захочет укрыться от бури внутри, он всегда будет рядом. У Сичэня была привычка забывать, как молоды они сами, но Не Минцзюэ этого не делал. Они взяли на себя слишком много обязанностей в слишком юном возрасте. Они всегда были рядом друг с другом. Они выдержат и эту бурю. Он позаботится об этом. В этот момент раздался стук в дверь. Они расступились, когда в покои вошёл человек. Это был целитель клана Лань, его глаза блестели. — Сичэнь, он просыпается.

***

— А-Чжань! — громко позвал Лань Сичэнь. — Брат? — Лань Ванцзи удивился, услышав хриплый гул. — Открой глаза, Ванцзи.       Лань Ванцзи испугался. Что, если он не сможет проснуться? Что, если он снова разочарует брата? Что, если он даëт ему ложную надежду? — А-Чжань, дыши, — Лань Ванцзи так и сделал. — Давай, не надо бояться, всë будет хорошо, диди. Я здесь.       Раз, Два. Три.       Раз. Два. Три.       Раз. Два. Три. — Попробуй открыть глаза, пожалуйста, — голос брата сорвался. Этого Лань Ванцзи принять не мог. Он попытался открыть глаза. Он точно мог чувствовать, как у него подëргиваются веки. — Давай, уже почти. Всë хорошо. Ну же.       Раз, Два. Три.       Раз. Два. Три.       Раз. Два. Три.       Лань Ванцзи открыл глаза. Сначала он вообще ничего не видел. Что было не так с его зрением? — Ванцзи, подожди минутку, — нервно заговорил Старейшина Болин. — Пусть привыкают. Ты слишком долго спал. — Дыши со мной, А-Чжань, — сказал Лань Сичэнь.       Раз. Два. Три.       Лань Ванцзи моргнул. Хотя всë было расплывчато, он видел лицо брата. Он улыбался так широко, так ярко. Ванцзи снова моргнул. На этот раз он заметил, что по щекам брата текли слезы.       Тëмно-фиолетовые круги под глазами. впалые щеки с выступающими костями, что казалось, о них можно было порезаться. Он был таким худым, хрупким, словно мог разбиться вдребезги, если бы подул сильный ветер.       Брат. — Гэ, — прохрипел он. Лань Сичэнь улыбнулся ещë шире, поднося к его губам чашку с водой. — Пей, — Лань Ванцзи выпил. — Гэ, — на этот раз говорить было не так больно. — Ты должен… Должен был… Лучше позаботиться… О себе, — тихо сказал Лань Ванцзи, уже чувствуя вину за состояние брата. — Я так и сделаю. Не беспокойся обо мне. Восстановление заняло у тебя так много времени, А-Чжань… Я… — он, казалось, не знал, как закончить своë предложение. — Мгм… Извини… Ты же обещал мне… Ты не заботился… О себе… — Лань Сичэнь мог видеть упрëк в его глазах. Золотые глаза, живые. Лань Сичэнь почувствовал, как с него спадает огромный груз, который он нëс в течение трех лет. Облегчение! Какое благословенное облегчение! Он не мог остановить слëзы. Слëзы счастья. Вдруг Сичэнь почувствовал себя очень, очень усталым. — А-Чжань… Я… Я устал. Я чувствую…сонливость. Ты не возражаешь, если я немного прилягу? — прошептал Лань Сичэнь. Его глаза всë ещë были красными от слëз, но скрытыми под опущенными ресницами.       Лань Хуань не заметил паники в глазах брата. Прежде чем Лань Ванцзи закончил обдумывать свои слова, Сичэнь уже соскользнул с кровати на пол. Затем он сложил руки на кровати, — обе его руки всë ещë держали руку Лань Ванцзи, и, положив на них голову, заснул.       Лань Ванцзи посмотрел в ту сторону, где стояли Старейшина Болин и Не Минцзюэ, оба с улыбками на лицах. Он никогда раньше не видел, чтобы лидер клана Не улыбался так широко. — С возвращением, Ванцзи. Я рад, что ты проснулся, — сказал ему Не Минцзюэ. — Мгм, — кивнул Лань Ванцзи. — Брат…       Лань Ванцзи вопросительно посмотрел на Не Минцзюэ и Старейшину Болина, затем на Сичэня. — С ним всë в порядке, Ванцзи. Он просто очень сильно устал. Я рад, что он спит. Последние несколько недель были тяжëлыми для него, — ответил Не Минцзюэ.       Лань Ванцзи нахмурился, и в уголках его глаз промелькнула тень. Никто, кроме его брата, не понял бы, о чëм именно он подумал в этот момент. — Теперь с ним…всё будет хорошо? — на этот раз он адресовал вопрос целителю. Он мог говорить только отрывисто, его горло болело от того, что он так долго не разговаривал. Три года, вспомнил он. Прошло уже три года. — Да. Теперь, когда ты проснулся, я верю, что с ним все будет в полном порядке, — успокоил его Старейшина Болин. — Мне нужно прикоснуться к тебе, Ванцзи. Убедититься, что нет никаких невидимых осложнений, — сообщил ему мужчина. — Мгм, — одобрил Лань Ванцзи. Пока Старейшина изучал меридианы, Лань Ванцзи снова посмотрел на брата. — Насколько…плохо…было…ему? — в его скрипучем голосе звучала глубокая печаль.       Не Минцзюэ не знал, что сказать Ванцзи. — Прошло уже три года, Ванцзи. Ты можешь догадаться. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо из нас, — дипломатично произнëс мужчина. Он не хотел посвящать Ванцзи в подробности о том, через что пришлось пройти Лань Сичэню. — Мн… Мне жаль, что я…заставил вас всех беспокоиться. — Это не твоя вина.       На самом деле это действительно была его вина, но Лань Ванцзи не хотел вступать в спор с Не Минцзюэ. — Спасибо, лидер клана Не, — тихо сказал он, не сводя глаз с Минцзюэ, давая ему понять, как много он имеет под этим в виду. — Не стоит, Ванцзи.       Старейшина Болин улыбнулся доброй улыбкой. — Я так рад, что ты наконец-то смог проснуться, Ванцзи. Твоё состояние сводило нас всех с ума, — его ласковая улыбка была направлена сначала на него, а затем на его брата. — Мгм, — Лань Ванцзи уже начал уставать. Он боролся со слабостью. Что, если он не сможет снова проснуться? — Отдыхай, Ванцзи. С тобой всë будет хорошо.       Лань Ванцзи поднял на него глаза, нехарактерно показывавшие, как он напуган. — Обещаю, ты проснëшься. Отдыхай.       Лань Ванцзи так и поступил.