Гадание на стеблях тысячелистника

ᅠ ᅠМорская пучина таит в себе кладезь неразгаданных тайн — лазурь водной глади затуманивает разум, волны нашёптывают древние сказания на неведомом языке, глубина неспокойных тёмных вод — недостижима, желанна. Море — средство охладить горячую голову; обволакивающие волны приласкают, примут, как родного; поглотят любые тревоги: северный ветер игриво унесёт их на другой берег вместе с ракушками. ᅠ ᅠЧун Юнь знает лучше других: нет зрелища более завораживающего, чем степенный, размеренный шум прибоя ночью — в такт умолкнувшей природе. Волны кусают ступни, пока голова освобождается от тяготящих мыслей. Вода холодна — тем и приятна: от неё не исходит опасности, как в жаркий летний день. ᅠ ᅠНынешняя миссия — преграда перед созерцанием постоянства ночной воды. Некоторое время от местных исходили жалобы: ходили слухи, что по ночному берегу бродит беспокойный дух, унесший в пугающую морскую глубину несколько невинных жизней. Если прислушаться, будто бы можно было услышать льющуюся из его уст меланхоличную балладу, тонущую в аккомпанементе прибоя. Пусть песня эта была неторопливой, сравнимой с изящными звуками проведения по струнам, натянутым меж рамы арфы, на жителей деревни она наводила животрепещущий ужас. ᅠ ᅠВпрочем, Чун Юнь, которому сниспослан был дар — или же проклятье? — энергии солнца, беспокойства не ощущает. В жилах его течёт горячая кровь изгнанника демонов, всегда предостерегавшая от встреч с духами. Чун Юнь проклинал свою особенность, закусывал губу, сдерживал нарастающее разочарование в себе. Тщетно. Но крест на экзорцизме не ставил. ᅠ ᅠИллюзорный силуэт, наполовину погрузивший ноги в воду. Чун Юнь выводит аксиому — один из жителей деревни, прогуливающийся по берегу. В столь поздний час? ᅠ ᅠ— Я вижу в глазах твоих усталость, юноша, — приближающийся ласковый голос заставляет нехотя вздрогнуть. Пред Чун Юнем предстаёт мальчик хрупкого телосложения, в свете фонаря кажущийся полупрозрачным, сотканным из вязкой водной материи. Одеяние его подобно кружевной морской пене с вкраплениями алмазных капель дождя. ᅠ ᅠЧун Юнь отшатывается — не успевает подобрать нужную эмоцию. ᅠ ᅠ— Ты… не человек… верно? ᅠ ᅠ— Хм, знаешь ли, человеческое понятие усталости знакомо мне лучше, чем кому-либо другому. Поэтому постарайся развлечь меня, чтобы развеять преследующую повсеместно скуку, странник, — усмешка прорезается сквозь губы духа. Дразнит. Начинает песню. ᅠ ᅠЧун Юнь, лишённый дара речи, оказывается окованным ласкающими слух высокими нотами — лирика пробуждает в нём горечь, призрачную тоску. В мягком тембре голоса ему слышится перезвон колокольчиков и тающие звуки свирели: завораживает. Никогда прежде акапельное пение не казалось ему утонченной симфонией. ᅠ ᅠ— Ты обещал повеселить меня, — пение прерывается укоризненно, голос кажется отдалённым и чуждым, — но сопротивляешься не активнее заблудшего рыбака? Как жалко. ᅠ ᅠЖадные морские волны не щадят тех, кто не посмеет воспротивиться сладкой балладе духа мертвеца, погибшего в кораблекрушении — аякаши. Чун Юнь чувствует, как вода настойчиво забивается в нос и уши, отрезает пути к дыханию. Он знает об аякаши не менее, чем любой другой экзорцист — но становится пойманным в такую очевидную ловушку. ᅠ ᅠОткашливаясь и едва не падая на гальку, Чун Юнь вновь обращает взгляд на духа — тот даже не оказывается сумасбродной галлюцинацией или невнятным видением. Очертания его — стан, заломленные руки, каблуки туфель, скользящих по зеркальной глади — столь эфемерны, сколь и реальны. ᅠ ᅠЧун Юнь выдыхает и нетерпеливо выпаливает: ᅠ ᅠ— Я знал, что найду духа, который будет иметь иммунитет к моим способностям… Мною был пройден долгий путь, и наконец! — не будучи в состоянии сдерживать столь долго запертые в плену эмоции, со смиренным восхищением восклицает. — Более того, мои способности не действуют против тебя. Это… беспрецедентный случай. ᅠ ᅠОн позволяет влаге обволакивать его ступни, не замечая прилипших к лицу волос. Аякаши так близко: пальцы его рук облекают водную субстанцию в роскошную виолончель. ᅠ ᅠ— Ах, юноша, не думай обо мне, как об избавлении. Я не лишил тебя жизни лишь потому, что награда не так сладка, когда добыта лёгким путём. Что ж, услышь последние аккорды, которые закончат твоё существование. ᅠ ᅠЧун Юнь знал уровень опасности аякаши — но в крови его была заложена привычка отметать любые логические выводы и давать волю брезжущим эмоциям. ᅠ ᅠОн запирал себя в тесных стенах социальных рамок, гасил любые проявления чувств. ᅠ ᅠНо не сейчас. ᅠ ᅠНе тогда, когда нашёл то, что давно отчаялся отыскать. ᅠ ᅠ— Все ли аякаши имеют подобную форму? ᅠ ᅠЗвенящая тишина становится ему ответом. Чун Юнь не сдаётся. ᅠ ᅠ— Правда ли, что духи, живущие в горах, имеют огромные крылья? А то, что демоны-людоеды обладают ярко-красной кожей? ᅠ ᅠОн не думает о том, что говорит — чувства застилают мыслительные операции. Дух изгибает бровь, взгляд его становится оценивающим. За этим следует бурный всплеск ледяной воды, окатившей Чун Юня с головы до ног. ᅠ ᅠ— Юноша, я могу посоветовать хорошего врача, который поможет справиться с твоим психическим расстройством, — дух улыбается ядовито, тихо посмеиваясь, — или же с врожденным отсутствием инстинкта самосохранения, не мне решать. Ты всерьёз не боишься того, кто пытался убить тебя два раза? ᅠ ᅠ— Ты ответишь на мои вопросы, — безукоризненно продолжает Чун Юнь. ᅠ ᅠДемонстративно вздохнув и жеманно сомкнув пальцы в замок, мальчик придаёт водной субстанции форму плетёного деревянного кресла; другую часть превращает в книгу с толстым переплётом. ᅠ ᅠ— Коль в этом вся цель твоего визита, я откланяюсь и уйду от этого бессмысленного диалога, — перелистывает страницы, прикрыв застланные тончайшей росой ресниц глаза. — Знаешь ли, заставлять людей покончить жизнь самоубийством очень интересно, но не тогда, когда я перечитываю четвертый том «Одинокого клинка в пустошах». ᅠ ᅠЧун Юнь учащенно дышит, откидывая прилипшие ко лбу волосы назад. Ребячество. ᅠ ᅠ— Книга, ставшая мировой классикой, — задумчиво проговаривает. ᅠ ᅠ— А в мои годы жизни она была выпущена совсем недавно, — на лице аякаши застывает мечтательное выражение. — Но стоит признать, что книга достойная — не то что опусы, которыми ныне тешится праздная молодёжь. ᅠ ᅠ— Не так уж и плоха современная литература, — снимая с себя промокшую насквозь кофту, Чун Юнь хмурится. С другой стороны, ему кажется невероятной одна мысль о том, что дух, пару мгновений назад угрожавший ему убийством, теперь ведёт дискуссию о книгах. ᅠ ᅠ— Не смею судить всерьёз: читать не приходилось, — в жемчуге его глаз таится оттенённое печалью выражение. — Книги, которые я читаю — обрывки моих воспоминаний. Материальные книги уже давно не были в моих руках. Впрочем, моё терпение закончилось. Подлечи свой разум и явись снова, странник. ᅠ ᅠВместе с громким всплеском рассыпается фигура мальчика, слова которого оставляют отпечаток в душе Чун Юня. Он ловит себя на мысли, что обязан принести свой любимый томик сказаний в следующий раз. ᅠ ᅠОсмелился бы он провести обряд изгнания духа? Осмелился бы лишиться того, что мечтал увидеть так давно, ещё и в наделённой разумом форме? Чун Юнь в этот раз не получит ни одной монеты за проваленную миссию — но будет только благодарен. ᅠ ᅠПод светом рассыпанных на небе звёзд, вмиг ставшим для него подобными дневному свету, обычно хладнокровный Чун Юнь улыбается — искренне, уголками губ, незаметно. Впервые за долгое время. ᅠ ᅠСледующее утро становится знаковым — Чун Юнь впервые рисует в справочнике по демонологии духа, увиденного воочию; ломает карандаш, тщетно стараясь передать пышность сотканных из морской пены рукавов рубашки и ассиметричность причёски. * * * ᅠ ᅠСовсем было отчаявшийся в поиске духа, который был бы имунным к проклятию, несказанно мешавшему в выполнении возложенных на него обязанностей, Чун Юнь никогда не подумал бы, что так страстно искомое им существо окажется вполне приятным собеседником. В представлении Чун Юня демон, которого он бы впервые смог увидеть, должен был оказаться свирепым, мутировавшим и несказанно отталкивающим чудовищем-оборотнем — наподобие яогуая, картинками которого его пугали в детстве. Он допускал вероятность встретить цзянши; ощутить застывшую в жилах кровь в ритм дрожащим рукам. ᅠ ᅠВ который раз смотря на аккуратное одеяние встреченного им аякаши, сплетённое из мельчайших пузырей, на манерность, аристократическую вежливость, Чун Юнь недоумевает; настолько внешний облик и поведение духа расходится как с его ожиданиями, так и с общими представлениями о данной группе сверхъестественных существ. Дух поразительно сведущ во всём, что касается литературы, но кроме того — в глазах его нередко плескаются яркие блики, подобные тем, что видны на море во время заката. Озорные, лукавства палитрой переливающиеся. В речах его высокопарных — витиеватые эпитеты наравне с колкими замечаниями. ᅠ ᅠНесмотря на изначальные сетования духа на «неприглядный литературный вкус современной молодёжи», сказания из любимой книги Чун Юня он слушает увлечённо, сосредоточенно, иногда стараясь — весьма удачно — предугадать, в какую сторону в этот раз развернётся сюжетная линия. После долго говорит о фабуле текста, восхищается мастерством автора впечатывать слова в своё произведение столь метко, что тот мог ограничиваться лаконичностью выражений. Чун Юнь слушает с отсутствующим выражением, захлопнув томик; ему не приходилось думать о том, что дух станет эксплуатировать его материальное тело как доставку книг. ᅠ ᅠНаконец уголки губ его слегка приподнимаются: ᅠ ᅠ— Видимо, иногда даже злым духам нужно… выговориться, — с искренним удивлением произносит, поражённый тому, сколь аякаши ненасытен, когда речь идёт о книгах. ᅠ ᅠ— Мне показалось, что целью данных книжных подношений было как раз желание задобрить меня, чтобы я не посмел вновь попытаться убить тебя? — задумчиво прикладывает тонкую руку к подбородку, усмехнувшись мимолётно. — Не то что бы я не хотел тебя сиюминутно утопить в бушующих волнах. ᅠ ᅠ— Тебе редко приходилось говорить с кем-то, верно? — вопрошает Чун Юнь, когда меланхоличные крики чаек издалека достигают его слух. — Ты прикован к этому берегу. ᅠ ᅠЛёгкие покачивания волн, после чего фигура духа начинает таять, а материализованная масса воды — принимать изначально данное ей обличие. Чун Юнь побыстрее поднимается с гальки, собираясь убежать подальше от берега, но всё происходит одномоментно; невовремя настигнувший его всплеск воды заставляет кашлять, соль неприятно забивается в дыхательные пути. ᅠ ᅠЧун Юнь слышит тихий смех за его спиной и, не сдерживая больше свои порывы, собирается запустить в озорного духа книгу «за всё хорошее». Однако замечает довольно удивленный взгляд: ᅠ ᅠᅠ — Мой дорогой, тебя не учили бережному обращению с книгами? Если ты будешь кидаться ими в меня, подобно камням, страницы намокнут, — нарочито назидательно произносит аякаши, подняв указательный палец в снисходительном жесте. ᅠ ᅠᅠ— Будто бы ты только что не пытался окатить меня водой, не принимая во внимание то, что я все ещё держал в руках книгу, — вздыхает, ощущая неприятный холод капель на коже. ᅠ ᅠᅠ— Я заранее подумал об этом, — прикрывается веером пальцев, скрывая то, как рябь на его губах преобразовывается в игривую улыбку, — ведь у меня высокий уровень контроля над той формой, которую я соизволю принять: я постарался намочить тебя, не задев драгоценный предмет в твоих руках. ᅠ ᅠᅠ— Ты… ведь знаешь, что нечестно подшучивать надо мной, когда я не могу ответить на это? ᅠ ᅠᅠИзначально Чун Юнь считал, что такова особенная черта характера аякаши — стремление постоянно поддеть своего «смертного друга», когда тот оказывается наименее внимателен, но после начинал медленно замечать: благодаря подобным подшучиваниям духу каждый раз удаётся элегантным реверансом уходить от серьёзных тем, которые Чун Юнь старается поднимать в разговорах с ним. Он мог быть увлечён рассказами об особенностях периода архаики и эллинизма, спорами об архетипах героев, мог внимательно выслушивать очередные жалобы Чун Юня на побочные эффекты острых закусок и недостаток моры, полученной с работы экзорциста — но становился на удивление озорным и несерьёзным, стоило беседе зайти на тему прошлого и его когда-то человеческой личности. Лишь маскируя своё нежелание говорить о подобном. Но Чун Юнь видит — видит, как дух дотрагивается до своих запястий без понимания, куда деть руки; как отводит горестно глаза, пряча в них элегию заката. Слышит наигранность в фразах. ᅠ ᅠᅠВозможно, его прошлое — не то, что Чун Юню дозволено знать. ᅠ ᅠᅠВсе аякаши были жертвами кораблекрушений — погибшими в результате несчастного случая, передавшие целиком своё тело в поглощающие объятья бескрайнего моря. Страстно жаждали возмездия, соразмерного с обстоятельствами их гибели, потому лишали жизни каждого, кто по невнимательности ступил на их территорию. ᅠ ᅠ ᅠ ᅠᅠЧун Юнь всегда насторожен; знает стратегию действий, в случае, если дух станет неуправляемым и решит вновь постараться похоронить его в окружении волн. Но на лице, на котором должна отражаться враждебность и жажда мести, Чун Юнь видит лишь тёплую улыбку — согревающую подобно лёгкому бризу. Возможно, при жизни дух был благородным человеком, не таившим зла на близких или кого-либо ещё, поэтому ему были подконтрольны собственные порывы агрессии. ᅠ ᅠᅠЗа долгими беседами на безлюдном береге, куда никто обычно не смел явиться, Чун Юнь совсем забывается; изначальное стремление получше исследовать первый экземпляр, имеющий иммунитет к энергии солнца, перерастает в незатейливые перекидывания фразами — иногда особо не имеющими смысла. Это ощущается… неправильно. Будто перед ним не существо, описанное в мифологических книгах — живой человек. ᅠ ᅠᅠ— Ты хочешь перейти от шуток к основательным разговорам? Занятно, — аякаши заламывает руки в замочек, прогоняя тень улыбки. Подходя слишком близко, касается ладонями — по ощущениям холодными и похожими на человеческие — чужих щёк, назойливо сжимая их. — Ты должен не щадить меня и провести обряд изгнания немедленно. ᅠ ᅠᅠЧун Юнь бормочет что-то походящее на «перестань», но слова становятся неразличимыми, ведь дух сжимает сильнее, оттягивая одну щёку. Чун Юнь отшатывается, чувствуя жжение в области, на которую навязчиво надавливали; встречается крайне удивлённым взглядом с аякаши. ᅠ ᅠᅠ— Что случилось? Недоумеваешь, почему у меня, созданного из молекул воды, есть физическая сила? Это временное состояние, которое затрачивает определённое количество духовных сил — довольно выматывающее, к моему сожалению. ᅠ ᅠᅠ— И ты… потратил духовные силы на такое бесполезное действие лишь для того, чтобы поиздеваться надо мной? — Чун Юнь почти уверен, что на его щеке осталось покраснение. ᅠ ᅠᅠ— Ну почему сразу поиздеваться, — игриво поднимает бровь, полуулыбаясь; кладёт руку на подбородок Чун Юня, притягивая его лицо к себе. — Хотя, думаю, ты прав. Разве ты не раздражён тем, что я такое себе позволяю? Или же сильнейший экзорцист, потомок известной семьи экзорцистов, не в силах противостоять обычной нечисти? Право, ты начинаешь ослаблять хватку, — понижает голос, выдыхая эти слова ему в губы. ᅠ ᅠᅠ— Ты… играешь грязно, — старается отвернуться, делая вид, что произнесённое духом не возымело эффекта. ᅠ ᅠᅠНо Чун Юнь знает до скрежета в зубах: ему необходимо примириться с тем фактом, что изгнание является необходимой частью и его несомненным долгом как потомственного экзорциста, взращенного на учении даосизма. Ему пришлось покопаться в нескольких запылившихся фолиантах, ознакомление с которыми Чун Юнь обошёл стороной в своё время, зная о всемогущей энергии солнца. Ритуалы тщательно вызубрены, слова на латыни заучены наизусть, амулеты бережно хранятся в глубоких карманах — будут непременно использованы в час, предначертанный судьбою. Техника, которая была вложена в него назиданиями отца, наконец будет реализована. ᅠ ᅠᅠАякаши не любит долгих прелюдий — взывает к глубинным водам и первородной силе, таящейся в беспокойной стихии. В этот раз его помыслы серьёзны: зубцы волн остры, сладострастная симфония являет собой реквием утопленникам. Песнь его чарует, завораживает, как и в первый раз, но хорошему экзорцисту чужды проявления эмоций: заклинания на латыни, нашептываемые Чун Юнем, проскальзывают сквозь его губы, высвобождая энергию. Врата алтаря открыты; четыре духовных лезвия стремительно обрушиваются на надвигающиеся порождения водной стихии, после чего — мгновенно — разрезают духа, управляющего ими. ᅠ ᅠᅠУже закончилось? Ритуал, проведённый им… действительно подействовал? ᅠ ᅠᅠТихие всхлипы. ᅠ ᅠᅠ— Добей меня, пока еще не слишком поздно, — повернувшись в сторону, откуда исходил голос, Чун Юнь замечает аякаши — ослабшего, приобретшего едва различимые очертания, слабо контролирующего свою форму, но все ещё не поверженного. ᅠ ᅠᅠЧун Юнь чувствует странное облегчение… нет, он не должен позволять себе чувствовать подобное. ᅠ ᅠᅠ— Не думаю, что в моих силах продолжить ритуал. Я провёл один из самых мощных обрядов, заметив то, что ты… особенный, — отвечает он, методично заменяя фразу «заметив, что ты не исчезаешь после одного моего появления». — Боюсь, ещё один подобный обряд может мне навре… Постой, разве ты не нападал на меня для того, чтобы почувствовать азарт сражения? ᅠ ᅠᅠАякаши смеривает его холодом полупрозрачных глаз, под которыми еле заметно светятся в красках заката две тонкие алмазные дорожки: ᅠ ᅠᅠ— Вовсе нет. Я никогда не желал вреда людям — но с каждым днём безграничное водное пространство питало меня переживаниями страждущих, которые, как и я, встретили свой конец в не очень далеком расстоянии от берега. Дни сменяют друг друга, а я всё больше теряю человеческий лик, не замечая, сколь велик нанесённый мною людям вред. При жизни я отвратительно пел — теперь это стало моим проклятием, — каждое слово для него словно тяжкий груз, давно скрывавшийся в глубинах души. — Экзорцисты, приглашаемые раз за разом, обладали недостаточной силой, пока за дело не взялся ты — я возлагал на тебя огромные надежды. Но и ты… не смог освободить меня от непрекращающегося кошмара. ᅠ ᅠᅠДля Чун Юня эти слова похожи на клинки, вонзающиеся в грудь — всю жизнь считавший себя превосходным экзорцистом, он оказался таким же слабым, как и остальные. Бесполезен. Ему непозволительно смотреть на чужие слёзы после постыдного поражения. ᅠ ᅠᅠ— Я сделаю всё возможное, чтобы изгнать тебя, — опускает взгляд, не замечая, как лицо его, прежде лишённое эмоций, становится заметно опечаленным. — Если подобные ритуалы не оказывают на тебя достаточного влияния… Должно быть, у тебя остались сожаления, из-за которых ты не можешь покинуть этот мир. Нет догадок, какими они могли бы быть? ᅠ ᅠᅠ— У меня? Если и были бы, я уже давно их забыл, — усмехается себе под нос, стараясь игнорировать недавний момент, когда проявил бесславную слабость. — Разве что желание уничтожить всю морковь в мире. ᅠ ᅠᅠЧун Юнь задумчиво прикладывает руку к подбородку: ᅠ ᅠᅠ— Во всём мире — слишком радикально, но если распространить среди селекционеров Ли Юэ слух, что в моркови содержится токсичное вещество, заставляющее людей умирать раньше времени… ᅠ ᅠᅠ— Успокойся, я пошутил. И моих сил слишком мало для того, чтобы заключить тебя в объятья или продолжить этот диалог.