Запрети мне...

Когда эта пустота поглощает тебя, становится ещё страшнее. От неё негде скрыться. Некуда бежать. Некого просить о помощи. Только ты, наедине с собой. Ужас пробирал её от самого сердца до кончиков пальцев. Карина чувствовала себя будто в сонном параличе. «Это сон, пожалуйста, пусть это окажется сон. Кто это? Чей этот голос?» Тьма медленно поглощала душу. Ощущение осознанного сна… Гриффиндорка видела лишь себя в кромешной темноте. Темница исчезла. Пустота. — Как же я ждал тебя. Я так изголодался… — этот голос доносился из темноты, и гулким эхом звучал в её голове. — Где я? — Девушка была сбита с толка, не понимая, что случилось. — В Преисподней… — Кто ты? — испуганно спросила Карина, оборачиваясь, в надежде увидеть своего собеседника. — А к кому ты взывала, дитя? — Послышался громкий смех, резавший уши. — Ты и есть цербер? — Всё верно, дорогуша, — тон стал спокойней. — Давно ко мне не приходили глупцы отдавать свою никчёмную душонку. Все, кто попадал сюда, жаждали силы и разрушения. Все они были готовы отдать душу ради бесконечной власти над миром. — Я здесь не за этим, — перебила девушка, все еще не видя его. — Удивительно. А ради чего же? Ради чего взывают к темным силам? — В голосе читалось искреннее удивление. — Мне нужно спасти своих друзей… — Друзей. Как благородно. Ты же знаешь — я не каждому подчиняюсь. — Разве ты не являешься оружием массового разрушения и убийства? Ты же служишь Аиду и охраняешь Врата Преисподней. — Да что с вами, людишки? — Цербер разозлился. — Вы вечно вините меня. Я никогда никого не заставлял сделать что-либо. Заставляли меня. Меня использовали ради убийства и возмездия. За все эти века я устал от вкуса крови и боли. — Ты злишься из-за того, что тобою управляют против твоей воли? — тихо спросила гриффиндорка. В этот момент перед ней появился человек, укутанный в черную мантию. Его лицо было прикрыто капюшоном, а в руках был посох. Он появился из ниоткуда. Будто бы родился из молекул воздуха. — От меня не зависит, кто попадает в Ад. Я всего лишь страж, — добавил он, широко разводя руки в стороны. — А от кого, мистер? — От вас, людишек. Вы сами себя отправляете. Вас приводит сюда чувства вины. Вы заставляете себя переживать свои грехи снова и снова, и снова. Но знаешь, что самое интересное? Двери оттуда всегда открыты, но никто не уходит… Вам нравится страдать. — Это не так! — крикнула Карина. — Нам не нравится страдать. Мы делаем это ради других. У нас есть цель — защитить или спасти близких. Понимаешь? Это самое важное. И да, мы будем страдать ради других. — Какая ты отчаянная, — прошипел цербер, сбрасывая с головы капюшон. У него не было лица: лишь черное облако дыма вместо головы. — Ты знаешь, что я подчинюсь лишь сильному магу, которому больше нечего терять. Я питаюсь опустошением и тьмой, что живет в волшебнике. — Да, я читала. — Читала? — Цербер рассмеялся, сжимая сильнее свой посох. — Неужели ты думаешь, что способна спасти всех их? Ты слишком чиста и наивна, дитя. Посмотри! Он взмахнул левой рукой и всё вновь наполнилось красным дымом. Карина не чувствовала своего тела и не могла двигаться. Даже просто дышать стало трудно. Перед ней появились родители, которые также не понимали, что происходит. На их лице читался страх. Она не понимала, все это реально или нет. Восприимчивость к реальности растворилась. — Милая, что с тобой? — спросил Виктор, приближаясь к ней. Но не успел он прикоснуться к своей дочери, как из тумана появились два Пожирателя Смерти. Один из них схватил мисс Бромфильд, а второй безжалостно произнес: — Авада Кедавра! Заклинание было направленно в сторону её отца, который тут же упал на пол. Жизнь в его глазах быстро угасла. Карина всё ещё не могла пошевелиться. Лишь горячие слезы лились по щекам. Её мать, видя смерть мужа, упала на колени, прикрывая лицо ладонями. Дикие крики и истерика. — Смотри! — приказал цербер, указывая рукой на её мать. Как в замедленной съёмке, девушка видела Пожирателя, вонзающего острый клинок в сердце женщины. Вновь и вновь, пока на полу не появилась огромная лужа крови. Бездыханное тело лежало на полу, но из её глаз всё еще текли слезы отчаяния. — Нет! — голос сорвался. Крик превратился в рёв. Карина не понимала, происходит это наяву или во сне. — Это только начало, — прошептал ей на ухо цербер. Последовали все её друзья. Гарри, Гермиона, Рон. Затем семья Уизли, Джордж… Члены Ордена. Всех их по очереди, на ее глазах, убивали Пожиратели. Смерть за смертью. Все больше и больше крови. Везде кровь. Слез больше не осталось. Лишь тихие стоны от душевной боли. Она могла лишь смотреть на то, как все близкие ей люди умирали. И вот он, Драко. — Драко, — прошептала она, смотря на парня сквозь пелену слез. — Как тебе? Быть беспомощной? — спросил цербер, наблюдая за тем, как она страдала и медленно погибала вместе со своими близкими. — Хватит, прошу тебя. — Сил больше не хватало, а горло сжимало отчаяние. Позади Малфоя появился Волан-де-Морт и начал сжимать его горло. Он тихо умирал в агонии, медленно задыхаясь. «Это сон. Все не по-настоящему… Неправда.» — Ты уверена в этом? — заговорил цербер. — Все они мертвы. Кого будешь сейчас защищать? У тебя больше никого не осталось. Запугивание — лучший способ показать и утвердить собственную власть. «Я никогда не думала, что горе похоже на страх.» Ей не было страшно, но чувства, которые она испытывала, похожи на внезапное опустошение. Внутренняя дрожь. Тревога. Ей стало трудно глотать ставшую вязкой слюну. Как будто между настоящим миром и Кариной существовала невидимая перегородка. Всё тело было парализовано. Она была похожа на забитую собаку, от которой все отказались. — Ты слабая и ужасно хрупкая. Тебя можно уничтожить одним щелчком пальцев, — заявил цербер, но наслаждения от её страданий он больше не получал. — Слаб из нас двоих только ты, — из последних сил прошептала девушка. — Мне искренне жаль тебя, ведь ты не знаешь, что такое дружба или любовь. — Думаешь эти эмоции спасут тебя или их? — спросил он, указывая рукой на гору трупов. — Я разрушил тебя и убил всех, кто был тебе дорог. Человек в мантии приблизился к неподвижному телу и прикоснулся холодной рукой к её лбу. Карина почувствовала, как он пытается проникнуть в воспоминания. Даже если она владела окклюменцией, сейчас она не была способна защитить себя — девушка была слаба и обессилена. Перед её глазами пронеслись все воспоминания: тренировки со Снейпом, диалог с Дамблдором, собрания Пожирателей и Ордена, время, проведенное с друзьями, Драко, момент стирания себя из памяти родителей, дабы защитить их. Все её переживания, жертвы и надежды. Наивная фантазия о светлом будущем, которой не суждено осуществиться. — Теперь я вижу, — произнес цербер, вставая с колен, — бесстрашие, самопожертвование, храбрость… Все приходили сюда за властью и оружием уничтожения, но не ты. Карина его уже не слышала. Опять всё превратилось в пустоту. Тьма вновь пожирала её. Внутри будто бы все органы разрывались на кусочки. Бесконечная боль.

***

Глаза уже привыкли к темноте. Но фигура цербера начала резко расплываться в чёрный и вязкий сгусток. Наконец-то, пустота. И паника. Взгляд метался в темноте, а слёзы текли уже сами по себе. — Помогите… — голос такой тихий, что даже не смог пробиться сквозь тишину. Карина медленно приходила в себя, пытаясь вновь почувствовать свое тело. Почувствовать хоть что-то, кроме жгучей боли. Тело начала сотрясать дрожь. Тишина. На мгновение её заставил зажмуриться яркий белый свет, ударивший в глаза. Сон и явь так туго смешались, что различить их было невозможно. — Нет! — резкий крик разорвал тишину. Истеричные всхлипы заставляли тело сжиматься, а слёзы застилали глаза. От боли она лишь смогла сжать ладонь в кулак, собираясь в маленький клубок. «Вернись. Вернись. Вернись.» Драко ринулся со своего места и начал трясущимися руками открывать решетку темницы. Она дрожала. Первым, что заметил Малфой, — ужас на её бледном лице. Он упал на колени рядом с ней, хватая её лицо в свои холодные руки. Парень провел ладонью по щеке, почти нежно и очень аккуратно. Она молча продолжала плакать, боясь открыть глаза и вновь увидеть гору из бездушных окровавленных тел. Оба вздрогнули. Карина от боли, Драко от беспомощности. — Не трогай меня! — Крик был таким истощённым, как у беспомощного животного во время агонии. Девушка отпрянула, словно не узнавая его, пыталась вырваться. Гриффиндорка оттолкнула Малфоя, высвобождаясь из его рук. Но он был быстрее и сильнее. Драко вновь сжал девушку в своих объятьях, пытаясь успокоить её. — Карина. — Его дыхание было сбитым и неровным. Шок. Ей не верилось, что она вновь видит его. Живым. Огромные глаза девушки в ужасе вглядывались в изнуренную и худую физиономию Малфоя. Волосы Карины падали на мокрое от слёз лицо и прилипали к щекам. Воздуха в темнице не было, а лёгкие сжимались от боли и всхлипов. Ледяные пальцы ухватились за рукав черной рубашки Драко. Немного придя в себя, он понял: нет, она не дрожала. Её лихорадочно трясло. В глазах Карины Драко читал лишь тихий ужас и чистый страх. Слизеринец прижал её к себе, зарылся лицом в спутанные влажные волосы. Он делал всё, лишь бы не видеть снова той дикой паники в тёмных глазах. В темнице на несколько мгновений повисла тишина. И нарушилась так внезапно, что сердце сжалось до размеров горошины: через прижатые к лицу ладони прорвался громкий всхлип. — Нет, нет! — гриффиндорка почти истерически повторяла, стуча кулаком по груди Малфоя. И это странным образом привело Драко в чувство. В нём сработал какой-то инстинкт, заставивший притянуть её к себе еще сильнее. Последовали рваные рыдания, на которые явно не хватало дыхания и даже сил. Ужас. Заползающий в самое нутро и вытравляющий оттуда всё живое. — Тише, тихо… — Драко крепко стиснул её плечи, пытаясь согреть Карину. А глаза её пусты. Как в тумане. Ноль. Ничего. Словно и мыслей нет вообще. — Драко… — прошептала она, уткнувшись лицом в его грудь, будто бы спрятавшись от всего мира и зла. В его объятьях было так безопасно и спокойно. — Я нуждаюсь в тебе, — преодолев боль, негромко произнесла она, уткнувшись еще сильнее в его грудь. Сердце Малфоя дико забилось, и она это слышала. Чувствовала. От холода Преисподней и следа не осталось — всё тело бросило в необъяснимый жар. Всхлип и тишина. Драко не произнёс ни слова, лишь подумал: «Как вообще такое возможно — не заметить то, что стало столь необходимым?» Промолчал. Он промолчал. Показал ли он этим свою независимость? Лишь собственную слабость, будучи не в состоянии справиться с горькой обидой и двойственными чувствами, что беспощадно душили его.