Долгая ночь

Первым поднял тревогу Гаррисон, их бессменный учитель. Вид обнимающихся парочек плохо действовал на его нервы, и он покинул школьный зал, с отвращением прошел через двор и остановился посреди дороги. Он считал секунды до окончания выпускного и не мог дождаться, когда можно будет идти домой. Часы показывали три часа ночи, оставалось еще три. Прогулявшись в конец улицы, он вернулся и включил подсветку на часах, чтобы посмотреть, сколько минут прошло. Длинная стрелка все так же находилась на верхней отметке. Гаррисон поднес часы к уху и не услышал тиканья. Перед тем как войти в школу, он задрал голову и посмотрел на небо. Ни малейших предвестников рассвета. Часы в холле стояли, время на телефонах тоже остановилось. Гаррисон почувствовал, как в груди бьет набатом страх. – И что это значит? – Венди цеплялась за пиджак Стэна. Ее больше не волновало, станет ли она королевой бала. – Ночь никогда не закончится? Мы все время будем здесь, танцевать, пить и смеяться? – Ну, вроде того, – Стэн потер пальцем переносицу. – И утра не настанет? Мы никогда не объявим о помолвке, не поженимся, у нас не будет детей? Венди горько разрыдалась, уронив лицо в ладони. Стэн неловко топтался рядом. Баттерсу было жаль Венди, но он боялся признаться, что это его вина. Он знал, как поступить, чтобы все исправить, но это значило бы, что он плохой, ненормальный, извращенный. Из этого списка он готов был признать только извращенность. Порой ему снились мокрые сны, порой он задерживался в ванной, порой не сразу вставал после наказаний, вовсе не потому, что зад горел от боли. Он часто представлял, что его сажают на колени, обнимают, целуют, что он любим и желанен, но ему оставалось только смотреть на других и видеть, насколько любимы и желанны они. Как, например, Кайл. – Отцепись от меня! – горячо шептал Кайл, не давая затолкать себя в туалет. – Ты больной! – Утро не наступит! – глаза Картмана и вправду выглядели больными, безумными. – Теперь уже все равно, кто что подумает! Кайл отступил на пару шагов и закрыл за ними дверь. – Погоди, – он неверяще потряс головой, – ты думаешь, я не хочу быть с тобой только из-за того, что боюсь общественного мнения? Картман спрятал за спиной руки, не зная, куда их девать. – А не так? – Нет, Картман, не так! Посмотри на себя! – Я не жирный! – вспылил Картман. – Да я сейчас не об этом! Ты самый сумасшедший и злой человек, какого я знаю! Иногда мне кажется, что ты просто воплощение всего отвратительного, что только есть в мире. Картман, да как тебе вообще взбрело в голову, что я буду с тобой?! Картман заткнул уши пальцами. – Ля-ля-ля-ля-ля-ля, я ничего не слышу! – Ты как ребенок, – с омерзением процедил Кайл, перехватывая его запястья и насильно заставляя слушать себя. – Картман, ты меня иногда поражаешь, хотя, казалось, куда уже. Я сказал, что никогда не буду с тобой! – Твою мать, ты когда-нибудь заткнешься?! – Картман орал во всю мочь. – Я понял это, а теперь закрой свой гребаный еврейский рот и выметайся отсюда! – Меня от тебя тошнит, – Кайл не собирался останавливаться. – Ты тупая ублюдочная мразь, ты… Картман, вспотевший, с прилипшей ко лбу челкой навис над Кайлом, прижимая его к настенному зеркалу. – Заканчивай, Кайл. Иначе, богом клянусь, я тебя уничтожу. – Ну и что же ты мне сделаешь, жирный ты кусок дерьма? – Кайл насмешливо скривил губы. В следующее мгновение они уже целовались – стукаясь о сушилки, пробираясь в кабинку. Картман оторвался от Кайла запереть дверь и сразу после этого вбил его в стену и впился пальцами в бедра. Кайл судорожно вздохнул и ударил его по спине. – Картман, мать твою! Тот трясущимися пальцами скинул свой пиджак, расстегнул рубашку Кайла и отодвинул подбородком воротник-стойку, целуя в шею. – Ах-ха… Картман… – он так и оставил руки на его плечах. – Кайл-Кайл-Кайл, – безостановочно повторял Картман, переходя губами к уху, проводя путь к виску, спускаясь по скуле. Кайл поймал его губы своими и не отпускал, ни когда Картман снимал брюки, ни когда запускал под резинку белья мокрую ладонь. Он прекратил поцелуй только чтобы откинуть голову назад, упереться затылком в стену и застонать. Оттолкнув от себя Картмана, Кайл отмотал побольше туалетной бумаги и принялся обтираться. Картман же стоял напротив, раскрасневшийся, большой и смущенный. – Значит, в тот раз дело было в том, что мохито оказался алкогольным? – Картман рассмеялся. – Евреи всегда врут! – Пошел ты, Картман.