Find Me

Палец теребит уголок тетради, который уже загнулся и начал пушиться, пыльцой облепляя пальцы. Поля изрисованы отрывистыми линиями, перечёркнутыми по три раза. Хёнджин пустым взглядом смотрит в трещину на стуле перед собой, даже не пытаясь слушать преподавателя. Преподаватель страноведения, впрочем, сам смотрит куда-то в соседнее измерение, тусклым голосом рассказывая то, что рассказывал уже сотни раз сотням людей. Наверняка, мыслями он сидит дома на диване, закинув ноги на пододвинутую тумбочку, и гладит свою кудрявую собаку, чьё фото высвечивалось на экране его телефона каждый раз, как он проверял время. - На сегодня достаточно, можете идти. Волшебные слова возвращают жизнь в застывшую аудиторию. Двигаются стулья, шелестят листы, катятся по столам ручки, скрипят подошвы кроссовок. Хёнджин рукой сметает свои вещи в рюкзак, закидывает его за спину и выходит в коридор. До следующей пары стояло окно, которое он не собирался проводить в осточертевших стенах. Уже насиделся и ещё насидится. Через две дороги от университета находится маленький округлый парк, сосредоточенный вокруг зеленоватого озера, в котором плавали унылые рыжие карпы. Хёнджин полной грудью вдыхает запах тины и велосипедных шин, проходя через старую каменную арку. Всё лучше, чем соцветие пота и маркеров, которым пропахло каждое здание кампуса. Он мог, конечно, провести час в кафе, но сознание требовало пространства, воздуха и ветра. Ему нужно развеяться, чтобы более-менее проснуться в этот послеобеденный час, а размеренный гул чужих голосов только прибавит сонливости. Поэтому он просто взял с собой стакан холодного чая со звенящими кубиками льда. Пройдя к более тенистой части, Хёнджин выбирает скамью, на которую хочет сесть, разложив своё барахло и раскинув ноги. Он уже собирается зайти дальше, как боковое зрение заставляет его сделать шаг назад и чуть вытянуть шею. Брови ползут вверх. Он видит Чанбина, который сидел, чуть склонившись вперёд, и в упор смотрел в землю. Плечи опущены, спина сгорблена, нижняя губа поджата. Выглядит он каким-то слишком подавленным. Хёнджин его таким видеть не привык. И тем более он не ожидал случайно встретить его в таком мегаполисе, как Сеул. - Ты следишь за мной? Он опускается рядом с ним, скидывая рюкзак. Первые несколько секунд Чанбин озадаченно смотрит на внезапную компанию, после чего криво усмехается, шумно выдыхая. - Может это ты за мной следишь? - У меня перерыв между парами, я на своей территории. - Так и я тоже. Парни переглядываются, сводя вместе кусочки информации. - Ты тоже из Ханяна, что ли? - Да ладно, мы реально из одного универа? – Хёнджин хлопает себя по коленке и начинает глухо посмеиваться. – Я, конечно, знал, что мир тесен, но чтобы вот так? - Странно, что я тебя не видел. Хотя да, у меня пары обычно проходят в корпусах H и J. - У меня в J только социология. Остальные в C и B, - Хёнджин кивает, после чего изучает его какое-то время. – Что с лицом? Спрашивает он не про усталое выражение, которое, вероятнее всего, как раз было связано с причиной вопроса. На правой скуле у Чанбина багровый припухший синяк. - Я рассказал Сынмину про украшения. - Рассказал? Зачем? - Я так больше не могу. Он опять звал тусить с его компанией, и я посмотрел на него, и понял, что всё. Не хочу бегать и придумывать какие-то отговорки. Так будет лучше. - И он прописал тебе. - Да. Я заслужил, - Чанбин пожимает плечами и откидывается на спинку. – Ладно хоть денег не попросил и не позвонил ментам, потому что отдавать мне нечем. Сказал, что видеть меня больше не хочет, да я и не против. - Ну, слушай, ты же сделал это не по приколу и не чтобы дурь себе купить. Он мог бы быть более понимающим, а не по роже тебе давать, - в голосе Хёнджина явное неодобрение. - Представь, что твой друг, пусть и не особо близкий, а может даже как раз-таки именно не особо близкий, припёрся к тебе домой и спёр цацки твоей мамки, чтобы потом продать их, а люлей навешали тебе. Ты бы не разозлился? - Разозлился бы, но, - Хёнджин водит пальцами в воздухе, подбирая слова. – Не знаю. Вряд ли бы я стал бить ему рожу. Сказал бы, что он крыса, раз не мог лично денег в долг попросить, и послал бы нахер. Потому что да, это преступление, как ни глянь. - Но знаешь, если бы был шанс что-то изменить, я бы сделал всё то же самое, - Чанбин задумчиво покусывает щёку изнутри, закидывая локоть на спинку скамьи. – Мне надо было помочь родителям и я это сделал. Поступил как говно, конечно, и мне стыдно, но ради них по своей гордости можно и потоптаться. - В этом плане я на твоей стороне. Не говорю, что ты поступил правильно, но ты в святые вроде и не метишь, да и я тоже. Над головами носятся в кронах птицы. По той стороне озера медленно гуляет пожилая пара. Хёнджин какое-то время наблюдает за ними, после чего вспоминает про стакан холодного чая в своей руке. Он покачивает стакан, в три глотка допивает остатки и протягивает его Чанбину. - Приложи к своей красоте. - Теперь-то уж чего, надо было полтора часа назад, пока красота не выскочила. - Всё равно станет легче. Горит, наверное. Немного подумав, Чанбин прикладывает нижнюю часть пластикового стакана, где собрался весь лёд, к своей скуле. От холода поначалу передёргивает, но ноющее пламя заметно притупляется. Вскоре кажется, что кожа понемногу немеет. - Как дома дела? Через короткую паузу Хёнджин издаёт смешок, в котором не было ни намёка на веселье. Палец ковыряет прорезь в джинсах чуть выше колена. - Жалею, что живу не в общаге. - Разве не должно было стать проще? Вы же живёте отдельно от бабки с дедом. - Была бы проблема только в них. Внутри неприятно завывает. Из одного водоворота Хёнджина затянуло в другой и ему казалось, что он постепенно тонет, не имея берега, за который можно ухватиться. Ему хватило бы даже коряги, чтобы просто удерживать себя наплаву, если не выбраться на сушу полностью. Он каждый раз переступал порог квартиры с чувством человека, стоящего перед слепыми, вооруженными мячами. Повезёт – пролетит мимо. Не повезёт – прилетит в лицо. Не повезет сильно – прилетит несколько раз. - Расскажешь? - Соскучился по нытью? - Делиться с кем-то – это не нытьё. Тем более раз я сам спросил. Рассказывать всё, как есть, когда они друг друга не знали, было проще. Тогда не было страха, что от него отвернутся, потому что на мнение незнакомцев Хёнджину было плевать. После резкого сближения не на шаг, а сразу на десять, Хёнджину стало далеко не плевать. Впрочем, внутри давит ощутимо сильно, напирая на хлипкие сдерживающие ворота. - Родители всегда между собой ссорились. Не масштабно, так, мелкие разборки, но это было постоянно. После возвращения в город они вообще как будто с цепи сорвались, ходят злые как собаки. Мне кажется, что они срутся уже по привычке, но это… - Хёнджин останавливается, пытаясь понять, что он хочет сказать. – Так ведь не должно быть. Каждый день какие-то упрёки и ор буквально на пустом месте. Вчера всё началось с недоеденной банки фасоли, а закончилось обвинениями в том, что никто по дому ни хрена не делает. Отец швырнул ложку на пол и там теперь вмятина. Хёнджин чувствует это, как будто вернулся назад в прошлый вечер. Тревожную жижу, булькающую внутри и мешающую нормально дышать. Он не может это контролировать, ему становится страшно, стоит только услышать повышенный тон кого-то из родителей. Его голова вжалась в плечи, сердце скукожилось, а внутренности подскочили, когда звонкий удар о пол донёсся из кухни. Он помнит звук подскакивающей на ламинате ложки как в замедленном воспроизведении. Каждый удар железа отдавался по рёбрам волной. Эта волна накрыла полностью и сбила с ног, когда после короткой тишины поднялся разъярённый крик. - Тебя-то они не трогают? - Физически типа? Нет. Докапываться-то докапываются. Теперь тоже начали заливать, чтобы я согласился работать у деда. Мол, потерпи, зато потом будут деньги, а когда он помрёт, можно будет заниматься своими делами. - Извини, конечно, но это капец как аморально, они конченные. - Да, я в курсе. На берегу озера ошиваются голуби, с интересом поглядывающие на толстых карпов, мелькающих среди зелёной ряски. Тех, в свою очередь, в этом мире не интересовало ничего, кроме смотрителей парка, которые вбрасывали им корм по утрам. По воде иногда проносилась рябь от выглядывающих на поверхность носов. - Мне осталось отучиться полтора месяца. Потом я планирую снимать квартиру и искать работу. Мне как раз нужен будет сосед, чтобы потянуть арендную плату, - Чанбин опускает стакан и поворачивается к нему. – Потерпишь ещё полтора месяца? - Мы толком и не знакомы, а ты уже предлагаешь съезжаться? – хмыкает Хёнджин со смешком. - А что, не нравлюсь? - У тебя есть дурацкая привычка задавать вопросы в стиле «а что». - А что, не нравится? - Господи, - Хёнджин закатывает глаза, грузно выдыхая. - Не поминай… - Господа всуе, да, это мы знаем. - Ну так и? – спрашивает Чанбин, отсмеявшись и вертя стакан в руках. – Не нравлюсь? Хёнджин окидывает его показательно оценивающим взглядом и какое-то время смотрит в весёлые тёмные глаза. - Я всегда готов сбежать. Если ты, конечно, не передумаешь. - Не передумаю. - Откуда такая уверенность? - Я парень уверенный, - Чанбин гордо вскидывает подбородок. - Ну-ну. Уголок губ Хёнджина дёргается вверх. Ему уже на самом деле неважно, где жить, лишь бы не с родителями, которые считают бесконечную ругань чем-то нормальным. Потому что находиться в постоянном напряжении – это тяжело. Тяжело, когда ты каждую минуту сидишь, ожидая начала очередной ссоры, боишься того, какие слова могут прозвучать в этот раз, куда это всё уйдет, чем это всё закончится. Когда дома не можешь расслабиться и вздохнуть с облегчением, это не дом. Место, где царят страх и злость, это не дом. Не для него. - Есть не хочешь? – спрашивает Чанбин, выбрасывая стакан, частично заполнившийся водой от растаявшего льда, в мусорку у скамьи. - Можно. - На пару-то успеешь? - В жопу пары, - Хёнджин встаёт, закидывая рюкзак за спину. - А как же получение знаний? - Я тебя умоляю. Культурология и философия мне точно не всрались. Хочешь, так иди потом в универ, а я тащиться назад не хочу. - Ну уж нет, гражданку один раз можно и прогулять. Снова обедая за одним столом и обсуждая фильмы, Хёнджин чувствует, как что-то встаёт обратно на своё место. Маленькая деталь, незначительная, но она всё-таки есть. Его сознание как будто приучилось отделяться от проблем и плавать в отдельном бассейне, едва заслышав голос, который однажды разбавил дождливую тишину полузаброшенной церкви. Цепная реакция проходила автоматически. Казалось, что всё в порядке, пока голос звучит где-то поблизости. После возвращения в город прошла неделя. В эти дни они только перебрасывались мемами и своими комментариями к ним, но встречу почему-то не назначали. Теперь же, встретившись с ним вновь, Хёнджин понимает, что ему этого не хватало. Ухмылок, внимательных глаз, повадок, смеха. Спокойствия. Чанбин, набив рот рисом с маринованной редькой вприкуску, с энтузиазмом рассказывает о том, что на выходных решил пересмотреть фильм Ветеран. Хёнджин не успевает попросить его не делать избитые пародии на главные цитаты оттуда, как Чанбин уже кривит лицо и изображает персонажа Ю Аина. Ладонь ко лбу, конечно, прижимается, но вышло на самом деле неплохо. Хёнджин, правда, об этом ему не говорит, чтобы поддразнить и скорчить не впечатлённую рожу. Чтобы не зазнавался. За бесконечной пустой болтовнёй проходит практически два часа. У Хёнджина ноют щёки, но он не жалеет и тем более не хочет идти домой. Чанбин, кажется, снова запрыгивает на одну с ним волну, потому что стоит им только выйти на улицу, где лазурный день уже перетекал в мандариновый вечер, как он предлагает пойти в боулинг, как они и когда-то планировали. Немного растрястись после еды, при этом не двигаясь слишком уж сильно, потому что тело ленилось. Отказываться было не в его интересах. - На что играем? – с загорающимся азартом спрашивает Хёнджин, просовывая пальцы в прохладные отверстия и поднимая ярко-фиолетовый шар. - Просто так ты играть во что-то не можешь, да? – посмеивается Чанбин, прыгая на одной ноге и поправляя выбившийся шнурок. - Так неинтересно. Нужен какой-то огонь, какой-то смысл стараться. - Для собственного удовлетворения? - Я получу удовлетворение, когда сделаю тебя. - Тогда не расстраивайся слишком сильно, когда это я тебя сделаю, - Чанбин с вызовом щерится и подходит к нему вплотную, слегка приподнимая голову, чтобы преодолеть разницу в десять сантиметров роста. – Играем на желание. На любое. - Если тебе так хочется прислуживать мне в универе и носить мой поднос с едой, то кто я такой, чтобы отказывать? Одарив его ухмылкой, Хёнджин разворачивается и подходит к дорожке. Гладкая поверхность блестит в свете ярких, но дёшево поржавевших под потолком ламп. Рука слегка тяжелеет от напряжения. Ботинки скрипят по полу, когда он делает шаг вперёд и бросает шар. - Чёрт, - вырывается сквозь зубы. Две кегли по бокам обнадеживающе пошатнулись, однако остались стоять. - Что ты там говорил? - Не отвлекай меня. Хёнджин недовольно выдыхает через нос и берёт шар для второго броска. Он давно не играл и явно растерял свои навыки, с чем мириться не намерен. Правда расклад на дорожке его абсолютно не устраивает, сбить две кегли на двух противоположных частях основы треугольника задача достаточно сложная. Обиднее всего, правда, то что он не смог сбить даже одну. Шар ушёл в желоб. - Сплит, - констатирует Чанбин, поднимаясь с мини-кресла. - Это была разминка. - Конечно. В момент, когда Чанбин берёт в руки ядерно-жёлтый шар, ещё два с цоканьем выкатываются на стойку. Он протирает его ладонью, наблюдая за тем, как на дорожке появляются новые кегли. Запястье двигается в стороны, привыкая к весу и оценивая его распределение. Несколько секунд уходит на прицеливание, после чего он отводит руку назад и чётким движением запускает шар. Переливчатым грохотом сопровождается массовое падение всех имеющихся кеглей. - Страйк, - Чанбин поворачивается с довольной улыбкой. – Может мне дать тебе пару уроков? Хёнджин, сидящий закинув ногу на ногу, молча показывает ему средний палец. Задетая гордость требует выложиться, как на международных соревнованиях, ещё настойчивее. Он даже закусывает нижнюю губу, концентрируясь перед броском. Нужно попасть в центр, нужно обязательно запустить эффект домино, чтобы каждый ряд свалился друг за другом. Ничего, кроме страйка, он от себя не примет. - Да! Пальцы с триумфом поджимаются, когда последняя кегля падает на пол, крутясь на месте и ударяясь об остальные. Хёнджин восклицает себе под нос, чтобы никто больше не слышал, как сильно он переживал и каким достижением для него это стало. К Чанбину он поворачивается с маской невозмутимости, как будто иного результата и не ожидал. - Может это мне тебе пару уроков дать? – говорит он, когда после двух ударов Чанбина на дорожке красуется одна единственная кегля. - Вот уж спасибо, воздержусь. Проходит ещё три фрейма и они фактически идут на равных, постоянно догоняя друг друга в случае разрыва. Из динамиков играет ненавязчивая музыка, что-то вроде R&B, где каждый трек похож на предыдущий и забывается через секунду после прослушивания. Соседние дорожки пустуют, две другие компании друзей сосредоточились в середине зала и в самом его конце. Хёнджин отпивает воды из стакана, поправляет короткий хвост, в который собрал волосы, чтобы не мешались, и готовится к следующему броску. - Расслабься, - на плечо вдруг ложится рука и голос звучит у самого уха. – Мы ведь пришли веселиться. - Так я веселюсь, - Хёнджин поворачивает голову, впритык сталкиваясь с ним взглядом и поначалу теряясь от такой близости. - Есть у тебя привычка, - Чанбин берёт его за подбородок, после чего разводит пальцы, располагая их уже на челюсти. – Ты сжимаешь зубы, когда сильно сосредоточен. Это вредно. Поэтому я и говорю: расслабься. Мы просто развлекаемся и хорошо проводим время. Чанбин отходит, напоследок не столько похлопав его по щеке, сколько быстро погладив её. Хёнджин с насмешливым фырканьем отворачивается обратно к дорожке, а сам ловит оставшееся на коже тепло от чужого прикосновения. Смелое движение – вот так схватить его. Эта дерзкая смелость Хёнджина интересует. Потому что застать его врасплох ещё надо уметь. Наступает очередь последнего фрейма. Решающие удары, после которых определится победитель. Разница в их баллах максимально несущественная, так что раунд действительно решающий. Хёнджин барабанит пальцами по шару, пристально смотря на кегли, и, сделав вдох-выдох, совершает бросок. Через пару секунд он выругивается. Недалеко от правого желоба осталась одна кегля. Что неудобнее всего – не крайняя. Значит, нужно чётко рассчитать направление. Хёнджин по привычке сжимает челюсти, берёт со стойки гладкий шар цвета спелого перца и подходит к линии. Мимо центра, но не слишком вбок. Подойдёт только золотая середина между двумя этими векторами. Сердце начинает биться быстрее. Он даже успевает подумать о том, что завидует людям без азарта. Прицеливание и бросок. - Ого, спэр, - присвистывает Чанбин, когда кегля безжалостно летит назад, ударяясь о стенку. - Спэр меня устраивает, - Хёнджин, наконец, позволяет себе выдохнуть, смиряясь с тем, что теперь от него ничего больше не зависит. Он победит, если Чанбин не выбьет страйк или спэр. И если в самом начале тот умудрился выбить дабл, то чем больше они играли, тем меньше Чанбину везло. Шансы на его стороне. Так что Хёнджин залпом осушает стакан и с волнением наблюдает за готовящейся фигурой перед собой. Чанбин в свою очередь кажется спокойным. Он разминает лопатки, берёт со стойки зелёный шар, который по ощущениям нравился ему больше всего, и подходит к дорожке. Правая нога носком встает посередине, левая отставляется чуть назад и в сторону для надёжной опоры. Чанбин делает несколько пробных махов рукой, прикидывая траекторию, а затем решительно бросает шар вперёд. - Что там по урокам? – спрашивает он, поворачиваясь. - Что ты хочешь? Позади него идеально скошенное поле, которое уже очищает рама. Чистый страйк, обозначающий его победу. Хёнджин подавляет вздох, с досадой закатывая глаза. Обидно, но он понимает, что не очень сильно расстроен. Если опустить соревновательный дух, то вот так поиграть в боулинг было вполне себе весело. Хотя гордость всё равно подтачивает, без этого никуда. - То же, что и тогда, - Чанбин садится на мини-кресло и поворачивается к нему спиной. – Массаж, будьте добры. - Так себе у тебя фантазия. - Тебе так хочется, чтобы я придумал что-то унизительное? - Нет, мне просто странно, что ты не придумал что-то унизительное. - Может потому что я не хочу тебя унижать? – Чанбин посмеивается. – Я уважаю твой комфорт. Поэтому даже если ты откажешься делать массаж, я пойму. - Кончай рыцаря из себя строить, - Хёнджин шлёпает его по лопатке, после чего кладёт ладони на плечи. – Пять минут, не больше. - Продлить тебя за сколько можно? Ай! Пальцы Хёнджина больно впиваются над ключицей. - Базар фильтруй. Кожа у Чанбина горячая, это чувствуется даже через футболку. Хёнджин несколько раз сжимает область у основания шеи, после чего постепенно перебирается к плечам и обратно. От массирующих движений тело под руками заметно расслабляется. Чанбин чуть отклоняет голову назад и шумно выдыхает. - Давай только без стонов. - Не любишь стоны? – голос сквозит провокационной усмешкой. А вот таким Хёнджина врасплох не застать, только не когда он находится у руля ситуации. Наклонившись, теперь уже он шепчет в ухо, едва не касаясь его ухмыляющимися губами. - Только не когда их слышит кто-то, кроме меня. Они все должны принадлежать мне. Вместо ответа Чанбин довольно смеется, явно удовлетворённый подобным ответом. Хёнджин пальцами чувствует, как его гулкий смех вибрацией отдаётся по телу. Ладони продолжают не спеша разминать затёкшие мышцы до тех пор, пока пять минут не истекают. - Готов, - он снова шлёпает его по лопатке и встаёт, собираясь уходить. – Только ляпни что-то про продление, Богом клянусь, я долбану тебя шаром. - Понял, - Чанбин поднимает руки в сдающемся жесте. – Молчу. Выйдя из здания, они сворачивают за угол к курилке, обставленной пластиковым ограждением, напоминающим автобусную остановку. Хёнджин садится на скамейку, откидывается спиной на пластиковый щит и с удовольствием закуривает. Он чувствует себя уставшим после таскания тяжёлых шаров и всплесков эмоций. Чанбин опускается рядом и тоже затягивается. За завесой белого дыма горит из последних сил вечернее небо, наполовину уже заснувшее в восточной части. Тени в аллеях между зданиями густыми витками выплывают наружу, поглощая всё больше окружающего света. Доносится рёв машин с дороги и возбуждённая болтовня каких-то подростков, окруживших автоматы в аркадном уголке, который занял первый этаж магазина подержанной техники. Сигареты заканчиваются и летят в железную мусорку, покрытую жжёными пятнами и плевками. По грязному бетонному полу медленно ползёт обрывок упаковочной фольги, подталкиваемый слабым ветром. Никто из парней не двигается. - Неохота домой идти, да? – спустя минуту тишины спрашивает Чанбин. - Мне всегда неохота туда идти, - Хёнджин издаёт тихий смешок, покачивая ногой. - Какие планы? - Не знаю. Пошатаюсь часов до одиннадцати. Они обычно ложатся около двенадцати, так что как раз всё должно устаканиться, когда я приду. - И часто ты так? - Не особо. Сегодня просто хороший день, не хочу портить. - А они ничего не скажут, если ты поздно придёшь? - Им так-то насрать. Главное, чтобы не шумел. - Ну тогда хорошо, - Чанбин достаёт ещё одну сигарету. – Значит пока посидим. Потом может пойдём на великах покатаемся? По набережной. Ночные пейзажи на этом берегу убойные. - Тебе-то со мной зачем торчать? Я и сам могу пошляться, не надо меня жалеть. - Дурак? Я вообще-то тоже не хочу, чтобы хороший день заканчивался. Хёнджин искоса поглядывает на него. Струя дыма вырывается из сложенных губ. Квадратный подбородок приподнят, затылок упирается в пластиковый щит, глаза закрыты, на щеке багровеет ссадина. Отрастающий на висках ёжик виднеется под копной угольных волос. Треугольная серьга в ухе покачивается. Чанбин серьёзно хочет остаться с ним просто из-за того, что ему нравится его компания, а не из жалости? - Тебе разве не надо в общагу? - Перекличка у нас в одиннадцать, но дверь закрывается только в полночь, так что успеваю. Тут всё равно недалеко, тем более на велике. В парке около банка как раз стоянка с ними есть, там и верну. Окна в здании перед ними чуть ли не светятся из-за отражающегося в них солнца, испускающего последний на сегодня дух. Жара заметно спала, воздух пах остывающим асфальтом и кунжутным маслом из забегаловки за углом. Хёнджин думает о том, что если и проиграл в боулинге, то во всём остальном он этим вечером точно выиграл.