Лагерь "Сириус", или Дискотека-авария

Вечерело. Ярко-оранжевое солнце заходило за линию горизонта. Облака окаймляли его, но свет всё равно пробивался и освещал береговую линию. Чайки летали над белым песком, и их крики разносились далеко-далеко. Ветер дул не очень сильный, и волосы Паши, сидящего на берегу, развевались, иногда попадая на глаза. Череп убирал их, а они снова лезли. Метрах в трехстах за спиной Павла стоял двухэтажный деревянный дом, крытый красной черепицей. Вокруг него располагалась живая изгородь из виноградной лозы. Меж листьев мелькал хмель, вьюн, циссусы и плющ. Черно-красная рубашка, синие - под цвет неба - джинсы, красные Convers'ы, зашнурованные оберегом. В этом весь Паша. Добрый, отзывчивый, незлопамятный. Вдруг слышится крик. Это Борис - зовёт своего сладенького, не стесняясь в выражениях, потому что на Крите живут очевидно греки, и они не понимают русского. - Черепашонок мой! - Да, котик? - Иди сюда. - Неть, - Паша даже сел на землю, чтобы дать Борику понять: он САМ никуда не уйдёт. - Ты хочешь, чтобы я сам шёл к тебе? - Угу. Борис закрывает входную дверь и калитку и быстрыми шагами направляется к своему счастью. - Что ты нашёл? - Смотри, - говорит Пашоид и тычет пальчиком-струной на закатное небо. Борис тоже садится. И смотрит. Солнце освещает их с головы до ног, и скрыться от света невозможно. - Пойдём домой. - Как скажете, мой повелитель, - нарочито испуганным и высоким голосом говорит Паша. Борис это ОБОЖАЕТ. То, как они друг друга называют. Это ощущение подчинения и того, что он сильнее. Старше. Властнее. Обожает то, как его маленький, слабый и сладкий Паша выстанывает его имя в самые тёмные ночи, умоляя не останавливаться. Без ума то того, что Череп вынужден носить одежду с горлом, дабы прикрывать многочисленные метки, засосы и укусы, которые оставляет Борис в момент эйфории, дабы местные не вызвали полицейских. Обожает эти пошлые шутки и нежный шёпот на ушко: "А что мне мешает взять тебя прямо сейчас? Например, на столе? Мы ни разу не пробовали. Стоит того, не так ли, мой омежка?" А сейчас Борис говорит: - Закрой глаза. - Да, мой повелитель, - шепчет Павел и чувствует, что отрывается от земли. А это "повелитель" поднял его на ручки, осторожно взяв под коленями и около искусанной шеи. За спиной осталась калитка и дверь, которую альфа запер на 2 замка. Это означало, что Черепавла отпустят не скоро. Борис мог бы расположиться на диване в большой комнате, но несмотря на усталость пошёл дальше, на 2 этаж. И да, красные простыни. Опять. Омежка был кинут на кровать, пока Барбарис рылся в тумбочке. - П-п-повелитель? - Да, мой сладенький? - Можно говорить? - Если тебе ещё не прилетело, значит, да. Барбарис направляется к распластавшемуся на кровати Паше. Берет за воротник рубашки. Их взгляды встречаются, и в воздухе словно пробегает незримая молния. Искра. - Каждый раз целуешься по-французски как в первый. - Хехе. Мну, да. Борис зажимает нижнюю губу Паши меж своих и аккуратно проходит по ней кончиком своего шаловливого язычка, заставляя омежку прогнуться в спине и томно застонать. - Каждый раз, как первый. - смеётся Борис и ложится рядом. Он по-настоящему счастлив, лёжа вот так вместе с любовью всей своей жизни.