Проблемы находятся, когда их не ищешь

– У тебя хотя бы раз рис нормально получался? – интересуется Саске, критически оглядывая еду перед собой. – Ну подгорел внизу, – пожал Итачи плечами, облокачиваясь руками на стол и тоже не торопясь приступать к трапезе, – разница-то? Всё равно же с мисо будешь есть. – Его тоже ты готовил? – уточняет просто на всякий. – Если бы я это готовил сам, стал бы, думаешь, есть? – дёрнул он бровью. Он всегда старался сделать им чего-нибудь поесть после школы, а Саске всегда находил в этом какой-то подвох. Наруто, если честно, не понимал даже, в шутку это они или серьёзно не вкусно. Их в приюте кормили такой дрянью, что даже несъедобное, порой, казалось съедобным в сравнении. – А тебе как? – поинтересовался брюнет, переведя взгляд на блондина. – Мне всё нравится, – от чистого сердца. Кончики пальцев нервно покалывало. Сейчас, без сомнения, будет что-то неприятное. Саске со своими полунедописанными сообщениями ничего хорошего не сулит, особенно, когда время близится к полночи. «Кими плохо мы в больнице Итачи с отцом один приезжай». Когда он пишет без знаков препинания, это означает одну из нескольких вещей: за рулём, на ходу, засыпает, в дикой спешке либо дико зол. Дураку понятно, что здесь за комбинация, и тревога мгновенно тронула не успевший отойти ко сну организм. Последнее, что парень слышал о Фугаку Учиха – то, что омега, на которого пал выбор Саске, ему не понравился. Брюнет посвятил друга в это в максимально скупой форме, пропуская детали больше подтекстом, чем прямо. Под конец Узумаки заключил, что дело было в какой-то хронической болезни Кагуи, о которой друг ни разу не обмолвился прежде, хотя встречался с этим омегой уже, кажется, года три как минимум. Но, господи, ладно даже с этим. Почему фраза о том, что Итачи с отцом наедине, отдала таким холодом? Блондин находился под впечатлением, что общаются с Фугаку в этой семье довольно прохладно, но тем не менее без особых конфликтов. Обоюдная незаинтересованность в друг друге. А вот сейчас картинка складывалась совершенно иначе. Нет, он проследит, что с омегой всё в порядке, но перед тем, как нажимать на дверной звонок, всё же очень-очень понадеется, что в конфликт вступать не придётся. Он, разумеется, может, если очень нужно: сил в нём достаточно как физических, так и моральных, но применение их он бережёт исключительно для безвыходных ситуаций, когда словами дальше уже не получится. Выдох. Что за семья? За годы жизни в приюте он в мечтах своих грезил о сложных родственных взаимоотношениях и абсолютно всех плюсах и минусах, что они подразумевают, но что-то не очень уже уверен в том, что ему этого хочется. Всё обязательно должно быть таким сложным и драматичным или бывает нормально? Звонок в дверь. Если её откроет Фугаку, объясняться будет ну очень неловко. Но пара секунд стала парой десятков, и тревожный звоночек начал потихоньку реагировать. Пальцы нажали на холодный металл дверной ручки, и дверь поддалась, хотя он мысленно уже настроился перепрыгивать высокий каменный забор их двора. Воздуха внутри было чудовищно мало, и первые пара вдохов застряли где-то в горле, отвергнутые скрутившимися в спазме лёгкими. – Твою мать, – выдохнул блондин, отпрянув обратно за порог, чтобы банально проморгаться, потому что перед глазами поплыло. Такой удушающей агрессии он в жизни своей ни от кого не ловил. Феромоны чертовски сильного альфы были на таких показателях, что контроль снесло к чертям собачьим. Адреналин сорвался с поводка, проняв мышцы болезненным тремором, тронул желудок омерзительной тошнотой и подарил последнюю стадию туннельного зрения, когда глаза способны зафиксироваться только на агрессоре, а всего остального не видят вообще. Первый порыв: оказаться как можно дальше от источника. Уронить мордочку в пол и как можно более незаметно испариться. Рациональная часть сознания ещё не отключилась, но приняла не плохой такой удар по себе, и поэтому толкала мысли очень заторможенно. Понимаю, что страшно. Всего один шаг вперёд, чего тебе стоит? Вот так, а теперь давай ещё один. Ну вот. Всё нормально, ноги держат, мысли думаются, даже положение конечностей в пространстве ощущается. Ты вполне можешь сейчас себе соврать, что не так уж и страшно тебе тут находиться, что просто не ожидал. – Кхм… Итачи? – даже собственного голоса не узнал. Ярость всегда творит что-то с тембром, но сейчас-то это откуда? Он не зол. Напротив, чертовски напуган. Ответа не последовало. Весь первый этаж пропитался гробовой тишиной, усиленной неестественной густотой здешнего воздуха. Наруто всегда было интересно, действительно ли феромоны влияют на свет, температуру и звук или просто так сносят органы чувств, что мир кажется другим, но, если подумать, это не особо и важно. Носок упёрся во что-то, обрушившись на голову сразу двумя мыслями: он забыл снять с себя обувь и это лестница перед ним сейчас или что? Как он вообще возле неё очутился? Ноги продолжили двигаться, унося его вверх, хотя он ну вот честно не понимал, какого чёрта добровольно бредёт к собственной смерти. – Я сделаю выбор предельно простым, – ровный голос из-за двери, – один звонок, и всё дерьмо, что у меня на тебя есть, отправляется в федеральное бюро. Что это такое? Это Итачи? Каким, объясните, образом, этот омега ещё разговаривать может, если даже альфу прижало? Неделю назад Наруто переживал, что переборщил с собственными феромонами, пока обнимал его, и вот сейчас от абсурдности той заботливой мысли захотелось едва ли не в голос смеяться. Переборщил? Ты в принципе не сможешь переборщить, если он вот столько вынести способен. Похоже, что единственный человек, которому понадобится тут помощь сегодня – это сам Узумаки. – Нарушишь конфиденциальность? – усмехнулся глубокий баритон. – Вперёд. Я хотел бы на это посмотреть. – Без проблем, – уверяет омега, пока блондин преодолевает последнюю ступень, опираясь дрожащей рукой на перила. – Имя – самое ценное, что у тебя есть, – господи, да хватит уже с играми в ценности. Тебе разве не говорили, что ты этим проблемы на одно место наживёшь, суицидальный ты идиот? – Самое ценное, что есть у меня – это Саске. Если цена его счастья – моя лицензия, то забери, блять, её хоть сейчас. – Твоя репутация, – отдало чем-то стальным, – отражается на моей ничуть не меньше, чем всё то, что делает Саске. Ты не посмеешь меня не послушать, как не посмеет и он. Ладонь прижалась к прохладной стене. Как далеко этот чёртов кабинет? Пара шагов? – Тебе хватило наглости, – Итачи, кажется, впервые в жизни поднял на кого-то голос, – угрожать его образованию. Ты представить себе не можешь, сколько всего я посмею тебе сделать. Он закончит этот университет и будет в тех отношениях, которые выбрал сам. По-хорошему или по-плохому, решать тебе. Видит бог, мне уже плевать. – Чёрт, – выдохнул блондин, едва успев остановиться перед возникнувшей перед лицом стеной. Глаза всё видят, но он ничерта не понимает, где находится. – Наруто? – вылетел вопрос из-за двери, за которую ему и нужно было, но очень не хотелось. – Место своё не забывай, – процедил мужчина, которого Наруто, наконец, очень чётко видел перед собой. Чем-то похожий на Саске, чем-то на Итачи, высокий и широкий в плечах, готовый испепелить старшего сына собственным взглядом и даже не удостоивший вниманием незваного гостя. – Подписывай и уходи, – сквозь зубы, – или просто уходи. Наруто, иди сюда. Мир стремительно темнеет. Ещё немного, и вестибулярный аппарат что-нибудь выкинет. Либо к чёрту баланса лишит, либо не так давно съеденного ужина, но уровень стресса в системе совершенно точно близится к возможному максимуму. Сердцу двигаться больно. Взгляд зафиксировался на своей цели, и руки трясла собирающаяся в них энергия. Он очень чётко понимал, что чужие вполне способны его задушить, и был готов отвечать тем же. Очень базовый порыв к самосохранению. – Наруто, – куда жёстче, – ко мне, – для особо одарённых по слогам. Глаза, наконец, зацепились за протянувшуюся в трёх метрах руку. Спокойно. Смотри на неё. Слушай его, а не себя самого. Шаг, другой. Вот он перехватывает тонкие пальцы, и они, мать их, крупно дрожат. Попытка проморгаться не приводит к успеху. Очень хочется посмотреть на лицо, но он не видит его. Рука мужчины дёргает вперёд, уводя альфу немного за спину. Это странно. Что-то здесь не так. Узумаки приплёлся сюда с мыслью, что кому-то жизненно необходимо спрятаться за него, но забота Итачи, как бы рандомно ни проявлялась, ужасала своими масштабами. Ну какой омега в своём уме решит заслонить собой одного альфу от другого, когда вот только капля ещё, и кто-нибудь кого-нибудь убьёт? Пальцы на автомате ловят кофту, ведут по спине. Брюнета действительно всего трясёт. Как, интересно, он это в голос не пропускает? – Копии мне к завтрашнему дню, – приказывает альфа, – и, думаю, нет смысла уточнять, что ты уволен. – Хах, – вылетело не в пример громко, но есть шанс, что это Наруто слишком сильно сжал руками его талию, – нет, в этом деле я с тобой до конца, я не тебе обещал. А после… – короткий вдох, – можешь хоть до смерти барахтаться в этом болоте. – Увидимся в праздники, – проигнорировал, кажется, абсолютно всё, что было сказано, – с адекватным поведением, Итачи, а не вот это вот всё. – Вон, – процедил омега, понизив свой голос до абсолютно незнакомых тонов. Фугаку показательно застегнул пуговицу на пиджаке, встретившись, наконец, взглядом с Узумаки. Чёрные глаза очень знакомо сощурились – то самое выражение, что у Итачи бывает на лице, если ты сболтнул лишнего. Голову обожгло, будто кипятком. Наруто ни разу во всей своей жизни не ощущал такой ярости. Чтобы до искреннего желания покалечить человека. Может, не так уж и плохо, что он за спиной у омеги, потому что, не будь этого препятствия на пути, он серьёзно уже был бы где-нибудь возле этого ублюдочного альфы. Тот ушёл, ничего не сказав напоследок. Сделал это в той же манере, что и его дети: размеренно, нерасторопно, вальяжно почти. Ушёл, как уходит человек, которому нечего бояться. Дышать стало легче практически сразу. Пусть воздух в этой комнате давит, как пять атмосфер, без присутствия источника он злость вызывать не будет. Тремор – да, тревогу – сто процентов, но зрение потихоньку начнёт возвращаться, зубы перестанут бесконтрольно сжиматься, контроль над собственным телом больше никуда не уйдёт. Альфу по страшному дёрнуло, когда Итачи рухнул, вдруг, на колени. А, то есть ты всё-таки живой человек? Оскар в студию, Наруто серьёзно едва не поверил. Ясно теперь, откуда навык безупречно играть лицом. Угрозы других людей действительно кажутся после этого разноса детским садом. Окей, где-то здесь есть гигантское окно. Твою мать, как же больно. Организм отвергает чужое, борется с попавшими в кровь веществами, замещая их собственными. На клеточном уровне сопротивляется этому запаху, пока хозяина едва не лихорадит. Ничего, пара минут и свежий воздух, и его точно отпустит. Порыв ледяного ветра проходит по коже онемением, мгновенно притупляя адскую ломку. Поворот головы. Омега дышит болезненно часто. Ни лёгким, ни телу не нравится попадающая внутрь с каждый вздохом субстанция, они не хотят её принимать, но и совсем не дышать не могут. Когда сердце бъётся на свой физический максимум, нужно много кислорода. Но что поделать, если он перемешан с отвратительным ядом? Голова нагибается всё ближе к полу, хоть и борется с этим. Тело крупно дрожит. Его примерно так и должно было накрыть с самого начала. Тот факт, что он смог коллапс оттянуть, чудо сродни магии, если честно. Ему бы на свежий воздух. В комнате Саске есть выход на балкон, но между ними метров пятнадцать как минимум. Будем надеяться, что они не впишутся в стену. Тело омеги борется с любыми попытками поменять положение, и мужчину приходится практически опрокинуть на спину, чтобы подхватить как следует на руки. Есть шанс, что Наруто не чувствует себя ещё в полной мере, но Учиха показался почти невесомым. Так, теперь медленно. Ладно самому косяк плечом задеть, но когда человека держишь на руках… Дверь в комнату альфы была приоткрыта, но вот со стеклянной, что вела на балкон, пришлось потрудиться. Свежий воздух, наконец, принимает в свои ледяные объятия и трогает горло, как чистейшая в мире вода. Итачи жадно тянет его носом, едва позволяя себе выдыхать его обратно в том же эквиваленте. Он переборет эту судорогу, конечно, но пару минут ещё слушать было практически больно. Собственные феромоны так и не вернулись под контроль, но отпускать их в свободное плавание даже приятно. Расслабляет, как громкий крик от всей души в пустом лесу, где никто не услышит. Опасной концентрации на таком ветру запах точно не достигнет, но брюнет тем не менее не смог его не поймать. Нос уткнулся в шею и обжёг её горячим дыханием, пронимая блондина иного рода тремором. Ловить чьи-то ноты на нормальной дистанции – дело привычное, но вот так жадно и прямо с шеи – вещь несколько иная. Это же кожа, она плавит теплом, на ней запах становится вкусом. С неё можно поймать биение сердца, бешеную скорость свежей крови в артериях и медленную вязкость той, что бродит по венам. Вдыхать запах так – это всё равно, что видеть человека без одежды. Нечто личное, немного неловкое и без сомнений слишком острое. Дайте же кто-нибудь сил… Ледяная стена не очень приятно принимает прильнувшую к ней спину блондина. Ноги, кажется, потеряли последнюю каплю чувствительности. – С… п… ха-ах – выдыхает омега чуть слышно, попытавшись, вероятно, в «спасибо», но не совладав с дрожью в собственном теле. – Мм-хм, – кивает альфа, стараясь абстрагироваться от ощущения чужих мягких губ в чертовски чувствительном месте. Надо позвонить Саске. Держи эту мысль в голове, это трезвая мысль. – Я… н-не м-могу… – шепчет Учиха, задевая тонкую кожу зубами. Не кусай. Что угодно… Блондин всё перетерпит, но, блять, не это. – Всё в порядке. Сейчас отпустит, – обещает он больше себе. Отпустит ведь, да? Не может не отпустить. Паника, срывы и судороги – они все мимолётны. Болезненны и неприятны, но долго жить не умеют. Ледяные пальцы сжимают футболку на груди, и Наруто медленно съезжает вниз по стене. – Чёрт, – процедил он сквозь зубы, не удержавшись и уткнувшись носом в тёмные волосы. – Итачи, – на выдохе. Как же сладко он пахнет. Под паникой даже слаще обычного. У шеи, должно быть, прикладывает не хуже наркотиков. – Надо Саске позвонить, – выдал вслух. Говори. О чём угодно, о какой-нибудь ерунде, но только не молчи. – М-хм, – ведёт носом по напряжённой шее, прислоняясь к ней приоткрытыми губами на выдохе. Ммм, блять. – Мне нужно тебя отпустить, – предупреждает, пытаясь добиться сотрудничества у собственных рук, но как это сделать под такой трепетной нежностью? – Отпусти, – повторяет бездумно, не пытаясь разобраться в посыле. – Посмотри на меня, – приказывает, собрав каждую капельку собственничества, что в нём живёт. Смех, правда, в том, что контроля сейчас нет ни у кого. Парень знает, что может его спровоцировать, фантомно чувствует уже на себе эти зубы, но помешать им не сможет никак, если брюнет всё же решит их на коже сомкнуть. Учиху дёрнуло от пропавшей из тембра заботы, и он, перебарывая себя, таки посмотрел Узумаки в глаза. Зрачки ненормально расширены, он даже моргать забывает. Смотрит. Слушает. Отфильтровывает всё остальное, как нечто неважное. Так омега слушает альфу, когда попадает под его абсолютное влияние. На Итачи выглядит чужеродно. Он как минимум не тот человек, которого легко морально доминировать, а чтобы поймать слабый пол под такой уровень влияния, нужно как минимум добиться покорности. Насильно это делают с помощью страха, добровольно добиваются через доверие. Вот это вот сейчас что? – Отойди от меня, – так твёрдо, как дрожь позволяет. Он уже вообще ничего из-за холода не чувствует, но внутри всё тем не менее горит. Осмысленности во взгляде напротив вообще никакой, но он послушает. Наруто размыкает руки резко, чтобы уж наверняка, и омега нехотя отстраняется, тяжело повалившись на пол. Естественный порыв поймать был жестоко подавлен, потому что, если быть объективным, заботы в нём не было в принципе. На уме нечто страшное, жадное и голодное до чужой крови. Мужчина откинулся на ледяной бетон, не почувствовав вообще ни удара затылком, ни стремительно заканчивающегося тепла. Сбито дышал, зафиксировав на альфе взгляд из-под полуприкрытых век. Такой красивый. Всё: волосы, лицо, глаза, ключицы, тонкость талии, то, как губы облизнул, и с какой жаждой смотрит. И его волшебный запах. Даже, когда нос его не ловил, придумывал себе его тона, помня каждую составляющую. Нуждался в нём ещё и ещё. Так, а ну тихо. Сделай ровный вдох. Закрой глаза. Не смотри, не думай и ничего не представляй. Ты сильнее этого. Ты настолько упрям, что некоторых это бесит. Не умеешь сдаваться. У тебя всё под контролем. – Почему ты здесь? – протянул брюнет несколькими минутами позже, восстановив порушенный самоконтроль. А вот сам Наруто всё никак не мог вернуть мысли на место. Даже сквозь прикрытые веки прекрасно представлял, как омега выглядит, чувствовал на себе его взгляд, понимал, как далеко нужно тянуться, чтобы дотронуться до застёжки на ремне. – Саске, – ответил как можно более ёмко, игнорируя неприсущую голосу хрипоту. – Молчи. Лучше вообще уйди, – на вежливую мягкость уже сил не осталось. Просто сжалься надо мной, ладно? Не надо проверять, где выдержка заканчивается. Итачи не понадобилось много времени, чтобы действительно ретироваться в домашнее тепло. Наедине с собой стало легче. Сразу же помогло раскидать приоритеты. Не страшно, что мысли свалились в горизонталь, от стресса и не такое бывает. Итачи в порядке, ты сам в порядке. Самым главным теперь было узнать, в порядке ли Саске и его омега. А потом домой. Всё же ночь на дворе. А завтра выходной, и да будет сладкий сон до обеда. К моменту, как Учиха выглянул проверить, всё ли с блондином в порядке, онемение уже схватило абсолютно все пальцы и медленно ползло по ним выше. Но уверенность в собственном шаге скачкообразно росла. – Зайди в дом, – посоветовал ровный голос. Горячие пальцы дотронулись тыльной стороной до щеки и мгновенно отдёрнулись, почувствовав болезненный холод. – Наруто, – на выдохе. Да-да-да, сейчас всё будет, не надо жалеть. Оторвал себя от пола, шагнул следом в дом, каким-то участком кожи почувствовал, как приятно обняло тепло. Осторожный вдох. Феромон другого альфы тут, конечно, ещё бродит, но не в таком количестве, чтобы мешало дышать. Больше напоминание о неприятном, чем нечто действительно ощутимое. – Выпьешь? – прилетает вопрос, пока брюнет прикрывает стеклянную дверь, позволяя себе стоять слишком близко. Алкоголь и правда звучит соблазнительно, но силы ещё не в такой степени восстановились, чтобы намеренно косить их по новой. – Нет. Ты говорил уже с Саске? – шаг в сторону во имя безопасной дистанции. – Он останется в больнице до завтра. С Кимимаро всё нормально, но его ещё сутки будут держать под наблюдением. – Что случилось? – Передозировка, – пожал он плечами, – здоровым-то омегам херово бывает, а его практически до конвульсий прижало. Поспит под седативным да и всё, не в первый раз, – судя по тону, ему вообще плевать на то, что происходит с Кагуей. Наруто того омегу лично-то толком не знал, но даже ему было несколько не по себе. – Я не об этом, – поправил, понимая, что на нервы отчего-то действует абсолютно всё. Просто нужен горячий душ, бутылочка пива, заварной рамен и максимально глупая комедия на фоне. И одиночество. – Фугаку не вовремя в гости пришёл, – протянул мужчина прохладно, двинувшись к двери, – его беспокоит генетика. Будь его воля, все бы внутри семьи трахались. Наруто цокнул, двинувшись следом за исчезнувшим в коридоре омегой. Он не рассчитывал на огромное количество деталей, но сухость ответов всё равно покоробила. Но и ладно-то в принципе. Саске в порядке, Кагуя тоже, Итачи более, чем в норме. Можно без угрызений совести домой. – Хм, – омега замер на самой середине лестницы, уронив взгляд в свой телефон. Распущенные волосы, перекинутые на одно плечо, очень изящно открывали тыльную сторону шеи, и эта картинка застряла у альфы в голове. Из этого дома нужно бежать, – Саске сейчас придёт за вещами. – Супер, – тормознул на пару ступенек выше, не зная, стоит ли дождаться, пока мужчина продолжит спускаться, или нормально будет прямо здесь обойти. – Я тогда поеду. – Сейчас вызову такси, – кивнул брюнет, спускаясь на одну ступень прежде, чем по новой остановится. Да блин. – Все в порядке, я сам поймаю, – всё же решает проскользнуть мимо, пока он занят печатанием сообщения брату. Обувь блондин так и не снял, только куртку накинуть, и он на свободе. – Стоять, – рука легла мягко на стену, оказавшись куда более серьёзной преградой, чем могло со стороны показаться. – Ты не будешь двадцать минут торчать на морозе, – повернул он голову, глянув на Узумаки в полоборота. Так, дыши ровно. На шею не смотри. В глаза тоже не стоило бы, но задачи должны быть посильными. – Прости, но решать не тебе, – как можно более мягко, хотя хотелось, конечно, пожёстче. Так, а ну соберись. Хватит думать нелепые мысли. – Дай мне пройти. – Волшебное слово? – дёрнулась бровь. Он в принципе умеет не издеваться? – Сейчас, – повёл головой, пожалев о своём выборе сразу же, потому что все мы знаем, как этот омега реагирует на провокации. Наруто честно хотел сказать что-то максимально нейтральное, но организм играл против него. Носок чужой ноги подцепил пятку, и обычно на Узумаки такие приёмчики не работали, потому что весил он прилично, но когда острый локоть болезненно прилетел в солнечное сплетение, блондин рухнул назад так легко, словно рефлексов вообще никаких не имел. Звучно охнул от столкновения со ступенями, сразу же мысленно признав, что сам виноват. Не надо лезть с остроумием к шипящему коту. Вообще ни с чем не надо лезть. Учиха наклонился, поймав пальцами подбородок блондина и сжав щёки до острой боли. Голову мгновенно озарила парочка идей по тому, как оказаться на ногах, не схлопотав при этом удара в лицо, но даже самый безобидный захват было страшно проделывать. Эти руки не может быть сложно сломать, они чертовски тонкие. – Ладно, – выдохнул, прикрыв глаза, – делай, что… – договорить не успел. Неизвестно, что там у Итачи в голове поехало, но вместо того, чтобы руками боль причинять, он решил поймать нижнюю губу зубами, после чего, правда, подарил в такой степени охрененный поцелуй, что альфе на секунду отключило голову. Бля… Почувствовал Наруто всё очень остро: чужой язык во рту, мягкость губ, как он расслабил удерживающие лицо пальцы, уложил руку на грудь и задел внутреннюю сторону бедра коленом, пока то опускалось на одну из ступеней. Но реакции отчаянно не желали запускаться. Если подходить к этому рационально, то уповать тут можно только на собственный здравый смысл. Альфу и феромонами приложило не так, и новую дозу с чьей-то шеи собирал тоже не он. В организме очень многое может поехать, если протащить его через определённый уровень стресса. Омега выглядит адекватно, стоит ровно, проделывает вещи с ювелирной точностью, но соображает не как обычный Итачи. Включил ту версию себя, которая встанет за руль, если конец света решит наступить. Этому Итачи плевать на всё, что будет, всё, что было, и кто он такой. Он существует в моменте. Принимать этот порыв на собственный счёт будет слишком наивно. Но, хн, а как найти в руках силы отодвинуть это создание от себя, если оно так ластится? Поцелуй был несколько агрессивным на первых секундах, но перекочевал в нечто безумно нежное, такое, что не оторваться. – Хах, – Учиха оглушительно выдохнул, когда не до конца ещё восстановившие чувствительность пальцы дотронулись до открытого участка кожи на талии. Вообще-то, Узумаки собирался ненавязчиво увеличить дистанцию, но этот резкий звук, что обжёг дыханием губы, просто выключил в доме все лампочки. Рука поползла вверх по напряжённому животу, срывая такие сладкие звуки, что удерживать собственный запах на цепи стало физически больно. Это сравнимо с диким животным, проживающим где-то в грудной клетке, которое очень сговорчиво, если кормить его вовремя, но приходит в абсолютное бешенство, если еда перед ним, а лапы тянуть не дают. Он мечется в теле, царапает и жутко рычит, норовя пронзить когтями самое сердце, если не дашь ему то, что по праву его. Блефует, конечно. Вся та боль, какой бы реальной не мерещилась, покалечить не может. Терпеть её от этого не проще, но приятно держать эту мысль в голове. Так что, нет, тебе нельзя на свободу. Все мы знаем, на что ты способен, когда получаешь в лапы свежее мясо. В школе все хвастаются тем, как долго могут, какие у них непосильные аппетиты и как омеги после них на ноги встать не способны. Слабый пол пищит, представляя себе эту картинку, заглядывают на героев влюблёнными глазами, готовясь вставать в очередь, чтобы тоже попробовать. Н-да. Наруто лучше всех в этом мире знал, что аномальное либидо – это не подарок, а проклятье. Он своё животное потому так хорошо и умел держать на цепи, что, когда оно выходило на волю, могло брать чьё-то тело, пока кто-нибудь от этого не сдохнет. Возможно, думать о нём в третьем лице – нечто странное, но по мнению Узумаки это и было обособленное от сознания существо, личность, в которой он не узнавал себя и которая отнимала у него практически все воспоминания о том, что творила. Никому ещё это не нравилось. Ни один омега не вернулся в его руки повторно. И теперь у него пунктик на слёзы, на потерянный взгляд в пространство и отъехавшее сознание. Он не может неосознанно не защищать, когда это всё видит. Может, латает таким образом свою карму, может, где-то на краю сознания ловит флешбеки, которых не помнит, но не способен видеть расстроенного омегу и не попытаться его успокоить. Пальцы пережимают чёрные волосы, чтобы потянуть голову назад, наверх, подальше от себя. Сделано это намеренно жёстко, так, чтобы не до приятного уровня боли, который перчинки в момент добавляет, а до настоящего, отрезвляющего, того, который нельзя игнорировать. Итачи стонет, но ни разу не так, как Наруто надеялся. Какого чёрта? Это не может быть приятно. Информационный посыл такой сложный, что отупевшее вконец сознание не может его переварить. Что-то не то. Какой-то кусочек пазла потерялся, и картинка без него не способна сложиться. Повернувшаяся дверная ручка резанула в этом напряжении так сильно, что по позвоночнику прошёл недобрый холодок. Ни для кого не секрет, кого здесь сегодня убьют за то, что руки решил распустить, пусть он их и максимально контролировал. Итачи оказался на ногах с молниеносной скоростью, лёгким движением перекидывая волосы на одно плечо, как они и лежали до этого. Ровный шаг вниз по ступеням, даже слишком какой-то расслабленный. Ещё раз, какого чёрта? Секунду назад казалось, что этот мужчина вообще ничего не соображает, но факты говорили об обратном. Он очень даже понимает, что вокруг происходит. Но с какого перепугу тогда уложил блондина на лопатки, объясните-ка кто-нибудь. – Фух, – выдохнул Саске, вваливаясь в прихожую так, словно бегом бежал через весь Киото. Скинул обувь в весьма агрессивной манере, не заморочившись даже на куртку. – Ты в порядке? – первым делом протягивает руку к брату, тронув кончиками пальцев его подбородок и ненавязчиво приподнимая голову. Видимо, попытка оценить степень морального ущерба, потому что по феромонам здесь уже ничего не понять. На этот момент в воздух намешалось столько всего: от агрессивного до самого ласкового. Разбираться в этом коктейле смысла просто нет. – Всё хорошо, Саске, – мягким, но вселенски усталым голосом, – он больше не создаст проблем. – Что ты сделал? – несколько серо. – То, что необходимо было сделать, – повёл плечом. Видно, что некомфортно от прикосновений, но отдёрнуться не посмеет. – Итачи, – протянул он недобро. – Старый добрый шантаж, Саске, – отпрянул в сторону кухни, – какая разница? Он продал мне свою душу, и это всё, что имеет значение, – скрылся в помещении, мгновенно принявшись хлопать шкафами. Ясное дело, что он там себе наливает. Саске выдохнул, сомкнув плотно губы, но дальше решил не настаивать. Эмоционально выгорел уже практически дотла, и сил ни на какие битвы не осталось. – Спасибо, что приехал, – адресует лучшему другу взгляд. – Этот осёл всегда говорит, что сам справится, а потом блюёт половину ночи с температурой. – Хм, – протянул Наруто, не зная, честно, что сказать на это утверждение. Взгляд в сторону кухни. Ему всё, между прочим, слышно сейчас. Пришлось подняться со ступеньки, на которой сидел, чтобы пропустить друга наверх. Ещё один взгляд в коридор – как-то само собой получается – и решено последовать за альфой на второй этаж, чтобы разъяснить для себя хоть что-то. Учиха вытряхивал из рюкзака, с которым ходит на учёбу, все вещи, чтобы освободить место зубным щёткам и какой-то домашней одежде. Наруто наблюдал за этим, подперев плечом дверной проём. Мысли терялись и путались, пытаясь найти дорогу от сладко стонущего Итачи до рациональных вопросов, которые важно было задать. – Я понимаю, что настроение у тебя дерьмовое, но поясни, пожалуйста, хоть что-нибудь, пока я не напредставлял себе чего-то похуже, – попросил мягко. – А что тут объяснять? – протянул брюнет серо. – Наш отец – тот ещё консервативный ублюдок, для которого лицо и имя семьи важнее чего-либо в мире. – Он бил вас? – направил мысль в нужное русло, понимая, что без дополнительных уточнений объяснения на этом же месте и завянут. – Ну, меня точно нет, – очень пресно, пытаясь найти что-то очень конкретное в своём шкафу, – Итачи тоже вряд ли, но даже если и да, он всё равно не признает. Я пробовал говорить с ним об этом, но ты же знаешь, у него вечно «всё под контролем», «всё нормально, Саске» и «тупых вопросов не задавай», – очень точно обобщил самые популярные ответы старшего брата. Узумаки кивнул. Да, уж он-то знает. Семейное качество. – Кимимаро? – Хах, – порывистый смех – верный признак его расшатанных нервов. – Он до утра будет на седативном, а потом посмотрим. В самом приступе ничего опасного нет, но он принимает очень много лекарств и энзимов, и вот они начинают после передозировок шалить. По хорошему его должны ещё несколько суток в палате держать, но так как мы практически интерны, вероятно, сможем сбежать где-нибудь к вечеру завтрашнего дня, – повёл плечом, закидывая на него сразу же рюкзак. – В конце концов, всё, с чем ему нужна помощь, я делал уже тысячу раз. Слабая улыбка. На нечто более серьёзное моральных сил у Наруто нет. Сейчас не время и не место поднимать серьёзные темы. Саске, вероятно, даже не подозревает, сколько у блондина в информации пробелов. Слишком привык, что друг ловит факты из подтекста без лишних вопросов. Но когда-нибудь в ближайшее время они обязательно сходят вместе в какой-нибудь бар, выпьют, расслабятся и всё это ещё раз обсудят. – Ты на такси? – уточняет, следуя за ним обратно к лестнице. Было бы круто вместе уехать, потому что иначе он не представляет, как найдёт в себе силы ступить за порог. Отношения с отцом в этой семье и заболевания Кимимаро – не единственные вещи, которые хотелось бы сейчас прояснить. – Нет, я пешком, – бросает через плечо, принимаясь надевать обратно обувь в прихожей, – больница минутах в пятнадцати отсюда. Пять, если бегом. – Ну ясно, – выдыхает Узумаки, прикидывая, насколько сложно было бы сдёрнуть куртку с вешалки и пробежать это расстояние вместе с ним. – Итачи, я ушёл, – бросил, открывая стремительно дверь, – станет плохо – звони. – Ага, – доносится из кухни абсолютно незаинтересованно. Отмахнулся, считай. Не умеет о помощи просить никого, даже самого родного. Взгляд на дверь. Как же просто в неё сейчас выйти. Протянуть только руку и всё. Вот же она: свобода, безопасность, эмоциональная стабильность. Животное внутри уже почти не царапает. Подчинилось, перестав грызть цепь, на которой сидит. Поведи себя, как взрослый, и просто уйди. Не надо кормить своё самолюбие, поддаваться любопытству и прислушиваться к идиотским желаниям... Кроссовки полетели на пол прихожей, пока пальцы запирали входную дверь. Итачи подарил ему болезненно прямой взгляд, когда альфа прошёл на кухню. Аккуратно сев на один из высоких стульев, парень очень чётко проговорил в голове фразу «не провоцируй». Пообещал себе, что не станет, что понадеется на спокойный адекватный разговор. Соврал. Голодное животное коварно улыбнулось. Если бы Узумаки только его заметил в этот момент, однозначно встал бы и ушёл. Жаль, что не заметил. – Я был уверен в том, что побежишь, – прокомментировал брюнет таким тоном, будто это он здесь альфа, готовый сожрать себе сладкого мальчика на десерт. Иронию Наруто оценил, ему действительно подходит этот образ, только вот в игры эти стоит играть с другим человеком. – Н-да? – усмехнулся, отчаянно стараясь во что-то максимально дружелюбное, пока ещё может. Спасательный круг ещё не упущен из вида, за него вполне можно ухватиться отсюда. Пальцы обняли стакан с чем-то крепким, который на столе ждал явно не Саске. Давайте притворимся, что не стало приятно. – Я действительно хотел, но подумал, что потом будет очень неловко, – глоток выдержанного мягкого виски проходит по горлу приятным жжением, слегка скидывая ощутимое напряжение. – Хах, и ты решил, что, если мы поговорим, тебе не будет неловко? – рассмеялся он искренне, но тем не менее немного зловеще. Тоже глотнул из своего стакана, не спуская с парня острого взгляда. – Что ж, дерзай. Мне даже любопытно. Да что происходит в твоей голове? С чего это опасно-азартное настроение? Что в тебе поломалось, чтобы находить выход вот в этом? Так выглядит твоя слабость, когда ты боишься признать, что нуждаешься в чьей-то поддержке? Неужели, словами действительно страшно? Поверь, есть вещи гораздо страшнее. – Я, честно, не представляю, как к тебе подойти, когда ты в таком настроении, – покачал парень головой, решив, что лучше правды ничего быть не может. – Радость моя, когда я в таком настроении, ко мне вообще не нужно подходить, – голова клонится на плечо, придавая ему действительно хищный вид. – Благородно с твоей стороны волноваться, но не стоит, поверь... – Может, хватит уже? – оборвал он мужчину. Устал от сухих шаблонных фраз, устал тянуть руку, когда её только и делают, что отталкивают. – Прекрати. Я вижу, что тебе плохо. Если ты думаешь, что кто-то ещё верит, что у тебя всё нормально… – остановил себя на середине фразы. Последние капельки здравого смысла что-то предсмертно шептали, и он очень внимательно слушал, но ни словечка не понимал. – То? – дёрнулись брови. – Я не это имел в виду, – поднял он в воздух руку в качестве белого флага. – Я не понял, что ты имел в виду, – медленно оттолкнулся от столешницы. – А ты, кажется, не понял меня, – расстояние сокращается, и Наруто не идиот, прекрасно понимает, что будет, когда сантиметров между ними не останется. Нужно бы двинуться, но парень не может. Оцепенел, как мышь перед прицелившейся к броску змеёй. – Посоветовать тебе уходить – это самое доброе, что я могу сегодня для тебя сделать. Но, если ты не послушаешь, то и зачем? – Итачи, – предупредил альфа строго, но это прошло вообще, походу, незамеченным. Попытка подняться. Итачи усадил его обратно одним лёгким толчком в грудь, замер, чтобы одним глотком допить всё, что было в стакане и не в пример громко поставить его на мраморный стол. – Не надо, – выдохнул Наруто бессильно, хотя руки потянулись к омеге отнюдь не для того, чтобы оттолкнуть. Как же больно сопротивляться тому, чего до безумия хочешь. – Нх, – голова против воли склонилась к шее, к самой коже, потому что… если бы вы только знали, как этот омега пахнет… Реальность смазывается. Запахи внешнего мира больше не ощущаются, нос ловит только один, единственно важный. Альфа медленно погружается под воду. Там, где температура тела нещадно шалит, конечности не имеют положения в пространстве, а звуки уже не долетают. Все, кроме чужого сбитого дыхания. Конфликты – внешние и внутренние – ускользают из памяти, а принципы теряют свою принципиальность. Собственные феромоны медлят отвечать. Минут десять назад держать их было сродни невозможному, а сейчас посмотрите-ка какие капризные. Но это не выдержка – нет. Это то самое животное, ошейник на котором ты до удушения туго затягивал. Теперь его черёд сажать на цепь, и она уже даже обвилась вокруг твоей шеи. Но прежде, чем затягивать её на тебе до отключки, он немного помедлит. Просто, чтобы ты понимал, что наказание своё заслужил. Пять секунд штиля на то, чтобы осознать свою глупость. Не стоит вступать в схватки с природой, ей твоё тело куда больше подвластно, чем тебе самому. Запах сорвался с места, как по щелчку. Целиком. На всю свою страшную силу. До партнёра примерно на этом моменте доходит, в чьи руки он угодил. Запах душит, пьянит, прижимает к земле, трогает чужие мышцы дрожью. И Наруто всегда очень стыдно, потому что ему хорошо, ему так хорошо, когда можно ничего не держать. И он всё понимает, но не остановится сейчас ни за что. Не имеет контроля над телом. Сторонний наблюдатель, которого накачали упоительной дозой наркотиков и заставили присутствовать на чьей-то казни. Итачи ломается в дыхании до безумия жалобно. Не ожидал. Не знает, как дышать чем-то подобным. У него неплохие шансы, учитывая силу влияния его отца, но похоть – это иная территория, которая работает не по правилам реального мира. Ладони парня обнимают узкие рёбра, сжимают их, тянут к себе. Зрению доверять уже нельзя, и пальцы пытаются предоставить тактильную картинку. Он действительно очень тонкий, но тем не менее чертовски красиво подтянут. Это чувствуется кожей. Его волосы мягкие, словно шёлк. Струятся по рукам, наматываются на пальцы, обнимают запястья. Мужчина послушно запрокидывает голову, следуя за, вроде бы, ещё не слишком грубыми движениями. Какой покорный мальчик, как он сладко кусает губы. Не подозревает, что уже очень скоро будет слёзно умолять остановиться, будет цепляться за первые попавшиеся предметы руками, бороться за свободу, но проиграет. Поймёт, что его не отпустят, пока хоть толику неизмеримого голода не утолят. И вот этот взгляд, когда омега смиряется с судьбой и оставляет надежду на лёгкий побег, Наруто помнил всегда. Видел его в каждом грустном лице и всякий раз, когда кто-нибудь находил важным сказать, какой же он всё-таки добрый. Можно ли считать себя добрым и заботливым, если желание делает тебя вот таким? Когда слышишь страшные мысли в голове, понимаешь, что они твои, и молишься, чтобы руки не приняли их за команды. Феромоны уже на таких отметках, что каждый вдох, как стакан абсента по пьяному телу. В наркотическом запахе этого омеги не жалко задохнуться, особенно в районе шеи, где он глубже, горячее, вязче. Но нужно ещё. Зубы вонзаются в тонкую кожу. Кровь – вещь очень противоречивая, и подействовать может по всякому. Вкус у неё всегда неприятный, тяжело-металлический, созданный, чтобы отталкивать. Но, едва оказавшись на языке, она оказывает эффект, подобный экстази. Создаёт мнимую связь с партнёром, настраивает на одну волну, позволяет чувствовать его каждой клеточкой кожи, но и голову кружит будь здоров. Кого-то от переизбытка ощущений тошнит, у кого-то крышу срывает, Наруто вот эффект этот любил, но в то же время и ненавидел, потому что он был последним гвоздём в крышку гроба. Это как быть на цепи, да ещё и в клетке. Учиха стонет на выдохе, перехватив светлые волосы, но не попытавшись даже воспротивиться. Хн, а тебе, оказывается, нравится боль. Чужие пальцы разбираются с ремнём на джинсах, и это в такой степени странный жест, что альфа на секунду трезвеет. Ты идиот? Тебе действительно так нравится, когда тебя ломают? Неужели, не понимаешь, что наступил только что в медвежий капкан? К сожалению, рациональные мысли остаются за кадром, потому что собственные руки тоже раздевают, не поколебавшись и на мгновенье. – Хах, – выдыхает Итачи почти удивлённо, когда его лёгкое тело опрокидывают на кухонный стол, – ха-хах, – смех тут не в тему вообще, особенно с учётом того, что он ни разу не нервный. Какой-то очень ироничный смешок самому себе или какому-то аспекту ситуации. Не важно, почему он здесь, но то голодное существо, что сейчас у руля, очень кровожадно улыбнулось. Пальцы сжимают тонкую талию, дёргая тело омеги на себя, и член, наконец, проталкивается внутрь. Кто-то громко стонет. Перед глазами плывёт. Сладко до мурашек по коже, до дрожащего спазма в лёгких, ожесточённых движений и сумасшествия. Сознание покидает с каждым толчком. Даже собственные мысли не ощущаются больше, словно ты – это вовсе не ты. Нечто нематериальное, сгусток энергии, в чьём мире есть лишь острейший вид удовольствия и сдавленные стоны отдалённо знакомого голоса. В такие моменты чувствуешь жизнь, как она есть. Её тепло, свободное дыхание и способность летать. Спокойствие, недоступное в смертном мире, полноценность. Нирвана эта во всех смыслах слова мимолётна, но секунды в ней – честно – кажутся сутками. Время как таковое не ощущается. Ты был в том мире мгновенье или тысячу лет? Только начал брать это сладкое тело, или Саске вот-вот постучит в дверь с Кимимаро? Абсолютная потерянность, когда не представляешь, где ты во вселенной, но и ни в каком другом месте быть не захочешь. Эйфория эта отступает волнами: на каждое биение сердца. Видишь чуть чётче, слышишь чуть лучше, начинаешь немного понимать, что творится вокруг. После первого оргазма голова всегда немного прочищается, даря бесценные секунды на то, чтобы уговорить себя остановиться. Работает далеко не всегда, но, если омега уже начал плакать, то шансы на адекватность хорошие. Прыжок обратно в реальность всегда чертовски неприятен, но жизненно необходим. Шумный выдох обжигает сознание настолько, что пелена с глаз мгновенно слетает. Он слышал огромное множество жалобных всхлипов, мольбы, даже молитвы, но вот это… это действительно напугало. То был вздох облегчения. Свободный, блаженный, усталый… мягкий. Этому можно верить? Разумеется, нет. Сознание – штука коварная, чего только тебе не покажет. Любую фантазию, только скажи. Насколько сильно ты хочешь этой взаимности? Неужели, серьёзно в такой степени крышей поехал? Чужие феромоны вгрызлись в мозг в такой степени, что галлюцинациями перед глазами пошли? – Итачи, – зовёт его хрипло, только за счёт личности человека под ним и выторговав у себя пару мгновений контроля, но на большее ему этой монеты не хватит. Не сможет спросить, в порядке ли он, не сможет сказать, что не видит перед собой ничего, не предупредит, что не понимает, чему можно верить. Надо было бежать. Почему же ты не ушёл, когда мог? Чужие ноги обхватывают талию, а по шее ползёт тонкая рука. Узумаки подхватывает под бёдра отрывающегося от стола мужчину, где-то на инстинктах понимая, что требуется делать. Пальцы натягивают светлые волосы, срывая шумный выдох, и губы тут же ловят в поцелуй. А? Спина не слишком приятно врезается в стену. Он понимает, в какую сторону отпрянул от стола, но не помнит, как ноги несли его. Омега в руках целует безжалостно, пережимая шею, порой, стягивая волосы до боли и не боясь кусать губы. Это не могло показаться. Не могло же? Мягкий разворот. Пальцы смыкаются на тонкой шее, чтобы вжать её в стену и хотя бы попытаться заглянуть этому мужчине в глаза. Тот сдавленно стонет, из-под полуприкрытых век ответив на взгляд, и зрачки его на полном серьёзе кажутся красными. Дьявольски красивое зрелище, особенно, когда он дрожит от нетерпения. Кажется, одни черти только что познакомились с другими. И не понятно ещё, кому из них больше понравилось. Глубокий толчок находит очень красивый отклик в человеке напротив. До запрокинутой головы, впившихся в плечи ногтей и эстетичного изгиба спины. Наруто всегда представлялось, что от подобного у него окончательно тормоз сорвёт, но эффект оказало обратный. Любопытно. Такой реакции он ещё ни от кого не получал, и потребности моральные немножко затемнили физические. Неужели, люди, которых тащит вот с этого, действительно есть? И каким образом это именно он? Человек, который с виду никакой формы доминирования над собой не допустит. Но вот же он клонит голову в ладонь альфы, сладко стонет, когда ему оставляют на шее болезненный укус, выгибается навстречу на каждый толчок, тянет ближе, просит больше. Отзывчивый и ласковый. Подчинился без боя и ловит от этого кайф. Боги. Наруто ни разу ещё не получал такого удовольствия от секса. Можно сказать, что ни разу им по-настоящему ни с кем и не занимался, потому что всегда пребывал сам с собой в ожесточённой войне, а теперь… кусал, целовал, грубо брал, вжав брюнета в пол лицом, пресыщался этой вседозволенностью. К тому моменту, как он дошёл до финиша в последний на сегодня раз, Учиха просто лежал на животе, тяжело ловя воздух ртом. Они каким-то образом добрались до кровати на втором этаже, путь до которой навсегда останется для альфы загадкой. Омега уже даже не стонал, но и не плакал. Был полностью выжат. Вероятно, мог бы выдержать ещё пару раз, но вряд ли словил бы от них удовольствие, поэтому решено было не настаивать. Наконец-то представилась возможность оставить после себя приятные воспоминания. Кроме того, голод впервые за всю его жизнь ощутимо притупился. Животное мягко мурчало, позволив рациональной части сознания опять контролировать тело. Невероятно. Совершенно без сопротивлений. Просто на обратно организм, делай с ним всё, что хочешь. Чувствовать под собой человека, который блаженно лежит, а не пытается от тебя отползти – это нечто до чёртиков приятное. Пальцы смахивают длинные волосы в сторону, открывая бледное плечо. Наруто ведёт по нему носом до самых шейных позвонков, и решает не бороться с желанием укусить мужчину в финальном собственническом порыве. Чем больше на теле укусов, и чем они глубже, тем дольше твои феромоны будут крутиться в чужом организме. Тем сильнее тебя будут по новой хотеть. Потому зубы вонзаются дальше, чем следовало бы. Итачи вскидывает голову, бессильно простонав и обхватив рефлекторно запястье руки, на которую альфа опирается. Не отстраняется, не сопротивляется, любит, когда на теле оставляют следы. Господи, где же ты был всё это время? Крови во рту оказалось чуть больше, чем пара капель, и обычно он не стал бы столько глотать, потому что консистенция и вкус у неё действительно далеки от приятных. Но сегодня он перетерпит. Не хочет тащиться до ванной. Укладывает голову на подушку, крепко прижав Итачи к себе и мгновенно проваливаясь в самый сладкий в мире сон.