Сломанные

В конце ноября выпал первый снег. Крупный. Похожий на пушистые перья. Студенты Хогвартса между занятиями высыпались во двор и начали голыми руками сгребать снег, лепить его в шарики и бросаться друг в друга. В воздухе звенел смех и весёлые вскрики. Гермиона одиноко стояла у каменной колонны и прижимая к груди учебники, только что взятые из библиотеки, наблюдала за тем, как Палмер ловко «обстреливал» своих друзей. Из-под вязаной шапки выглядывали несколько локонов челки. Щеки и нос раскраснелись. Глаза блестели. Себастьян выглядел по-особенному красивым на фоне снега. Гермиона рассматривала Себастьяна так, словно видела его впервые. У них было поразительно много сходств. Оба маглорожденные. Родители Гермионы работали дантистами, а Себастьяна — фармацевтами. Он с семьей также жил в пригороде Лондона. И если бы Гермиона вдруг захотела приехать к нему в гости, то провела бы в пути не больше часа. Себастьян не пренебрегал учебой и не был разгильдяем. Она была абсолютно уверена, что маме с папой понравился бы именно такой парень. И… Разве это плохо? Разве не о таком парне Гермиона когда-то мечтала? Себастьян мог поддержать любой разговор. Ненавязчивый, но и не отрешенный. В нем всего было в меру. Почти идеальный. И эта идеальность… От нее даже немного подташнивало. Гермиона пыталась образумить себя, даже мысленно ругала. Ну чего еще ей надо? С Себастьяном она забывала обо всем плохом. С ним тепло. Уютно. Светло. Надежно. Но что-то глубоко засевшее в груди, беспрерывно и назойливо сигнализировало о том, что Палмер — не ее человек. Гермиона будто не на своем месте. А еще снова вернулись кошмары. Те самые, когда дыхания не хватает и шрам наливается нечеловеческой болью. Такой, что выть в подушку хочется. Взгляд вечно вероломно и опасно тянется к Люциусу. В Большом зале. В кабинете ЗОТИ. В одном из коридоров школы. Предательски и неконтролируемо тянется. Это было какое-то хроническое нездоровое притяжение. А он… Малфой. Обжигал своим холодом, своим равнодушным взглядом. Так и должно быть. Гермиона лишний раз убеждалась в том, что правильно сделала, отрезав любым иллюзиям к ней путь. Это был всего лишь срыв. Но кто не совершал ошибок? Студенты продолжали веселиться. Некоторые девочки из Когтеврана тоже бросались снежками. Гермиона вдруг ощутила такую искреннюю и неприятную зависть. Ей тоже хотелось стать такой же беззаботной и веселой. Хотелось подхватить пригоршню снега, и пусть он бы кусал голые пальцы, пусть заполз под воротник тёплой мантии. Потом всё равно можно было бы отогреться в Большом зале вкусным горячим обедом и какао. Но Гермиона чувствовала себя мертвой внутри. И даже Себастьян не мог этого исправить своими улыбками, тёплыми взглядами и вполне себе смешными шутками. Стало вдруг так страшно. А что, если она навечно останется вот такой? Сломанной. Заледеневшей. Мертвой. Гермиона ощутила его присутствие быстрей, чем успела это осознать. Люциус остановился в пяти шагах от нее, рассматривая толпу беснующихся учеников непроницаемым взглядом. В груди что-то стянулось в маленький клубок. Сердце инстинктивно забилось чаще. А дыхание… Оно стало неровным. Всегда так. Когда рядом Люциус. Это не подчинялось Гермионе. — Иногда мне кажется, что я не переживу этот год, — вдруг зачем-то искренне призналась она. Это было чудовищно и несправедливо. Но Гермиона вдруг поняла, что только Малфою может вот так спокойно сказать о том, что с ней творилось в душе. Его равнодушие даже немного успокаивало. Она с Люциусом в чем-то была похожа. Возможно, также сильно, как и с Палмером. Только вот Себастьян больше имел общих ниточек, связывающих с магловским миром. А с Люциусом… Порой, его взгляд напоминал Гермионе ее собственный. Она ни на что не надеялась. Просто сказала о том, что чувствовала. Мысленно Гермиона уже готовила себя к тому, что Люциус либо высмеет ее, либо проигнорирует. Но он не сделал ни того, ни другого. — Бред, — в этом кратком ответе ощущалось столько горького презрения, что им можно было напиться до отказа и отравиться. Гермиона вздрогнула. Так странно было слышать этот сильный баритон вне стен кабинета. Она опустила взгляд на свои учебники, затем провела носком сапога небольшую линию на снежном покрывале. — Мисс Грейнджер, вы Войну пережили, — немного помолчав, добавил Люциус. Он не смотрел на Гермиону. Не сократил между ними расстояние. Со стороны могло показаться, что они вообще никак между собой не взаимодействовали. Но в воздухе всё равно зародилось что-то такое, что посторонний наблюдатель вряд ли сумел бы ощутить. — С ней оказалось гораздо легче справиться, чем с самой собой, — Гермиона позволила себе один краткий смешок. Грустный и какой-то неприятно обреченный. — Вы недооцениваете себя, — в голосе колючий холод. — Я думала, что если вернусь в Хогвартс… — Сумеете побороть призраки прошлого? — уголок тонких губ едва заметно дёрнулся в ироничной ухмылке. — Семестр почти подошел к концу, а я будто вне всей школьной жизни. Унизительно признаваться в собственной слабости, — Гермиона с трудом проглотила комок в горле. Что-что, а рыдать перед Люциусом Малфоем она уж точно не хотела. — Ну а что же ваш кавалер? Мистер Уизли обижал по глупости, а этот, — Люциус с пренебрежением посмотрел на Палмера, — и вовсе слепой? — Он — не мой кавалер, — тут же ответила Гермиона, будто ей было важно очертить границы перед Люциусом. — Занимательно, — Люциус грациозным движением поправил меховой воротник своей теплой мантии. — Есть ли у вас какой-нибудь шрам, который иногда наливается болью? — немного помолчав вдруг задумчиво спросила Гермиона, глядя себе под ноги. — Несуществующей болью, но ты ее ощущаешь так, будто лезвием ножа проникли под кожу. Люциус на миг перестал дышать. Его Метка не была шрамом, но он временами испытывал именно то, о чем только что сказала грязнокровка. — Это живет лишь в наших головах, — ответил Малфой. — Знаю. Но побороть это почти невозможно. — Вы мне жалуетесь, мисс Грейнджер? — с присущим высокомерием спросил Люциус. Гермионе вдруг так одержимо захотелось пальцами ухватиться за вот эту заносчивую маску и содрать ее с всегда такого бледного с тонкими чертами лица. И «выканье» жутко начало раздражать. Хотя при свидетелях ни она, ни Люциус не позволили бы себе фамильярничать. Этот довод немного остудил. — Нет, — Гермиона качнула головой. — Для этого у меня есть близкие друзья, — она и не заметила, как вернула «шпильку» Малфою. — Тогда поплачьте в их жилетки, — Люциус развернулся и неторопливой походкой направился обратно в замок. Неумелая «шпилька» грязнокровки неожиданно неприятно уколола. — Что от тебя хотел этот чистокровный кретин? — тяжело дыша после «обстрела» снежками, спросил Себастьян, подойдя к Гермионе. — Ничего, — Гермиона не посчитала свой ответ лживым, ведь Люциус и в самом деле ничего от нее не хотел. — Если он обидит, скажи мне, — решительно заявил Себастьян. — И что же ты сделаешь? — вырвалось из Гермионы прежде, чем она обдумала свой ответ. Она попыталась себя тут же успокоить, сославшись на объективность своей точки зрения. Люциус Малфой — сильный волшебник. Как минимум, у него гораздо больше опыта. Поэтому ее вопрос был вполне резонным. — Найду способ, — абсолютно серьезно ответил Себастьян и на секунду он показался Гермионе незнакомцем. После ужина Гермиона ушла в библиотеку. Не за книгами, а просто, чтобы убежать от привычной будничной суеты в гостиной Гриффиндора. Хотелось немного покоя. Забавно получалось. Прежде Гермиона боялась тишины, а теперь в ней же пыталась найти надежное укрытие. Голова раскалывалась на части из-за роя мыслей, что никак не хотели успокаиваться. Рассматривая свой шрам, Гермиона ощущала, как медленно, но верно в ней зарождается абсолютно нелогичное, ужасающее, но такое пленительное желание. Она искренне пыталась настроиться на волну Себастьяна. Искренне хотела быть подхвачена ею и унесена подальше от страхов, что жили исключительно в мыслях. Но ничего не получалось. Злые слёзы беспомощности обожгли глаза. Накрыв ладонью ненавистный шрам, Гермиона до боли закусила губу, чтобы сдержать всхлип. Она сходила с ума, потому что это ненормально — искать помощи у врага. Ненормально спать с тем, кто мечтал истребить таких, как Гермиона. Но… когда самой уже не справиться, любой метод вдруг перестает казаться таким уж чудовищным. Спрятав шрам под рукавом свитера, Гермиона глубоко вздохнула и прислушалась к себе. Это была не прихоть. Не истерика. Она просто хотела, чтобы ей стало легче. Хотела не ощущать себя лишней. Когда замок плавно погрузился в ночную тишину, Гермиона сделала то, о чем пообещала себе никогда не жалеть. Ей просто нужно было оказаться рядом с ним. Нет никаких логических объяснений и правил. Просто. Нужно. Продолжая кусать губы и ощущать в них слабую пульсирующую боль, Гермиона подошла к тяжелым дубовым дверям. Они открылись прежде, чем она успела постучать. Люциус вырос на пороге своих комнат и смерил невысокую худую фигуру Гермионы холодным высокомерным взглядом. Как же поразительно мастерски он умел делать вид, что между ними никогда ничего не происходило! Это было просто феноменально. — Мне плохо, — тихо произнесла она, сжав похолодевшие ладони в кулаки. — Мне так плохо. Гермиона прикрыла глаза, ожидая, когда на нее обрушится поток ледяного жалящего сарказма или еще чего похуже. Если это случится, то… — Входи, — еще тише ответил Люциус. Его голос был каким-то другим. Незнакомым. Человечным. Гермиона переступила порог и услышала, как дверь за ее спиной почти бесшумно закрылась. Открыв глаза, она глубоко втянула воздух и медленно выдохнула. Здесь, в полутьме комнат, дышалось значительно легче. И возникло какое-то сладкое, нужное чувство защищенности. Гермиона обернулась. Люциус неподвижно стоял позади нее, спрятав руки за спину и почти сливаясь с тьмой. Его шея была обнажена. Волосы свободно струились по немного напряженным плечам. Холодный. Бледный. Отстранённый. Такой, как и всегда. Гермиона медленно развернулась и сделала самую дурацкую и неожиданную для них обоих вещь — уткнулась лбом в плечо Люциуса. Она искала спасение от тьмы в другой тьме. Более жестокой и беспощадной, но уже безопасной именно для Гермионы.