Сломанные

— Я вправлю ему мозги! — решительно заявил Гарри, когда он вместе с Гермионой покидал теплицы профессора Стебель. — Нет, Гарри, не нужно, — взволновано отозвалась Гермиона и схватила друга за локоть. — Еще как нужно! — в зеленых глазах, скрытых за прозрачными стёклами круглых очков, блеснуло нечто такое, чего прежде Гермиона не видела. Гарри и раньше всегда был решительным и в чем-то даже беспечным мальчишкой. Но после Войны в его движениях, некоторых репликах и взгляде возникла жесткость. Не юношеская. Не наигранная. А такая взрослая и мужская. Гермиона перепугалась и крепче сжала локоть Гарри. — Я не хотела ничего рассказывать. Так и знала, что ты остро отреагируешь, — она шумно вздохнула. — Нет, ты правильно поступила, рассказав мне о том, как повёл себя Рон, — Гарри нервно дёрнул головой, убирая с глаз длинные пряди непослушной тёмной чёлки. — Он не имел никакого права так поступать с тобой. Ты должна была мне всё рассказать еще в тот день, когда это случилось. — Я… Я испугалась. Гермиона прикусила внутреннюю сторону щеки и быстро придушила в себе любые мысли, что касались того злополучного субботнего дня. И дело уже было не только в Роне. Нет. Дело было в Люциусе Малфое. — Я ему начищу лицо. Пусть он мой лучший друг, но и ты моя подруга. И я в обиду тебя не дам, — Гарри взглянул на Гермиону и ее взгляд тут же немного потеплел. Гермиона несмело улыбнулась другу, ощутив, что в груди разливается что-то такое теплое и светлое. Гарри всегда был для нее, как брат. Они много всего вместе пережили. Никакие проблемы и ужасы не сумели разделить их. Его искреннее и решительное желание защитить Гермиону не просто умиляло, а понемногу заживляло раны на душе. Даже шрам на руке болел чуточку меньше. Гермиона должна была рассказать всю правду не только про Рона, но и про Малфоя-старшего. Этот человек позволил себе слишком многое. По-хорошему было бы немедленно отправиться к МакГонагалл и всё ей рассказать. Но Гермиона этого не сделала. Она не могла точно ответить, почему поступила иначе. Почему решилась прийти в понедельник утром в кабинет ЗОТИ и пригрозить Люциусу Малфою. То, что случилось — было дикостью. Вопиющей, вон выходящей дикостью. О которой было даже стыдно вспоминать. Зачем он вообще это сделал? Какая-то очередная извращённая форма издевательства? Гермиона была непоколебимо убеждена в том, что такой чистокровный мерзавец, как Люциус Малфой, ни за какие богатства мира добровольно не прикоснётся к грязнокровке. А уж тем более — не поцелует. Этот человек не заслуживал, чтобы Гермиона так много и долго думала о нем. — Гарри, всё в порядке. Правда. Не нужно устраивать скандал, — Гермиона разжала пальцы. — Ты меня спросил, что происходит, а я честно ответила. — И что ты предлагаешь делать? — Гарри провел ладонью по затылку, по привычке пытаясь пригладить торчащие волосы. — Ничего. Я для себя всё решила и мои отношения с Роном на этом этапе прекращаются. Мне уж лучше как-нибудь самой разобраться со всеми своими проблемами и сконцентрироваться на учебе. У нас с Роном абсолютно разные взгляды на жизнь. Мы не слышим друг друга. Поэтому… Пока всё не зашло слишком далеко, лучше это прекратить. Правда, не знаю, как об этом Джинни сказать. Всё-таки Рон ее брат. И миссис Уизли с мистером Уизли всегда были так добры ко мне, — Гермиона поджала губы и уставилась себе под ноги. — Не переживай, — Гарри приобнял Гермиону за плечи. — Никто не отвернётся от тебя только потому, что вы с Роном расстались. В конце концов, миссис Уизли всегда была тебе рада, даже когда вы с Роном не ладили. — Спасибо, — Гермиона остановилась и обняла Гарри. — За поддержку и за понимание. Мне… Это было очень важно. — Не за что, — Гарри провел ладонью по спине Гермионы. — Но, если Рон еще раз посмеет повторить то, что он сделал, я набью ему лицо. — Думаю, подобного больше не случится. Время медленно поплыло вперед. Сентябрь остался позади. Рон несколько раз пытался поговорить с Гермионой, но она твёрдо отказалась. На этом всё и закончилось. Рон ходил тихий и понурый, но больше не предпринимал никаких попыток приблизиться к Гермионе. Он чувствовал вину. Прекрасно знал, что поступил низко, но не ощущал в себе острого желания всё немедленно переиначить, исправить ситуацию. Рон неожиданно поймал себя на мысли, что его тяготили эти отношения. Гермиона же полностью ушла в учёбу. Она буквально погружалась в нее, не оставляя ни единого свободного места для ненужных размышлений. А их было предостаточно. Каждый новый урок ЗОТИ был сродни маленькому испытанию. Люциус продолжал игнорировать Гермиону, никогда не давая ей возможности ответить. Но отметки ставил справедливые. Гермиона никак не могла подавить в себе привычки отличницы и злилась из-за того, что ее лишали возможности продемонстрировать свои знания. Очень редко, но всё же иногда взгляд серых глаз пересекался со взглядом Гермионы. На секунду. Крошечную, ничего не значащую секунду, от которой Гермиона вдруг ощущала себя как-то непередаваемо странно. Зачем он смотрит? О чем думает в этот момент? Нет. Ей наплевать. Она не хотела знать, какие именно мысли живут в этой светловолосой голове. Но с течением времени Гермиона внезапно, к своему ужасу, поймала себя на том, что сама украдкой рассматривает Малфоя, когда он неторопливо прохаживается вдоль парт, рассказывая очередную лекцию. Ему стоило отдать должное — его уроки были полезными и совсем нескучными. Пожалуй, Малфой мог бы сравняться с профессором МакГонагалл по части мастерства ведения уроков. Это поражало, ведь он не имел никакого опыта в преподавании. Похоже, это в крови у Люциуса — приковывать к себе внимание. Гермиона всегда тщательно готовилась к урокам ЗОТИ и всякий раз начинала непроизвольно злиться, когда профессор Малфой игнорировал ее. У него это получалось так непринужденно и естественно, что Гермиона невольно ощущала себя пустым местом. Это была какая-то невероятная глупость! Самое правильное и нужное, что должна ощущать Гермиона к этому человеку — острую неприязнь. В конце концов, бывших врагов не бывает. Но взгляд всё равно упрямо подкрадывался к статной фигуре Люциуса Малфоя, будто Гермиона пыталась отыскать в нем какие-то ответы на свои незаданные вопросы. Она ведь давно не была ребенком. И целовалась она далеко не в первый раз, чтобы придавать этому преувеличенно серьезное значение. Тогда, почему Гермиона всё еще не вышвырнула из своей памяти тот субботний эпизод? Она утешала себя тем, что ожидала какого-нибудь подвоха от Малфоя. Поэтому важно было оставаться начеку. Но ничего не происходило. Время продолжало свой бесшумный ход. И, возможно, всё бы так и оставалось на своих местах. Внутренняя борьба с самой собой. Ночные кошмары, что приходили уже значительно реже, но были всё такими же ужасающими в своей яркости. Даже не исключено, что настойчивость Гермионы излечить себя и открыть дверь в новую жизнь дала бы со временем свои плоды. Такая перспектива очень вдохновила Гермиону. Но всё стремительно пошло не по плану. Начальной точкой в веренице дальнейших событий стал Хэллоуин. Директор МакГонагалл дала свое согласие на то, чтобы старшекурсники устроили в Большом зале вечеринку. Но при условии, что не будет ни капли спиртного и несколько преподавателей встанут на дежурство, дабы не допустить нарушения порядков. — Ну и ладно! — отозвался Финниган за завтраком. — Вечеринка ведь всё равно состоится! А пару бочонков сливочного уж как-нибудь переправим сюда. — И я немедленно об этом сообщу директору МакГонагалл, — тут же предупредила Гермиона, сидя рядом с Джинни. — Сдашь своих? — глаза Симуса округлились. — Не позволю нарушить школьные правила, — поправила Гермиона. — Так мы уже взрослые и совершеннолетние. Несколько пинт сливочного никому не навредят. — Правила есть правила, — твёрдо ответила Гермиона. — Ну и ладно, — фыркнул Симус. — А ты не планируешь присоединиться к вечеринке? — вдруг осторожно спросила Джинни. Гермиона внутренне напряглась. Она совсем недавно рассказала Джинни о разрыве с ее братом. Подруга отнеслась к этому спокойно и с пониманием, но Гермиона всё равно чувствовала себя виноватой. Дурацкий характер! Будто она щенка оставила за дверью своего дома в жестокую непогоду. Сравнение было удручающим, но именно так Гермиона воспринимала всю эту ситуацию. Несмотря на то, что Рон был крупнее и сильнее ее, Гермиона всегда чувствовала себя главной в их отношениях. Не то чтобы это вызывало у нее резкий приступ отторжения. Просто, когда она была обессиленной, необходимой поддержки от Рона не получила. А это указывало на одно — их отношения держались на ее плечах. — Не знаю. Нет настроения. Пожалуй, посижу в библиотеке. Кое-что почитаю из материалов по трансфигурации. — Ты шутишь? — глаза Джинни округлились. — Да ты и так всё-всё знаешь. Зачем тебе библиотека сегодня? Ну же, соглашайся. Это отличный повод, чтобы отдохнуть. Наденем что-нибудь красивое, потанцуем. Должно же у нас остаться о Хогвартсе хоть какие-нибудь обычные студенческие воспоминания. Что скажешь? Джинни так всё вдохновленно описывала, что Гермиона не смогла отказаться. А почему бы и нет? Рон в последнее время отлично отдыхал и веселился с командой по квиддичу. Его понурость почти исчезла, а со скорым приходом праздника и вовсе испарилась. Так почему же Гермиона должна отказывать себе в удовольствии? Это был еще один заманчивый шанс склеить в себе всё то, что надломилось. — Хорошо, — сдалась Гермиона. — Хорошо, я согласна. — Отлично! — радостно взвизгнула Джинни. Гермиона тоже улыбнулась. Эта улыбка ей далась так легко, потому что она оказалась искренней. Гермиона вернулась к своему завтраку, радуясь тому, что в ее душе всё-таки осталось место для положительных эмоций. Неподдельных и в своей теплоте целебных. Пока Джинни отвернулась к Гарри, Гермиона допила свой тыквенный сок и зачем-то взглянула в сторону преподавательского стола. Она не могла даже самой себе ответить, почему вообще смотрит в ту сторону. Люциус Малфой тоже был на завтраке. Пожалуй, впервые. Он неторопливо пил из своего кубка и разговаривал с МакГонагалл. Наплевать. Гермиона резко повернулась к своей в тарелке и отправила в рот остатки яичницы. Взгляд снова упрямо пополз к преподавательскому столу и… Гермиона едва не подавилась воздухом, когда заметила, что спокойный взгляд серых глаз намертво приковался к ней. На секунду. На одну ничего незначащую секунду. А сколько уже было таких этих пустых секунд? Она не разговаривала с Люциусом Малфоем всё это время. На уроке ей не давали слова, а вне стен кабинета ЗОТИ Гермионе было без надобности пересекаться с этим человеком. Но, несмотря на отсутствие слов между ними, взглядов было слишком много. Неправильно много. Оглушающе много. Быстрых, но метких. И таких, что как сейчас, сбивали воздух в лёгких в тугой колючий комок. Почему так происходило, Гермиона не знала. Хотя всегда была убеждена, что нет такой области, в которой она не способна разобраться. Люциус Малфой отвёл свой взгляд прочь от грязнокровки и сложил столовые приборы в тарелке, завершая свою утреннюю трапезу. Минерва продолжала рассказывать о том, что сегодня состоится праздник в честь Хэллоуина, и Люциус один из тех преподавателей, которому поручено будет следить за порядком. Ве-ли-ко-леп-но… Люциусу не хватало еще исполнять роль надсмотрщика. Но он не имел права отказаться. Это злило. Таковы правила игры. Поэтому злость и раздражения приходилось снова и снова заталкивать себе поглубже в глотку. Малфой не хотел завтракать в общем зале. И, похоже, не зря. Но он всё же решил присоединиться к общей трапезе. Как только Люциус вошел в зал, то сразу же нашел взглядом грязнокровку. Ему это не понравилось. Совсем. Поэтому большую часть завтрака Малфой усердно концентрировался на разговоре с Минервой. Но это всё равно не помешало снова посмотреть на мисс Грейнджер. Он ощущал ее взгляд и не сумел его проигнорировать. Девчонка улыбалась и выглядела беззаботной. Похоже, что разрыв с недоумком-Уизли пошел ей на пользу. И это злило… Ее улыбка. Легкая, почти летящая походка. Она должна была страдать. Это ведь правильно. Правильно, потому что он не мог себе позволить таких вот улыбок. Потому что всё еще временами возвращался к тому субботнему дню. А затем буквально выдирал из себя эти пустые воспоминания. Что в ней такого? Люциус пытался найти ответ на этот простой вопрос. Что? Ничего. Тогда, почему он смотрит на нее? Почему из сотни любых других ароматов так легко уже умеет выуживать именно ее? Гриффиндорская всезнайка. Обычная магловская девчонка. Да, умная. Да, несомненно, обладающая острым умом и характером. Кажется, то беззащитной, то в следующую секунду уже способная врезать так, что из глаз искры вот-вот посыплются. Люциус был уверен, что отрезал от себя весь ненужный пласт мыслей. Но ничего подобного. Он уже въелся под корку, под кожу, под рёбра. Причем так быстро и незаметно, что Малфой даже не успел понять, когда именно это произошло. — Я на вас рассчитываю, Люциус, — сквозь толщу тошнотворных мыслей пробился голос Минервы. — Можете во мне не сомневаться, — медленно ответил Малфой и приподнял уголок губ в едва заметной улыбке. Грязнокровка поднялась из-за стола и вместе с сестрой Уизли быстрым шагом покинула Большой зал. Люциус облегченно выдохнул, будто присутствие мисс Грейнджер сковывало его. Нет. Оно пачкало. И только.