Сломанные

Гермиона сидела за небольшим столом. Перед ней лежала целая стопка пергаментов — домашние задания пятикурсников. Точно такая же стопка лежала и перед Люциусом Малфоем. Он сидел за учительским столом. На спинку кресла была аккуратно повешена черная мантия с изысканным серебристым узором, что напоминал змеиные изгибы. Малфой остался в черных брюках и сюртуке с серебряными пуговицами. Платиновые ровные волосы были подхвачены узкой черной лентой. Но несколько прядей всё равно обрамляли высокий бледный лоб. В правой руке было зажато перо. Гермиона сосредоточила взгляд на неизменном кольце в форме змеи. Ее серебряная чешуя отливала холодным блеском в свете горящих факелов. Люциус Малфой был тошнотворно изящен. Даже в том, как он держал перо и ставил пометки в пергаменте ощущалось влияние аристократической крови. Гермиона больше не плакала. Все слёзы вдруг куда-то исчезли, пока она почти бесшумно следовала за Люциусом Малфоем. Когда они очутились на узкой винтовой лестнице, что соединяла кабинет и класс ЗОТИ, Гермиона всерьез задумалась над тем, чтобы убежать. Но уже в следующую секунду эта мысль ей показалась унизительной и нелепой. Убежать — это проявить слабость. Убежать — это показать себя напуганным ребенком. А Гермиона давно уже перестала быть ребенком. Ненависть сдалась под давлением внутренней разбитости и озадаченности. Гермиона искренне не понимала, почему Люциус Малфой привёл ее сюда. Не понимала, почему ему не плевать на то, что она плакала. Неизвестность пугала и вынуждала сидеть неподвижно перед стопкой чужих домашних работ. Кожу на рёбрах всё еще жгло. Гермиона отчётливо ощущала болезненные прикосновения горячих потных пальцев Рона. Стало мерзко. Настолько, что хотелось запереться в ванной для старост и оттереть жесткой мочалкой прозрачные следы от прикосновений Рона. Гермиона никогда не могла подумать, что ей станет настолько омерзителен именно этот человек. Тишина в кабинете нарушалась лишь едва слышным скрипом пера по пергаменту. Гермиона оторвала взгляд от руки Люциуса Малфоя, взяла перо, обмакнула в чернила и принялась за проверку. Даже в таком, откровенно морально разбитом состоянии, и после нескольких кружек сливочного пива она всё равно могла легко определить ошибки. Это успокаивало — ковыряться в чужих работах, перечитывать уже давно изученный материал и ставить необходимые пометки. Но черепную коробку неустанно раздирал один и тот же вопрос: почему Люциус Малфой привел Гермиону сюда? Почему не проигнорировал? Впрочем, Люциус задавался аналогичными вопросами. Каждый раз, когда он делал вдох и ощущал вот этот мерзкий аромат жасмина, хотелось удавиться. Ничего не изменилось. Его реакция была прежней. Но почему он не прошел мимо грязнокровки — оставалось непостижимой тайной. Для Люциуса Малфоя чужие слёзы ничего не значили. Они не стоили даже кната. А слёзы какой-то там безродной грязнокровки — подавно. Но мисс Грейнджер стоило отдать должное — она быстро пришла в себя. Никаких всхлипов и завываний. Девчонка не выглядела жалкой. Снова. Как тогда, когда ее оглушил недоумок-Уизли. Спина ровная. Узкие плечи расправлены. Взгляд карих глаз полностью сосредоточен на работе. Мисс Грейнджер держалась достойно. Но эти волосы… Стянутые в хвост, но всё равно непослушные и взъерошенные. Настоящая катастрофа. Люциус вернулся к проверке работ, трусливо прячась в ней от собственных мыслей. Это просто грязнокровка… Обычная грязнокровка, коих развелось теперь, как тараканов. Но эта хотя бы умная и может помочь разобраться с кипой работы, от которой Люциуса всё еще воротило. Но нужно было играть роль. Он — преподаватель. Ответственный. Послушный. Справедливый. Во всяком случае таким его все должны считать. Грязнокровка просто может быть выгодной. А Люциус Малфой никогда не пренебрегал выгодой. Взгляд серых глаз на миг… на один крошечный миг предательски застыл на вспухших после рыданий красных губах. Люциус крепче сжал перо и ощутил, как где-то глубоко в грудине восстает мерзкое ощущение брезгливости к этой девчонке с гнездом на голове. Ее следовало бы проигнорировать или немедленно выставить за дверь кабинета. Но Малфой продолжал бездействовать. Он хотел выдрать из нее всю правду и узнать, что себе позволил сказать или сделать Уизли, раз девчонка расплакалась. Не просто похныкивала. А плакала. По-настоящему и так горько, что даже тошно становилось. — Итак, мисс Грейнджер? — начал Люциус и с ужасом осознал, что эта фамилия никак не жжется у него на языке. — Расскажите всё, что произошло. Гермиона вздрогнула и едва не оставила на чужом пергаменте кляксу. Благо вовремя убрала перо в чернильницу. Спокойный баритон изморозью оплел Гермиону изнутри. Стало немного страшно и неуютно. Она ненавидела собственную реакцию на этого человека. Он не заслужил ни единой ее эмоции. Слишком щедрый подарок для бывшего Пожирателя. — Мне нечего вам рассказать, сэр, — медленно и предельно спокойно ответила Гермиона, всматриваясь в чужой немного неровный почерк. — Мне так не кажется, — Люциус отложил в сторону перо. — Если мистер Уизли перешел черту, он должен понести наказание. А судя по вашему виду, именно это сегодня и во время субботнего патрулирования и произошло. Вы должны уведомить директора МакГонагалл. — Проблема незначительная. Поэтому не имеет смысла тревожить директора, — уверенно ответила Гермиона. — Вы боитесь, мисс Грейнджер? — Люциус физически ощутил эту нездоровую потребность вывести девчонку на эмоции. Вот этот показной героизм его злил. Кажется, всякий, кто учится на факультете Гриффиндора считает своей святой обязанностью, выпячивать дурацкое геройство. Шкура товарища — превыше всего. А как же собственная шкура? Собственные слёзы? Значит, это пустое? Большего бреда Люциус еще не видел. — Нет, — в этот раз ответ получился уже менее уверенным. Гермиона вздрогнула и взгляд ее карих глаз пересёкся со взглядом Люциуса. Внутренности сжались. Гермиона вцепилась пальцами в края своего деревянного стула, словно боялась свалиться с него. Хотелось уйти… Поскорее… Но Гермиона буквально вынуждала себя оставаться на месте. Она не испугается. Стойко выдержит этот разговор. — Тогда, почему утаиваете правду? — вздёрнув одну бровь, спросил Малфой. — Здесь даже легилименция не нужна, чтобы понять, что именно случилось, — холодный взгляд серых глаз скользнул вдоль спины Гермионы, коснулся ее подбородка, рук, очертил контуры растянутого свитера. — Мистер Уизли домогался вас? Гермиона затаила дыхание и вперила взгляд в пергамент с домашним заданием пятикурсника. Вверх по позвоночнику пополз колючий ледяной страх. — Он просто перебрал, — пробормотала Гермиона. — Это наше личное дело. — Всё, что происходит в стенах школы не может быть личным, — отрезал Люциус, впившись рассерженным острым взглядом в бледную щеку девчонки. Ему плевать… Плевать… Он никогда не понимал гриффиндорцев. Кучка самоуверенных идиотов. Так было во времена, когда учился Люциус, так остается и ныне. — Ошибаетесь, — Гермиона нахмурилась и сильней впилась пальцами в края своего стула. — Это мое личное дело. Я сама со всем разберусь. В противном случае обращусь к декану своего факультета. Вас, профессор Малфой, точно не касается данная ситуация, — Гермиона на выдохе перевела взгляд на Люциуса. Его серые глаза, будто почернели, а кожа стала еще бледней. На миг Гермионе показалось, что он разозлился. Но на что? Она сказала всё по существу. Не переступая никаких рамок. — Пожалуй, если бы мистер Уизли завершил начатое, вы бы мне сейчас не дерзили подобным образом. Да, мисс Грейнджер? — Люциус сузил глаза. Нужно ударить. Больнее. Еще больней. Глубоко. Это правильно. Именно так должен себя вести чистокровный волшебник с любой грязью, что возникает у него на пути. Грязь должна знать свое место. Место на подошвах его сапог. Но Люциус понимал, что в нынешней ситуации должен держать себя в руках. Один неверный шаг и… Его сломают. Превратят в пустую оболочку. Нельзя. Так нельзя. Но проклятая метка, которую Люциус когда-то с благодарностью принял, жгла… извивалась на бледной коже предплечья. — Вы ничего не знаете ни про меня, ни про Рона! — Гермиона так резко вскочила со стула, что его деревянные ножки заскрипели по холодному полу кабинета. Ярость, испуг, боль и что-то еще вспыхнули в больших карих глазах. На миг Люциусу показалось, что он видит перед собой не ту невзрачную грязнокровку-всезнайку, о которой давным-давно ему как-то рассказывал Драко. А незнакомую девушку. Разозленную. Устрашающую. Способную себя защитить, если потребуется. — Мне это и ненужно, — спокойным голосом отозвался Люциус, приподняв голову, чтобы ответить на взгляд Гермионы. — Я дам вам один совет… — Вы? — не выдержала Гермиона. — Я не нуждаюсь в ваших советах, сэр, — она хотела уйти. Вернуться в спальню девочек и забыть об этом дне. Самом отвратительном дне рождения. — Я вас не отпускал, — сильный баритон раскатом грома прокатился по небольшому пространству кабинета. Люциус взмахнул палочкой и запер дверь. — У вас ко мне есть личные претензии, мисс Грейнджер? — Малфой медленно встал из-за стола. Гермиона обернулась. Она возненавидела сегодняшний день. Возненавидела Рона за то, что он едва не совершил непоправимое. Ненавидела Люциуса Малфоя, который явился в Хогвартс со своей проклятой реабилитацией. Ненавидела себя за то, что стала обыкновенной слабачкой. Спасение крылось лишь в злости. И нет ничего более уместного, чем вылить эту злость на того, кто не считал Гермиону даже человеком. Грязнокровка. Существо без рода и племени. — А вы как считаете? — Гермиона скрестила руки на груди, пряча пальцы в изгибах локтей. — Мне всё равно, сэр. Гарри спас вас и вашу семью. Его выбор я уважаю, но вас уважать не могу. — Вот как, — уголок губ Люциуса приподнялся в едкой усмешке. — Продолжайте, мисс Грейнджер, чувствую, вам есть, что еще сказать мне, — Малфой впитывал ее гнев. С жадностью и особым рвением. Пусть боится, пусть злится, это всё равно ничего, в сущности, не изменит. Он всё равно будет стоять выше нее. Даже после отсидки в Азкабане. Даже после тысячи совершенных ошибок он, Люциус Малфой, будет выше этой грязнокровки. — Я вас презираю, — выплюнула Гермиона. — За вашу трусость и постоянное увиливание от ответственности. Вы боитесь отвечать за собственные поступки. Изворачиваетесь и отыгрываетесь на тех, кто заведомо слабее вас! — Должно быть, это вы про мистера Уизли? — Люциус сложил руки за спиной. — Да! Про него! Вряд ли вы вступите в схватку с равным противником. Выбрали себе жертву в лице школьника и потешаетесь, а теперь еще хотите дать мне совет. Да какой совет вы можете дать?! Как избежать Азкабана? К счастью, он мне не грозит, — Гермиона выдохнула, в горле немного саднило. Люциус Малфой бесшумно, точно змея, подкрался и застыл в шаге от Гермионы. Она видела его глаза. Тёмно-серые, блестящие. В уголках собрались едва заметные лучики-морщинки. Губы плотно сомкнуты. Черты лица заостренные. Малфой злился. — Однако, я жив, — прошептал Люциус. Его ровное тёплое дыхание коснулось Гермионы. — И не жалею об этом. А большинство ваших доблестных сторонников погибли. — Они смело сражались, — процедила Гермиона, — а не трусливо прятались. — Каждый сделал свой выбор. Я предпочту спасти себя, свою шкуру, свое состояние… свою семью, в конце концов. Мы в ответе за тех, кого приручили, разве не так? Гермиона ощутила уже знакомое покалывание в кончиках пальцев. Хотелось влепить еще одну пощечину этому заносчивому аристократу. Он не имел никакого права обесценивать те жертвы, что были принесены в войне другими людьми. Не имел! Но… И его позиция не казалась теперь такой уж никчемной. Всё спуталось. Смешалось. Гермиона задыхалась от переизбытка эмоций. — Вы трус, — сорвалось с ее губ. Последний жалкий аргумент. Гермиона хотела увидеть, что скрывается за этой надменной маской. И маска ли? Может, это и есть истинная сущность Люциуса Малфоя? — Как и вы, мисс Грейнджер, — Люциус позволил себе неприкрыто улыбнуться. Ядовито. Злорадно. — Вы обыкновенная трусиха, которая боится признаться себе в том, что мистер Уизли — кретин, который позволил себе то, чего я бы никогда себе не позволил. А именно — попытаться взять женщину силой. Ни один уважающий себя чистокровный волшебник не опустился бы до такой мерзости. Но вы упрямо хотите верить в иллюзии. Сколько еще вы должны вытерпеть прежде, чем, взглянете правде в глаза? Или вы попросту боитесь этой правды? Между вами и мистером Уизли столько же общего, как между гоблином и гиппогрифом. — Замолчите, — прошипела Гермиона, ощущая, как злость напополам с ненавистью сжигают ее изнутри. Вдруг стало тяжело дышать. Воздух в кабинете резко сгустился. — Да, — протянул Люциус, чуть склонившись к Гермионе, — вы трусиха. Он вдыхал ее аромат, стоял непозволительно близко, но ненависть Гермионы того стоила. Ее корчило от правды. Карие глаза горели, на щеках возник румянец. Малфой наслаждался тем, что делал с этой грязнокровной девчонкой. Гермиона замахнулась, совершенно не думая о последствиях. — Не в этот раз, — прошипел Люциус и резко перехватил за запястье аккуратную узкую ладонь. — Ваша гриффиндорская смелость уже граничит с гриффиндорской глупостью, — голос Малфоя понизился до шепота. Его пальцы стальным кольцом обхватили тёплое тонкое запястье. Люциус ощущал сумасшедшую пульсацию под бледной кожей. Гермиона боялась… Злилась… Слишком открыто и горячо. Малфой пропускал ее жар через себя. Она ничего не значит… Она не должна обучаться магии… Не должна находиться в стенах этой школы. Это не ее мир. Люциус ненавидел это существо. Ненавидел ее кровь. К тому же она очень молодая и совершенно глупая. Да, умственно прекрасно подкована. Круглая отличница. В экзаменах жизни — глупышка. Мисс Грейнджер не стоила и минуты его внимания. Но… Аромат жасмина вдруг уже не казался таким омерзительным. Ее губы были приоткрыты. Она тяжело дышала. Взгляд карих глаз был прикован к узлу шейного платка, что скрывал клеймо Азкабана. Нужно отпустить и выгнать ее из кабинета… Отпустить и выдрать из своих лёгких налипший аромат жасмина. Плевать… На ее слёзы. Люциус сделал последний шаг, почти вжал Гермиону в тяжелую дубовую дверь кабинета. Девчонка не сопротивлялась. Была податлива, как кукла. Люциус склонился и поцеловал. Под веками загорелись обжигающие красные вспышки. Губы мисс Грейнджер должны быть на вкус мерзкими. Она ведь грязнокровка. Ничего подобного. Тёплые, немного соленые от высохших слёз. Люциус ничего не чувствовал, кроме тяжелой пульсации в висках. Ее рот приоткрылся. Его язык скользнул внутрь и… Послышался какой-то грохот. Внизу. В классе ЗОТИ. Люциус выпрямился. Гермиона часто заморгала, словно избавляясь от пелены и вырвала свое запястье из болезненной хватки Малфоя. Прикусив губу, она нащупала железную ручку двери и через мгновение уже быстро сбегала вниз по винтовой лестнице. В голове билась ужасающая мысль, от которой хотелось спрятаться. В классе стояла худощавая высокая фигура Драко. Он удивленно взглянул на Гермиону. Она не остановилась. Выбежала из кабинета и направилась в спальню девочек.