Сломанные

— Мне это совершенно не нравится, — не унимался Рон, когда друзья все вместе вошли в Большой зал. — Что он здесь вообще забыл? Пытается подкупить МакГонагалл? Или пристроиться поудобней к стороне победителей? Скользкий змей! Ему и его семейке всё вечно сходит с рук. — Уймись, — шикнула на брата Джинни. — Это не наше дело, понятно? Директор МакГонагалл никогда не позволит себя одурачить, так что Малфой может даже не стараться. — Не наше дело? — Рон посмотрел на сестру с широко распахнутыми глазами. — Ты забыла, кто тебе дневник подкинул и если бы не Гарри, то… — По-твоему, я всю жизнь только об этом и должна помнить? — Джинни нахмурилась. — Слишком много чести. Оставь ты уже Малфоев в покое. Всю дорогу их костеришь. — Ну, а разве я не прав? — Рон взглянул на Гарри, тот шел чуть впереди, затем на Гермиону, она шла рядом. — Прав, — откликнулся Гарри. — И что ты предлагаешь? В первый же день нарушить с десяток школьных правил, чтобы что? Узнать, зачем сюда явился Малфой-старший? Мне это не нужно. По горло сыт. Пусть хотя бы этот год. Последний год, Рон, пройдет спокойно. — Когда это тебя останавливало нарушение правил? Даже Гермиона шла против них, если требовалось. Ведь так? — он обнял Гермиону. — Прости, Рон, но я поддерживаю Гарри и Джинни. Ни один из Малфоев не стоит того, чтобы нарушать правила. Мне вообще не хочется разговаривать о них, — Гермиона стряхнула с себя руку Рона и поёжилась, потому что нежелательные воспоминания так и пытались вырваться из укромного уголка сознания и растечься по нему черными кляксами. — Пора взрослеть, Рон, — подразнила его Джинни. Друзья заняли места за гриффиндорским столом. Заколдованный потолок был таким же хмурым, как и небо снаружи. Иногда мелькала молния и, кажется, накрапывал дождь, правда, крошечные капельки рассеивались быстрей, чем достигали хотя бы макушек учеников. Всё было как прежде и в то же время совершенно неузнаваемо. Гарри косился в сторону кафедры в виде совы, что стояла неподалёку от преподавательского стола. За ней теперь непременно появится директор МакГонагалл, а не почивший Дамблдор. Это всё еще казалось таким странным фактом, хотя прошло столько времени. Словно была прожита одна крошечная вечность. Гарри поёжился. Нигде не было видно мрачной черной фигуры профессора Снейпа. Друзья остро ощущали вот этот совсем чужой и еще холодный приход нового времени. А оно, действительно, было новым, лишенным жуткой тени Лорда Волан-де-Морта. Гермиона рассматривала Большой зал так, словно впервые оказалась здесь. Рассматривала потолок, знакомые лица сокурсников. Она впитывала всё то, что видели ее глаза, ведя нешуточный бой с самой собой и собственными страхами. Пока что всё складывалось не так уж и плохо, как Гермиона изначально думала. — Смотрите, а место преподавателя ЗОТИ всё еще пустует, — склонившись над столом, прошептал Рон, когда началась церемония распределения первокурсников. — Похоже, что-то всегда останется неизменным. Гермиона покосилась на пустующее преподавательское место и ощутила смесь странных, полярных эмоций. С одной стороны, она испытала слабую тёплую радость, ведь Рон оказался прав — что-то и в самом деле оставалось неизменным. И в этой неизменности можно было уютно укрыться. Она вселяла чувство безопасности, а Гермиона так отчаянно в этом нуждалась. Она понимала, что ей ничего больше не угрожает, но в голове всё еще жил этот назойливый, паразитирующий страх. Но в то же время мимолетную радость поглотило опасение и что-то такое колючее, неприятное. Неизвестность навевала ужас. Такой знакомый, горький и ядовитый. С ним сложно бороться и почти невозможно из себя вырвать. Гермиона крепко стиснула под столом руки в кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней. «Это всего лишь последствия пережитого. Нужно просто переждать. Нужно просто побороть. Это не будет продолжаться вечно. Всё наладится». Гермиона прокручивала у себя в голове эти слова снова и снова, словно заучивала какое-то крайне сложное заклинание. После завершения церемонии распределения, директор МакГонагалл взошла на кафедру. Шум и гам в Большом зале моментально стихли. Гермиона скользнула рассеянным взглядом к столу слизеринцев. На бледном лице Малфоя растянулась самодовольная ухмылочка. И это явно было не к добру. Гермиона вдруг почувствовала, что в груди у нее начала медленно закручиваться раскаленная спираль, больно давя на рёбра. В сознании заискрились некоторые догадки, но Гермиона не успела ухватиться ни за одну из них, потому что зазвучал приятный грудной голос МакГонагалл: — Нелегкое и страшное время осталось позади. Несмотря на невосполнимые потери, боль и отчаяние все мы нашли в себе силы для того, чтобы продолжать идти вперед. Я искренне рада видеть в стенах нашей школы новичков, — профессор взглянула на первокурсников. — Рада, что к завершению обучения присоединились и старшие курсы, — она бросила многозначительный взгляд в сторону Гарри, Рона и Гермионы. — Здесь мы все едины, мы одна семья и каждый, кто сегодня себя чувствует одиноким или потерянным должен знать, вокруг есть множество людей, которые всегда готовы прийти к вам на помощь. Пусть храбрость, трудолюбие, мудрость и решительность никогда не покинут ваши сердца, — МакГонагалл улыбнулась. Гермиона слушая ее речь, осторожно выдохнула и придвинулась ближе к Рону. Она нуждалась в поддержке, нуждалась в неоспоримом убеждении, что у них всё-всё обязательно наладится. Краем глаза она заметила, что Гарри обнял Джинни. — Перед тем, как начать праздничный банкет, я хочу сделать одно маленькое объявление. В зале ощутимо стало легче дышать. Ком в горле растаял и один небольшой, но уверенный шаг вперед уже был сделан. — Пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств в этому году займет профессор Люциус Малфой. Прошу, — директор МакГонагалл взглянула на всё еще пустующее место и на секунду замолчала. Многие студенты начали обмениваться удивлёнными взглядами. Некоторые посчитали слова МакГонагалл неудачной шуткой. Поползли негодующие шепотки, и только едкая ухмылочка никак не желала слезать с лица Драко. Несомненно, он гордился тем, что его отец не спешил подчиняться старухе, предпочитая явиться тогда, когда будет удобно ему самому. — Это шутка такая? — на губах Рона возникла нервная улыбка. — Не уверен, что она была удачной. — Ерунда какая-то, — подхватила Джинни. — Уверена, они что-то напутали. — К сожалению, нет, — Гарри кивнул в сторону преподавательского стола. В Большом зале снова повисло напряженное молчание. Друзья взглянули туда, куда указывал Гарри и у всех троих одномоментно брови взметнулись вверх. Гермиона на несколько секунд даже перестала дышать. На этот раз пришла ее очередь больно сжать ладонь Рона. Но он даже не шелохнулся. Хотя Гермиона чувствовала, что кончики ее пальцев начали стремительно неметь, настолько сильно она сжала руку своего парня. Люциус Малфой показался на пороге двери, через которую, обычно, из зала всегда уходили преподаватели. Он не выглядел, как человек, который только что жутко опоздал на первый праздничный банкет в этом учебном году. Извечно гордо вскинутый подбородок. Идеальная осанка. Немного ленивая, но оттого не менее изящная грациозная походка. Трость глухо постукивала по каменному полу, пока Люциус направлялся к своему месту за преподавательским столом. Черный, украшенный тонким серебристым узором сюртук. Платиновые длинные волосы великолепно струились по широким плечам. Всё в этом человеке казалось до тошноты безукоризненным и дорогим. В серых глазах ярким отпечатком искрилось высокомерие. Гермионе на секунду подумалось, что Люциус Малфой уже был рожден с таким вот мерзким и до одури холодным взглядом. На тонких губах нового преподавателя Защиты от Тёмных Искусств прослеживалась едва заметная саркастическая улыбка. Гермиона слишком отчётливо помнила, как Люциус Малфой выглядел во время войны. Слишком. Настолько, что хотелось с корнем вырвать эти воспоминания и уничтожить, но она упорно хранила их, потому что ни секунды не желала ощущать себя слабой. В тот жуткий момент, когда безумная Лестрейндж пытала Гермиону, он был там. Был и смотрел. Тогда его волосы не выглядели так безукоризненно, и надменности в осанке не улавливалось. Боялся… Он боялся Лорда. Боялся за свою шкуру и наверняка уже готовил пути к отступлению. Люциус Малфой даже не сумел остаться до конца верным своему Повелителю. И впрямь, скользкий змей. Гермиона вдруг ощутила, что где-то глубоко-глубоко в ее душе поднялась злость. Обжигающая и ужасающе отравляющая. Это был как глоток какого-нибудь невозможно крепкого алкогольного напитка. К щекам прилил неприятный жар. Гермиона ненавидела этого человека. И Рон был совершенно прав в своем неуёмном негодовании. И она это поняла только сейчас, когда снова встретилась с тем, кто имел прямое отношение к ее ночным кошмарам. Такое же прямое, как и Лестрейндж. Но последняя, к счастью, уже была давно убита. И этот факт вызывал в душе Гермионы радость. Едкую, пьяную и злую радость. По залу прошлась слабая волна возмущений, но ее тут же перебили сначала аплодисменты слизеринских студентов, а затем всё утихло, когда МакГонагалл вернула к себе внимание. — Поприветствуйте профессора Малфоя! Стол слизеринцев взорвался еще более громкими аплодисментами. Со стороны Гриффиндора ничего, кроме принципиальной тишины добиться не получилось. Впрочем, по надменному выражению лица Люциуса Малфоя можно было с твёрдостью заявить, что плевать он на всё это хотел. Со стороны Когтеврана и Пуффендуя поддержка была совсем уж крошечной. — А теперь пришло время банкета! — торжественно заявила директор МакГонагалл и на этом завершила свою речь. — Что. Этот. Ублюдок. Здесь. Забыл? — чеканя каждое слово, произнёс Рон, протыкая вилкой свой ростбиф. — Что? Настолько дерьмово в его аристократической богатой вонючей жизни, что он решил податься в преподаватели? Друзьям нечего было на это ответить. Джинни ковырялась в своей жареной картошке. Былой аппетит резко пропал. Гарри пил тыквенный сок, а Гермиона просто смотрела на свою пустую тарелку и пыталась изо всех сил подавить, придушить, затолкать куда-нибудь поглубже эту странную невыносимую злобу. Прежде она никогда не была такой озлобленной. Но этого «прежде» больше нет и нечего за него хвататься. Нужно идти вперед. А впереди на данный момент ее поджидала злость, что ожесточенно глодала косточки. — Я не понимаю. Не понимаю! — не унимался Рон. — Дрянь! — он отбросил вилку и подпёр щеку рукой. — Весь год теперь придется его терпеть, так получается? Еще вчера мы воевали друг против друга, а сегодня… Срань! — Прекрати, — в который раз за сегодняшний день Джинни пыталась унять своего брата. — Ничего не изменить. Если МакГонагалл дала согласие на всё это, значит, имеются веские причины. — И какие же? — Рон скрестил руки на груди. — Не знаю, — Джинни стушевалась. — Гарри? — Рон посмотрел на друга. — Я даже думать об этом не хочу, — твёрдо ответил Гарри. — Его жена помогла мне. Они не участвовали в битве. Мои показания защитили Люциуса. Я считаю, что этого достаточно, чтобы… чтобы сохранять нейтралитет в отношении этого человека. Такова моя позиция, и я ничего не хочу менять. — Гермиона? — Рон взглянул на нее так, будто она была его последним оплотом поддержки. — Я тоже не хочу об этом говорить. Рон нахмурился, схватил вилку и затолкал в рот чуть ли не весь ростбиф. Больше в этот вечер Рон не проронил ни слова, злясь, что друзья напрочь не хотят признавать очевидного — абсолютную ублюдочность Люциуса Малфоя и его ненужность в стенах Хогвартса.