Дорнийская жена

Она заговорила быстрым, горячим шепотом, едва он убрал ладонь с ее губ: - Почему не вернулся в Пентос?! Как ты можешь все еще тут расхаживать! Думаешь, тряпка на лице убережет тебя? Что насчет золотой руки, которую не спрячешь?! Зачем ты здесь? Все еще здесь!.. Джейме тихо рассмеялся: - Зачем? Может быть, для того, чтобы ты, наконец, явилась. И потом. Кто-то должен был тебя встретить, гм? Бриенна, в возмущении, только замотала головой. Джейме быстро взглянул на улицу за ее спиной. - Хоть я и рад, что расчеты мои оправдались, и ты нашла дорогу, но… Сюда приходить больше не следует. Я теперь не живу у Кигана, это было бы слишком опасно. Пойдем. Пойдем! Дай мне руку. Бриенна послушалась, хотя все в ней трепетало и от страха, и от гнева, - но и от тревожной радости, от предчувствия чего-то чудесного и пугающего. И от желания обвинить его Боги знают, в чем, и от желания сбежать. В ней будто забили крыльями сотни маленьких птиц. Джейме быстрым шагом вывел ее из подворотни, нырнул в какой-то проход между домами, повел по этим пустынным, жарким лабиринтам. Она оглянулась несколько раз, пытаясь запомнить дорогу, но все ее предыдущие прогулки показались, в сравнении с этим побегом, сущим пустяком. Они двигались в хаосе улиц - таких узких, что кое-где нужно было протискиваться боком, а человеку ее комплекции, еще и с пышными юбками вокруг ног, приходилось чуть не дыхание задерживать. - Не останавливайся, - бросил он в одном из таких, глубоких и тенистых, как колодец, проулков, - держи мою руку. Говорят, по пятам за тобой идет Гаргален, этот мерзавец не такой уж тугодум. Город знает отлично. - Кто говорит? Откуда ты знаешь? Он посмотрел на нее через плечо: - Я уже многое знаю, пташки и в Водных Садах поют. - Пошел по стопам Мизинца? Как же низко ты пал, сир Джейме! - Я должен чем-то отплатить моему брату. Шлю ему сведения о том, о сем, раз имею таковую возможность… Может, в ответ, он вступится за меня перед Пентосом? Бриенна осуждающе поджала губы. Джейме выпустил ее руку и перемахнул через ограду, протянул обе ладони – и живую, и золотую, обе были закрыты перчатками (что, отметила она про себя, было отнюдь неглупо) и помог ей перебраться. Она едва не упала на него, в ответ он сжал талию беглянки покрепче: но, заметив ее гримасу, тотчас отпустил. - «Мизинца», - хохотнул Джейме. – Благодарю, что веришь в меня, леди Бриенна. Хорошо, что ты меня не уподобила Варису. Я еще не оскоплен, слава всем Богам. - Еще, - фыркнула она, переводя дыхание. - Желаешь ли убедиться? Показать тебе? - Мне это ни к чему! – вскипела она. - Жаль. Уж было вознадеялся! Сюда, - он показал ей на каменную лестницу, ведущую вдоль боковой стены одного из высоких домов. – Наверх. Они пробежали по лестнице, и перескочили на еще одну, круто поворачивавшую в недлинную, крытую шелковым завесом, галерею. - Постой, - Джейме вдруг остановился, шагнул на нее, осторожно протиснулся мимо нее, обдав запахом костров и морской влаги и почему-то жасмина – и, опустившись на колено позади нее, поднял с камней золотую булавку. Волосы ее взмокли от пота, прическа начала распадаться, длинная прядь выскользнула вдоль шеи, а с ней, видимо, и украшение. Бриенна начала было стаскивать с головы капюшон, но Джейме сказал: - Не снимай. Лицо держи опущенным. Прислушивайся, не уронишь ли еще шпильки… Нам нужно быть осторожными, не то поведем рыцарей Мартелла за собой, как те дети в легенде о хлебных крошках… Он сунул булавку куда-то в карман своей куртки, спрятанный за отворотом. И опять двинулся вперед, ускоряя шаг. Теперь они почти бежали. Бриенна не выдержала, ядовито пробормотав: - Украл шпильку, словно бы я не замечу. Джейме обернулся, изогнул бровь: - Каждый влюбленный рыцарь мечтает отрезать кусочек от платья прекрасной девы. На память, видишь ли. Осыпать драгоценный трофей поцелуями, если уж иное недосту… - Это не кусочек платья, и я не прекрасная дева, - оборвала она его скоморошью речь. - Ну, а я-то хоть могу побыть влюбленным рыцарем? Бриенна только глаза закатила. Джейме привел ее к еще одной лестнице и сказал, весьма самодовольно: - Теперь им придется потрудиться, чтобы угнаться за тобой. Он заметил ее раскрасневшееся от жары лицо и, смягчившись, пробормотал: - Осталось совсем немного. Мы почти пришли. - Куда? - В безопасное место. - Ты так и лавку Кигана называл! - Не называл, - отрезал он. – Я лишь говорил, что Кигану можно доверять. Почему ты все время споришь? Ведь сама же тому огорчалась! Она пожала плечами - и не ответила. - Ладно. Я просто пытаюсь увести тебя от них. - Но как же… - Бриенна беспомощно оглянулась. – Леди Царапка? Она осталась там? Как ты мог ее бросить?! Джейме рассмеялся: - Посмотри вниз. Бриенна перегнулась через перила, и увидела, что кошка трусит по мостовой, с самым независимым и серьезным видом. - Я говорил, она всегда со мной. В отличие от иных леди, следует за мной без свар и раздоров. Есть на свете дамы, которые меня не бросают! Бриенна сморщила нос: еще одна безвкусная шутка. Да и несправедливая… Но, прежде, чем она сообразила, как парировать, Джейме взбежал по лестнице, и пришлось ей, подхватив юбки, поспешить следом. - Как тебе виды? Ей пришлось признать – дух от картины, открывшейся сверху, захватывало. Они стояли на плоской, выбеленной крыше длинного ряда домов, и внизу видны были улочки и площади, и зелень маленьких садов, и другие крыши, где сушилось белье, стояли кадки с гибискусами и агавами, маленькие столики и устроены были самые разные навесы от солнца. Ряды улиц складывались в довольно ровные кольца, отделенные каменными оградами, которые странник внизу не мог заметить, или же не мог бы установить в голове их умозрительный порядок. Сверху все оказалось и проще, и честнее. Она посмотрела против солнца, заметив, как поднимаются по скалам те же кольца кварталов – сжимаясь вокруг ройнарских дворцов, будто бы выталкивая их еще выше. Ослепительно сверкала позолота, а в небе кружили белые птицы. - Очень красиво, - кивнула она. Джейме бросил ей фляжку, она поймала и уставилась на него с беззлобным удивлением. - Пить вино я не буду, Джейме. - О Боги, женщина! Это вода. Я не шатаюсь в подпитии по городу, где половина стражей мне с удовольствием подровняет голову до самых плеч. - Только половина? – спросила она, сделав большой глоток и утерев губы тыльной стороной ладони. – Другие стражники у тебя что, в приятелях? - Другие слишком тупы, чтобы меня поймать, - Джейме снял платок с лица, сверкнула хвастливая белозубая улыбка. - Прямо скромник, - буркнула Бриенна, возвращая ему флягу. - Поскромнее тебя, прекрасная дорнийка. Что за наряд? Платьем такое недоразумение громко назвать. Она проследила его взгляд, остановившийся на груди, едва прикрытой прозрачной тканью плаща. - Прочих фасонов тут не шьют, - огорченно промямлила она. - Все не так уж плохо, - он вдруг сменил тон, заговорил тихо и осторожно. – Я не хотел тебя обидеть, Бриенна. Я знаю, что ты ненавидишь эти тряпки, что они смущают тебя, может, и посильнее, чем меня. Пойдем. Держись за мной, не отставай, здесь тоже придется петлять. В самом деле, крыши Солнечного Копья были своего рода лабиринтом, устроенным для всевозможных нужд – здесь были наставлены какие-то ограждения, где-то лежало и сушилось белье («Не наступай!» - велел ей Джейме, и пришлось ей, задрав юбки, на цыпочках лавировать между распластанными на камнях простынями и рубахами), торчали пристройки и домики для птиц. Наконец, когда она окончательно выдохлась и собиралась взмолиться, попросить еще воды и крошечную передышку – от жары ее начало мутить, голова кружилась, ноги налились тяжестью – Джейме распахнул решетчатую дверь в белой каменной надстройке и нырнул в чердачную тень. Она юркнула следом, Джейме запер дверь, и они начали спускаться по винтовой лестнице. - Где мы? – спросила Бриенна, озираясь по сторонам, глядя на забранные ажурным решетками окна. Стены здесь были окрашены багряной краской, расписаны какими-то выцветшими картинами. Она присмотрелась к одной – и отшатнулась. Тошнота подступила к горлу, она остановилась, как вкопанная. Джейме нетерпеливо обернулся, схватил ее мокрую руку: - Идем. Не стой, идем в комнаты… Он заметил, куда она глядела, неловко усмехнулся: - Полагаю, дальше объяснений не требуется? Это перинный дом, а точнее, даже дворец. Снаружи неказист, зато внутри... Она с нервной покорностью последовала за ним. Снизу вдруг донеслись чьи-то выкрики и смех, затем звон посуды, а потом затренькала арфа, и тонкий, почти детский, голос затянул песню. Запахло горящими благовониями, сандалом и полынью. Топот ног, взрывы смеха. Пьяные мужские голоса, шлепки плоти о плоть: вслушиваясь и одновременно стараясь оглохнуть к этому шуму, Бриенна почувствовала, как щеки ее горят. - Быстрее, сюда, - Джейме повел ее по какому-то длинному коридору, расписанному теми же непристойными картинами, устланному бархатным ковром. Он открыл дверь ключом, пропустил Бриенну, и, пока она озиралась, разглядывая его жилище, запер несколько засовов изнутри. Комната была убрана с дорнийской роскошью, хотя и носила следы времени: ковры полысели под множеством подошв, бархат на шторах и подушках в широкой постели истерся, краска со стен кое-где слезла. Джейме подошел к окну, открыл его настежь, впустив порцию дымного воздуха и чьи-то веселые крики из глубокого двора-колодца. - Почему ты здесь… Она не договорила: за стеной, а точнее, за деревянной дверью в ней, выкрашенной в пурпурный цвет, раздались вдруг хриплые мужские стоны и нарочитые, на высокой ноте, размеренные – женские. Скрипело дерево, попадая в такт любовным утехам. Женщина подбадривала невидимого любовника на все лады. Бриенна попятилась к двери. Джейме развел руками: - Приходится пользоваться милостями тех, кто на них согласен. Хозяйка служит Тириону, приняла и меня. Кроме того, - он подошел к пурпурной дверце и щелкнул каким-то невидимым механизмом. Открылась узкая щель, ровно такого размера, чтобы дать глазам наблюдателя подсмотреть. – Есть здесь и свои способы развлечься. Он тихонько засмеялся, но, натолкнувшись взглядом на несчастное лицо Бриенны, замолчал. Закрыл глазок и задернул дверь плотной гобеленовой гардиной. - Прости. Не развлечься. Сюда приходят многие из лордов Дорна, много интересного можно разведать, коли приложить усилия. Ты не представляешь, сколько секретов мужчина может выболтать, если его хорошенько ублажить. Бриенна молчала, сверля его взглядом, и Джейме, не говоря больше ни слова, прошелся по комнате. Он кружил, возился с застежкой своего плаща, затем настал черед куртки. Стащил их со своих плеч, остался в рубашке, мокрой от пота, помедлил, начал неуклюже снимать и ее. - Сядь, - велел он. Она заметила алый, уродливый шрам, стягивавший его кожу под ребрами, уходивший к животу. – Сядь, а там уж можешь изругать меня на все лады. Не поворачиваясь к ней, он принялся обтирать себя мокрым полотенцем. - На столе вода и сладости, хлеб, мясо и фрукты, - сказал Джейме, пока Бриенна сидела, не шевелясь, - выпей и поешь. Ты как-то бледна в последнее время. И ужасно исхудала. Он выудил чистую рубаху из груды в корзине, сунул в нее голову, и в этот момент леди Царапка скользнула на подоконник. Бриенна еще никогда в жизни не была так рада видеть кошку. Та вскочила ей на колени и, повозившись, улеглась, размякнув и свесив задние лапки. Бриенна начала ее гладить с каким-то воинственным усердием. Джейме повернулся, удивленно вскинул брови: - А, вы уже вдвоем устроились. Ну? Что же ты молчишь? Скажи вновь, что я уподобил себя этому склизкому ублюдку Бейлишу. Живу в борделе, собираю тайные сведения… и все остальное. - Что – остальное? – спросила она, глядя на него исподлобья. - Мне больше некуда тебя привести, - с тревогой ответил он, подходя ближе. – Я бы и рад привести тебя в места, где не стоит такой гвалт, где не пахнет семенем и притирками для мужской силы. Но выбор у нас невелик. И все же прошу прощения за эту… комнату и все, что вокруг. Она промолчала, переведя взгляд на ковер на полу. - Я тебя не виню, - вырвалось у нее. – Ты ищешь, где укрыться. Любые способы хороши. Джейме с минуту изучал ее, а затем вдруг подошел к двери, открыл и вышел в коридор. Бриенна услышала его удаляющиеся шаги, затем раздался скрип половиц, звенящий колокольчиком смех. - А, сир Недоступный, - проворковал девичий голосок. – Как вы сегодня? - Привет и тебе, соловушка. Что, опять за подмогой? Девушка фыркнула: - Уж я старалась, верите ли? Напился так, что в комнате не продохнуть. Принесу змеиного масла, что ли. Может, разбудит его кобру? В прошлый раз вроде помогало… - Подобное к подобному, - посмеиваясь, заметил Джейме. Раздалось ответное хихиканье, и в щели за прикрытой дверью мелькнуло нежно-розовое, обнаженное – голая девушка куда-то побежала. Бриенна вздрогнула, зачем-то прижав кошку к себе. Джейме вернулся через несколько минут, в руках у него был сверток чистой ткани. Он намочил ее в умывальном тазу, подошел к ней, молча отдал. Пока она, стянув капюшон и расстегнув плащ, прикладывала холодный лён к лицу и шее, Джейме сосредоточенно щелкал засовами. - Они тебя знают? – спросила Бриенна негромко. - Не по имени. Знают, что тут живу. - Ты ее назвал… - Она любит петь. Голос такой чистый, звонкий. По вечерам она всегда поет, если только ее бедный рот не занят… Ох, в Пекло все. Это бордель, Бриенна, а не септа, и они все здесь – шлюхи. Но будь я проклят, если иные из них не лучше высокородных, приличных дам. Он сказал это без улыбки, с каким-то тайным сожалением. - Чем же лучше? Джейме пожал плечами, а потом вдруг осмотрел ее долгим, опасливым взором. - Думаешь, я еще и член тут свой согреваю? Так ты думаешь? - Мне нет никакого дела, - с вызовом сообщила она. – Помнится, ты прежде гордился своей верностью единственной женщине, своей сестре. Но, возможно, переменил свои воззрения. Если и так, Джейме, это ничего не изменит. - Для тебя? - И вообще. - Что же, я рад, что ты также переменилась. Твоя ревность всегда была беспочвенна, но и мучительна, прежде всего, для тебя самой! Она открыла рот, чтобы ему возразить, но в голову ей приходили только какие-то бессмысленные оправдания и возмущенные возгласы. Джейме виновато ухмыльнулся: - Я шучу, о Боги, Боги, все Семеро! Бриенна, я шучу! Просто дразнил тебя. Ты никогда не была ревнива, у тебя слишком много сердца, чтобы так себя унижать. Прости. Прости. Прости меня. Могу поклясться оставшейся рукой, что не тронул ни одну из здешних девиц… И, если не станем считать мой самый первый и самый тяжкий грех, я не тронул вообще ни одну девицу на всем белом свете, кроме тебя. Горжусь ли тем? Ты права, прежде, возможно, был горд собой. Но теперь? Нет. В чем тут повод, скажи на милость? Это не выигранная битва, не победа в турнире, и я ничем не жертвовал и ничего не терял. Но я знаю, просто знаю: в глубине души ты веришь мне и без всяких клятв. Бриенна бессильно ткнулась лицом в мокрую ткань, прижав ее обеими руками. Она слышала, как Джейме вышагивает по комнате, ласково разговаривает с кошкой. Вдруг все затихло, и Джейме, чей голос звучал теперь рядом с ней, глубокомысленно заметил: - А платье и в самом-то деле никуда не годится. С этим бы стоило что-то сделать. Бриенна испуганно опустила руки, посмотрела на себя: края лифа, тяжелые от вшитых каменных бусин, отогнулись, демонстрируя ее чуть не во всей красе. Она заметила сизые полосы, оставленные щипками Манфри, едва спрятанные в тени, почти на виду - и торопливо сгорбившись, начала натягивать на себя плащ. Воспоминание о Манфри придало ее мыслям какой-то пугливой печали. Джейме не без сожаления следил за тем, как она кутается в плащ, глаза его сузились, он словно бы оценивал ее, и тогда она выпалила: - Принц Манфри не убивал свою жену, ты знаешь об этом? Джейме еще пристальнее оглядел ее, подвинул стул и уселся напротив: - Почему мне вообще что-то должно быть известно? Нет. - Не знаю, - смутилась она. – Я не знаю! Ты говорил о пташках из Водных Садов. Но в том, что касается Мартелла… Все обвинения, и слухи, все это клевета. Она рассказала ему, путаясь и спотыкаясь, что случилось с женщиной из Лимонной Рощи, и он выслушал с тем же напряженным вниманием, и, когда она закончила, лицо его стало непроницаемым, почти отрешенным. - Но тебе не пришло в голову, что нужно проделывать над женой, чтобы она, будучи беременной, накинула себе на шею петлю? - Люди поступают по-разному, люди… - Бриенна беспокойно вздохнула. – Все это безумие, была в том его вина или нет, я не знаю. Его это мучит, и толкает совершать именно то, в чем его порочат… я вижу, просто я не… Я не понимаю, как я… Я уже не понимаю себя. Совсем не понимаю! Джейме. Я не думаю, что я теперь достойна с тобой говорить… и… и с кем-то еще. Даже быть здесь. Он поднял бровь: - Постой. Что за новости? О чем ты? - Мне надо идти, - поднялась она, и он вскочил, протянув к ней руку, но Бриенна отшатнулась, и он замер на месте. – Мне пора! Меня скоро хватятся! - Не уходи. Объясни, - тихо проговорил он. – Что случилось? Бриенна! Да скажи же, что с тобой?! Он не догадывается, с паническим облегчением подумала она. Ни о чем не догадывается, слава Семерым! И тотчас же ей стало так больно от этого, будто в сердце воткнули пылающий нож. Она шлепнулась назад, умоляюще прижимая руки к груди: - Джейме! Слышал ли ты… Слышал ли ты… или, может быть, знаешь, чтобы люди… чтобы человек… Чтобы кто-то… испытал страсть, желание, сам не желая того? Словно бы кого принудили возжелать… Или как будто кто-то мог бы хотеть и не хотеть одновременно? Может, кто-то рассказывал тебе, или ты слышал, слышал… слышал, чтобы… Ей стало противно от собственного жалкого бормотания, от этих неумелых, кривобоких, уродливых слов. У нее потекли слезы, она вытерла их ладонями, размазывая по лицу. Джейме поднял влажное полотенце и, наклонившись к ней, придерживая за плечо, очень бережно вытер ее щеки. Мелькнула у нее мысль, что следует оттолкнуть его, не позволять дотрагиваться – так тошно ей было от себя, что казалось, она и его осквернит, даже прикосновениями. Тем более, что в его движениях было столько нежности, и жалости, и почти отеческого сострадания. Но она только всхлипывала и сидела, позволяя ему вытирать собственное лицо, как вытирают малым детям. Наконец, он уселся напротив нее, подвинувшись ближе, поставив локти на колени. - Я слышал всякое, - медленно, осторожно сказал Джейме. – И навидался всякого. И пусть тебя это не смущает: я старше, а те годы, что между нами лежат, заполнены не одними лишь прегрешениями. Возможно, там есть и нечто, что могло бы тебе помочь. Я знал множество людей и слышал несчетное количество их историй… Или, во всяком случае, я готов выслушать. О чем ты пыталась спросить? И почему ты расплакалась? Бриенна заговорила, и не могла остановиться, пока не выложила ему все. К ее изумлению, ей стало легче – будто правда сняла камень с души. Пусть он думает теперь, что я порочна, грязна, упрямо решила она. Пусть считает меня хуже всех здешних девиц. Это было отчасти освобождением – хотя она и не плакала больше, но, облеченные в слова, ее замешательство и ужас вдруг стали реальны. И – истаяли под его до странности сочувственным взглядом. Когда она замолчала, Джейме встал и прошелся по комнате, и она заметила, что его рука дрожит. Он что-то пробормотал себе под нос, отвернувшись от нее. - Я убью его. Развращенная, гнусная, подлая тварь. Повешу в той петле, раз уж не потрудился даже снять… Тем лучше. Тем лучше. - Джейме! – потрясенно воскликнула она. Он будто очнулся, повернулся к ней, подошел и сел напротив, вытирая взмокшее лицо ладонью. Пальцы его все еще слегка тряслись. - Послушай. Ты ни в чем не виновата, Бриенна. Ни в чем. Запомни это хорошенько, повтори за мной. Она молча, раскрыв рот, взирала на него, и он прикрикнул: - Повтори это, прошу же! Говори: «я ни в чем не виновата». - Я не… ни в чем… не... – забубнила она без особенного старания. В носу у нее защипало, слова путались, язык едва слушался. - Скажи это вслух, молю. Не плачь, не плачь, пожалуйста, он не стоит твоих слез! - Я не… не виновата. - Так, - сказал Джейме, успокаиваясь, и было видно, что это стоило ему огромного труда. – Теперь послушай меня хорошенько. То, что он делает – дьявольски умно, но и извращено, и непростительно. Он выворачивает все наизнанку. Все это он делает, чтобы тебя запутать и осквернить, и заставить чувствовать себя… Смятение, вот его цель. Ты понимаешь? Бриенна кивнула, но, скорее, чтобы не сердить его. - Ты очень умная. Вспомни же, как, после битвы, солдаты идут к девкам, как после пережитого страха в них пробуждаются эти ярость, и желание жить, и все это заставляет человека искать спасения? Да? Нам ли не знать, мы с тобой видели тысячи солдат и десятки битв. И, когда человек так измучен, заглянул в глаза смерти, он может почувствовать желание, это часть нашего пути, всякого пути человеческого. Мартелл запугал тебя, едва не убил, а после того заставил ощутить, что ты больше не в опасности. И тело… тело может предать нас, потому что мы и сами не знаем, что чувствуем, пережив близкую смерть. Это не настоящее удовольствие, оно не рождается в душе, а только зов плоти, плач истерзанной плоти. Мы как будто утрачиваем часть души, ты понимаешь? Бриенна! Хотя бы кивни, молю. Она опять закивала. - Иногда же тело может предать нас просто потому, что так устроено. Я… Он глубоко вздохнул и с горечью проговорил: - Я, бывало, не желал того, или, во всяком случае, мне желалось иного – но… моя сестра в таких делах была мастерица. И моя душа разрывалась, и я думал: но как я могу пылать страстью, когда мне хочется оттолкнуть ее, или просто по-братски обнять и заговорить с ней, или же хочется быть где-то далеко, больше не оставаться в этой западне? Винил я себя? Много раз, бессчетное число раз. Был ли удовлетворен? Более чем. Мой член был тверд, и я не стану никому лгать, будто я в те минуты не изнывал от звериной похоти. Джейме заметил, как слезы с новой силой полились по ее щекам. Он взял ее руку и крепко сжал: - Да, я был в том же смятении. Нет на свете человека, которого бы хоть раз силой не заставили испытать подобное. Поверь мне, Бриенна, нет. Но и это Мартелла не извиняет, а лишь усугубляет вину. Я видел мужей, которые принуждали и били своих жен, не новость! Да и ты немало такого навидалась - или наслышана. Но всего отвратительнее те, которые принуждают беззащитных, не смеющих отказать, испытывать при том удовольствие. Они всех изощренней, и оттого всех страшнее. Ты открытая, ты честная, ты должна была получить здесь, от него, только любовь, восхищение, он должен был беречь тебя, подобных тебе нет и не будет! Как у него поднялась рука все это сломать? Мне неведомо. Я не смогу его понять, никогда, никогда, и прощения ему нет никакого. Он унизил себя, и, хоть я не был о нем высокого мнения, теперь я вижу, что он – бесславный, бесстыдный, жалкий насильник и трус. Я знаю тебя. О, я тебя хорошо знаю! Мне не нужны никакие подтверждения, я уверен: ты не сделала ему ничего плохого, ты ни в чем не оступилась, ничем его не бесчестила! Он мог бы окружить тебя нежностью и уважением, а вместо того взял силой, оскорбил тебя, использовал и надругался. Если кому и место в грязи, так этому ничтожеству. Он достоин казни, самых долгих пыток. И… я не забуду. Я никогда этого не забуду. Бриенна перестала плакать и сидела, притихнув, обессилев от слез. Ярость Джейме была так очевидна, он с трудом подбирал слова, но будто бы не мог остановиться. Наконец, он замолчал, сделав над собой усилие, быть может, заметив, как она пораженно застыла. - И мне прощения нет, - сказал он тихо. – Я не должен был тебя отпускать в ту ночь. - Я ушла сама. Все решила сама. Значит… - она с надеждой посмотрела в его лицо. – Так в самом деле бывает? Он коротко, беззлобно, но и невесело, хохотнул: - Бывает, моя милая Бриенна, и еще как. Ты не знала, потому что нас так приучили. Думать: уж, если мне хорошо, так я тому и причиной. Нет, Бриенна, нет. Причины в тебе не было ни одной, и в душе ты всегда понимала, что он поступает скверно, и ты ни на миг, никому не позволь утверждать иное… и сама никогда по-иному не думай. Обещаешь? Хорошо? Она встала, ей захотелось вдруг совершить нечто безрассудное – и открытое, живое, радостное: будто бы весь разговор вскрыл в ней какой-то нарыв и освободил от ноющей, гнилостной боли. Бриенна наклонилась к нему, все еще сидящему, обняла за шею и прижалась щекой к его густым, пахнущим так хорошо – волей, и ветром, и дымом, и чистой колодезной водой, волосам. Она закрыла глаза, очарованно вдыхая этот запах. Коснулась губами его виска – и отступила на шаг, выпрямляясь. - Бриенна? – глаза его казались почти черными из-за расширившихся зрачков. Джейме сделал движение рукой, будто бы пытаясь ухватить ее, но пальцы его скользнули по ее обернутому плащом плечу – и разжались. Подойдя к окну, она выглянула, и увидела, что солнце уже покатилось вниз по небосклону. Во дворе на огромной, плоской жестяной сковороде старуха жарила местные сладости. Она поливала их растопленным медом напополам с вишневым соком, и сладкий, томительно-липкий дым поднимался к крышам. Девицы, раздевшись до пояса, споласкивали себя в фонтанчике. Рядом с ними крутились бродячие псы, возились в пыльных клумбах куры, тащил куда-то свой сложенный хвост угрюмый павлин. - Мне нужно возвращаться, - Бриенна оперлась на подоконник, стараясь держаться в тени. – Меня станут искать. - Уже ищут, - воскликнул Джейме с отчаянием. – Но не найдут. Ты не уйдешь! Не вернешься же к этому чудовищу, в самом-то деле? - Иного пути нет. - Пути?! Это дорога в петлю. Он тебе прямо на все указал, даже скрываться не стал. Бриенна! - Я не могу, - в тоске сказала она. – Была бы счастлива, если б могла иначе. Джейме вскочил и подошел к ней, встал, прислонившись к оконному откосу: - Стоит ли мне вслух сказать, чем все для тебя закончится, женщина? - Нет. - Ты сама понимаешь, верно? - Да. - И все же уйдешь? - Все же. Да. - Ты не должна. Ты ведь не должна, упрямая ты девка, - забормотал он, впившись в нее блестящими, лихорадочными глазами. Ей стало жаль его. - Завтра я приду на рынок, буду выискивать шелковые мотки для вышивания. Буду искать самые яркие краски. - Ты никогда не… - он запнулся. Дошло до него, как видно, не сразу. От всех этих разговоров, и гнева, и слез, не у меня одной голова пошла кругом, подумалось Бриенне. Она грустно улыбнулась. - Буду искать самые яркие краски, - повторила она. – И крепкие нити.