Дорнийская жена

Бриенна оглянулась и увидела, что высокие дюны скрыли от нее крыши Водяных Садов, а впереди лежали только розовато-бархатистые пески длинного пляжа, отороченные бледно-голубым прибоем. Возвращаться не хотелось. Безветренный день, весенний и яркий. Она повела свою лошадь вдоль моря, и тонконогий жеребчик – подарок от песчаных лордов - радостно помчался с ними рядом, да так, что длинная привязь натянулась струной. Он не был приучен к выездке, но, как и обещали, отличался нежным и покорным нравом, и вскоре научился слушаться старших. Ей пришло в голову, что она могла бы бежать. Жеребец стоил дорого, принадлежал к той знаменитой породе, что способны двое суток скакать без устали. Выглядел он резной статуэткой, сущим сокровищем. Его можно было бы дорого продать, если б уж дошло до такого. Ее собственная лошадь доказала свои достоинства в дороге. Лошадь была в полной упряжи, на Бриенне были доспехи, к поясу она прикрепила Верный Клятве, солгав слугам и кастеляну, что желает упражняться на пустынном пляже. Ехать верхом было больно, но боль была вроде той, что остается отголоском в заживающих ранах – терпимой. Проблема заключалась в том, что выехать отсюда к югу, по хорошей дороге, нельзя было, не миновав вооруженных постов и крупных городов. Хоть Дощатый Город, хоть Солнечное Копье – куда не сунься, всюду ее заметят и донесут. Водные Сады выстроили там, откуда нелегко вывезти драгоценного заложника или милую сердцу невесту. Она вспомнила, как Джейме рассказывал ей о своей проваленной миссии – не в последнюю очередь она была спровоцирована тем, как он, в ланнистерской своей самоуверенности, недооценил количество охранных постов вдоль побережья. Значит, упрямо подумалось ей, я поеду на север. Не заполнили же они солдатами весь Костяной путь до Призрачного Холма… Она невесело ухмыльнулась этим мыслям. Продумывать бегство следовало на перевалах: послушать, что говорит Подрик и сделать, как он молил – повернуть назад, отказаться под благовидным (да хоть бы и под самым вздорным) предлогом. Но теперь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, вернувшись к Королю? Что была слишком высокого мнения о себе? Что просто не вынесла и самой первой супружеской ночи, в течение которой ее даже не принудили – просто пользовались ею по прямому назначению? Она должна исполнять свой долг, а не плакаться о том, как ее обидел мужчина на полголовы ниже. - Он не посмеет вас обидеть. - сказал ей Король при первом разговоре о дорнийском браке. – А коли силы равны, можно вступать в равноправные переговоры. И потому, из всех моих поданных, вы оба справитесь лучше других. Кроме того, мое сердце утешает вот что. Вы можете легко сломать ему шею, миледи Сир. - Желаете, чтобы я так и сделала? – неловко ухмыльнулась она. – Он не кажется плохим человеком. Не раз он заступался за меня на Совете, его речи всегда разумны. - У Манфри цепкий ум, но горячий характер. Но не хотел бы я, чтобы ваша знаменитая сила стала причиной войны, - Бран вернул ей озорную улыбку. Он редко улыбался людям, но ее отчего-то всегда отмечал, одаривал чаще других - и про себя она радовалась его тайному мальчишеству. Оно делало его ближе, напоминало о Винтерфелле и об его сестрах, обо всех, кого только и оставалось ей любить после гибели Джейме и ее отца. - Пообещайте мне, что останетесь так же собраны, сдержаны и благоразумны, как были доныне… и всегда. Награда велика. Вы будете счастливы. В следующий раз, когда мы увидимся после вашего отъезда в Дорн, вы будете стоять передо мной уже замужней женщиной, с гордостью носящей плащ своего избранника. - Это явилось вам в Зеленых Снах? – она не успела прикусить язык, но Бриенне так хотелось верить тогда, что брак с Манфри Мартеллом принесет мир и покой не только в Королевства, но и ей самой. Король посмотрел на нее долгим непроницаемым взором – и не ответил. Лицо его замкнулось, разговор был окончен. Он отпустил ее, дав на раздумья две луны. Она согласилась раньше, не желая тянуть и мучиться. Хотя решение ее не было необдуманным, но определенно было подстегнуто одиночеством, ощущением, будто время вокруг нее застыло и прекратило всякое движение. Он видел это в Зеленых Снах, сказала она самой себе, спешившись и поведя лошадей по краю прибоя. Он предвидел счастливый исход, а следовательно, твои мелкие беды и неприятности должны закончиться. Принц Манфри должен вновь начать уважать тебя, а ты должна поменьше спорить с ним, особенно в присутствии придворных… В какой-то мере она могла его понять. Положение его после гибели Дорана не то, чтобы было шатким – он занял трон Дорна по праву крови, однако он был третьим, если не четвертым в очереди наследников, и многим его фигура не представлялась сколько-нибудь авторитетной. Из-за этого, еще и в атмосфере хаоса и надвигающегося конца света, слухи о котором сотрясали Дорн и повергали народ в ужас, Манфри начал свое правление с жестокости. Точнее сказать, и тут Подрик был прав – начал он с резни, и - результат не замедлил себя ждать - вновь нашлись дома и лорды, некогда прикормленные Элларией, начавшие тихое, но явное противление. - Может быть, поэтому он так разъярился, - сообщила Бриенна своим лошадям. Она хмыкнула, поняв, что в своем ужасном одиночестве (от которого она сюда бежала, да и преглупо - лишь для того, чтобы найти здесь еще бОльшее) разговаривает с бессловесными тварями. – Мои слова дали новый толчок распрям. Мне следует стать гибче, хитрее. Мудрее. Ее горестные размышления прервали самым бесцеремонным образом. Кто-то спускался к ней с дюн, она с недовольством уставилась на фигуру всадника в темно-каштановом плаще. Чтобы не оставить никаких сомнений в своих намерениях, он привстал в седле и крикнул: - Леди Бриенна! Хорошо, что я вас нашел. Она села на лошадь и направила ее навстречу гонцу. Вскоре Бриенна различила его черты, узнала и небогатый камзол, и выцветший лиловый бархат подбоя на плаще. - Сир Террен? Что вы здесь делаете? - Искал вас, - признался он, подводя лошадь почти вплотную к ней. – Расспросил слуг, а кое-кого и подкупил. Бриенна нахмурилась. - Я хотел… хотел поблагодарить вас, леди Бриенна. Вы были единственной, кто заступился за нас. Не только в Дорне… везде. Больше никто не хотел слушать – ни мать, ни меня. Вы и Король Бран. И я… Он посмотрел на морские волны, будто смутился. У него было простое и открытое лицо, и копна янтарно-желтых волос. - Я всегда буду благодарен. Хочу, чтобы вы это узнали, от меня лично. Всегда. Бриенна тронула бока своей лошади и повела ее вдоль моря. Террен послушно, ни о чем не спрашивая, пристроился рядом. - Значит, принц Мартелл пожаловал вам Черный Приют? – не скрывая изумления, проговорила она. Террен засмеялся: - Нет. И не думаю, что это случится. Дейны Мартеллам уж очень нужны. Однако это не отменяет того, что вы вступились за меня, за маму и… за честь моего отца. Вы поступили храбро. И… Мудро и справедливо. - Ваш отец не сделал ничего, что бы запятнало его рыцарской чести, - сказала она спокойно и печально. – Я тому свидетель, смолчать было бы низко. Но мне жаль, что ни вердикт Короля Брана, ни мои пламенные речи, - она хмыкнула, - ни к чему не привели. Что вы намерены делать теперь? Он ищет в моем лице патрона, подумала она с испуганным недоумением. Неужели и правда метит в фавориты жены принца? Бастарды бывают чрезвычайно пронырливы, спору нет, но Террен? И не проще ли подобраться к кому-то, кто действительно имеет влияние на Мартеллов? - Лорд Гарденер обещал отдать нам какое-то имение в Красных Дюнах, на полпути из Вейта в Адов Холм. Мне следует присягнуть лорду Уллеру. Тому, что остался в живых после резни… - Неплохое начало, - сказала Бриенна осторожно. – По крайней мере, жизнь межевого рыцаря для вас закончится. - Я бы с радостью принял даже это, - сказал Террен, - пусть там и едят песок вместо хлеба, и запивают его серной водой. Но я желаю продолжить свой путь. Сидя посреди пустыни, славы не заработаешь. Да и денег, признаться, тоже! - В Вейте многое предстоит сделать. Оборонять тамошних крестьян от разбойников из Красных Дюн… - Эти дела не по мне, леди Бриенна. Я мечтаю путешествовать. Возродить славу дома Дондаррионов не семейными ужинами в замке, а настоящими делами. Подвигами. Чудесами. Как мой отец. С Черным Приютом я простился давно, это всегда была ее идея… Матери. Мне лишь хотелось восстановить имя. Я отправляюсь в Дощатый Город, буду сплавляться с речными баржами или найду место на корабле, идущем в Узкое Море. Но знайте, мой меч всегда на вашей стороне. И я сделаю что угодно, если вам понадобится… - Присяги я не приму, - со смешком оборвала она. – Но благодарю вас за доверие. Террен смущенно притих, и некоторое время они ехали в молчании. Не без грусти она увидела, как показались невдалеке крыши Водных Садов. - Король Бран сказал мне, что я встречу вас, и что вы удивительны, - вдруг заговорил бастард. – Что нет людей, подобных вам, во всем свете. Это правда, я теперь вижу. - Я всего лишь я, - отрезала Бриенна, смущенно покосившись на него. Определенно, метит в фавор? Голос в ее голове имел ядовитые, циничные нотки, подозрительно напомнившие ей Джейме Ланнистера. Говорят же, с кем поведешься… - Нет, я… Простите. Я не хотел вас смутить. - Ничего. - Вы… леди Бриенна, могу я вас спросить? Она уныло уставилась перед собой, отвечать не стала, надеясь, что на том все и закончится. - Вы выглядите очень опечаленной. С вами… с вами все в порядке? Вчера вы были просто задумчивы, а сегодня словно кто-то умер у вас на глазах. Она сказала, вздохнув: - Думаю, вам пора возвращаться. Во-первых, меня встречают рыцари из Королевской Гвардии. Во-вторых, мы начинаем беседы, которых вести не стоит. Ни с теми, кто близок, ни с теми, кто вам знаком едва ли сутки. Террен затряс своими пшеничными волосами: - Разумеется. Нет, я… Прошу прощения. Это было бестактно. Неправильно. Я не галантен, этому не учился. Просто знайте, что я помогу вам, всегда и во всем. Если дорнийцы обидят вас, я убью каждого дорнийца на своем пути! - Очень мило, но вынуждена отклонить столь кровожадное предложение, - через силу засмеялась Бриенна. – Мы сейчас оба у дорнийцев в гостях. - Простите, простите, я несу чушь, - лицо бастарда побагровело, и ей вдруг стало его жалко. – Я подумал, что… Мне не следовало приходить. И мама отговаривала. Я подумал, что не смогу быть настоящим рыцарем, если не буду благодарным и честным. Я оставлю вам это, - он сунул ей туго свернутый кусок пергамента. – Если вдруг… если я вам… если понадоблюсь вам, там будет человек, который передаст ваши послания. Бриенна развернула бумагу. Всего лишь название какого-то трактира между Солнечным Копьем и Дощатым Городом. Едва скрывая улыбку, она кивнула: - О. Разумеется. Спасибо, сир Террен. Трактирщики часто оказывали межевым рыцарям такого рода услуги, однако она всегда подозревала, что они просто брали плату за невыполненные обещания. Эти уловки действовали только на совсем уж неопытных юнцов, или же на людей, чья межевая карьера откровенно не задалась, и ни один сюзерен, даже самый завалящий, не давал им возможности отправить ворона или принять письмо. Юноша как-то судорожно, все еще пылая до корней волос, кивнул, повернул лошадь и повел ее к югу. К вечеру, когда она вернулась во дворец, портные принесли ее платья. Бриенна примерила одно, поднимая руки перед служанками, с недоумением оглядывая себя. - Я не могу такое надеть! И не надену! - Но, миледи, платье так красиво, - растерянно закурлыкала Динна. – Поглядите-ка, что за великолепная ткань. Такая тонкая! Будто лепестки глициний. И вышивка. Должно быть, рабыни вышивали всю ночь напролет. В Дорне запрещено было рабство, но очень часто выкупленные работники оставались, что называется, при своем – трудились за кусок хлеба и крышу над головой. Ей стало неприятно от упоминания этих подробностей. - Я просила вас починить корсет, - сказала она старшему портному. - Он был разрезан, не так-то просто это сделать… Плетение жесткое, все прошито металлическими нитя… - Я просила! – закричала она. – Если так нравится, то приказываю! Старик поморщился и ничего не сказал. С поклоном, пятясь к дверям, он отошел от нее – и был таков. Бриенна в отчаянии повернулась к зеркалам. Платье было полупрозрачным, невесомым. Темно-синее, расшитое звездами и солнцами, оно ничего не скрывало, да и не призвано было скрыть. Когда она двигалась в нем, высокие разрезы открывали ее ноги до самого бедра. Стоило наклониться или сделать неловкий поворот, в глубоком вырезе мелькала ее обнаженная грудь. Дорнийки преспокойно носили вещи и посвободнее этой, подумала она с мрачным, почти завистливым смешком. Следует заметить, многие, кто не желал уж слишком тешить взоры мужчин, надевали эти полупрозрачные тряпки поверх кожаных доспех или даже кольчужных корсетов. Но ей, очевидно, такие вольности позволены не были. Сделаю, как пожелаю, упрямо решила она. Манфри не дождется того, чтобы еще и таким образом меня унизить. - Динна, догони его и скажи вот что: если к утру корсет не будет доставлен, целый и готовый, я донесу на него лорду Гарденеру, а то и самому Мартеллу. Скажу, что платье не в пору или что они плохо сшили его. Уж что-нибудь, да придумаю. Динна недовольно поклонилась и убежала вслед за портным. Фрея обошла ее, цокнув язычком: - Вы очень красивы, миледи. - Хватит. - Вы просто не привыкли к нашим нарядам. - К этому привыкать не желаю. - Сейчас, - вдруг сказала Фрея, словно ее осенило. – Погодите-ка минутку, я сейчас. Она выбежала и вскоре вернулась, в руках у нее был свернутый кусок плотной, но тонкой шерсти. Фрея развернула его, показав ей великолепную бледно-кремовую шаль, на которой вышили какую-то старинную битву: здесь летели драконы и всадники высоко поднимали копья. Края шали прошили драгоценными камешками, так, что они лежали тяжело и плотно. Она накинула шаль на ее плечи, а потом мягко повернула Бриенну к зеркалу: - Так лучше? Вот. Смотрите. Мы все закрыли, миледи. Она стянула края шали на груди. Определенно, потребуется время, чтобы свыкнуться с этой кучей ненужных, пустых тряпок, подумала она. Но, во всяком случае, огромная шаль позволяла ей не чувствовать себя почти голой. - Мы заколем края брошью, и никто ничего не увидит, - почти сочувственно пробормотала Фрея. Трудно было сказать, чем питалось это сочувствие: неумением ли Бриенны оценить прекрасные одежды, или вчерашним кошмарным ее возвращением из покоев Мартелла. Ужинать ей пришлось в обществе Манфри, за ней прислали аж двух солдат, и Бриенна едва не расхохоталась им в лицо каким-то злым, бесстрастным смехом. Манфри, может, и был сластолюбцем и упрямцем, думавшем лишь о себе – но тут о ее настроениях он догадался вернее некуда. Она стянула шаль на груди и отправилась в его покои, по пути размышляя о том, что, вообще-то, могла бы снести головы двум этим юнцам. Безо всяких затруднений – но не без сожаления. Разве для этого матери родили их и вырастили, чтобы они пали в ссоре двух чужих им людей, в чужом гневе, в чужой ярости? Беззаботные, в нарядных золоченых доспехах и новеньких сафьяновых сапожках, вышагивали они – статные красавцы, по обе стороны от нее. Оружие бряцало об их бедра, закрытые широкими подолами кафтанов из стеганого шелка. На поясах они носили множество украшений – брошей, пуговиц, даже сплетенных цепями монет. Непозволительная роскошь для настоящих воинов, но здесь эти юнцы вроде как… играли в солдат. Любой мог бы сдернуть с пояса эти побрякушки, уцепиться за них, использовать их. Бриенна сказала: - Как тебя зовут? - Простите? Миледи? - Я тебя спрашиваю. - Дагас, миледи Бриенна. - Дагас, если в бою враг ухватит за это ожерелье на твоем поясе, то легко уронит тебя с лошади или же заставит потерять равновесие на земле. Неразумно это носить. Одежда воина должна быть такой, чтобы противник не мог воспользоваться ни единым шансом ослабить его. Все должно служить тебе, не против тебя. Второй солдат тихонько засмеялся. Дагас запылал, и на его смуглом лице румянец зацвел, как лепестки алой розы. Он был красив, хотя и невероятно молод. - П… простите, - растерянно сказал он. - Я только совет даю, - она остановилась, и Дагас тоже, у входа в покои Манфри. – Не огорчайся. Просто прими к сведению. Теперь ступайте и доложите обо мне, ведь так вам было приказано? Они ушли во внутренние комнаты, а Бриенна осталась стоять у фонтанчика с тихо журчащими струями прохладной воды. Я становлюсь похожей на Серсею, вдруг подумала она. Кричу на слуг, расточаю ядовитые речи, груба и насмешлива с теми, кто и ответить-то не должен, не может. Что они мне сделали, они все - портной, Динна, Фрея, Дагас? Дети малых лордов, а то и простолюдинов, возможно, рабов. Серсея, Санса, леди Оленна, леди Маргери – многие высокородные женщины вокруг нее умели вести эти разговоры с прислугой. Разговоры небрежные, полные скрытого презрения, маленьких, но жалящих, точно осы, угроз. Это было способом установления особой женской власти, и это всегда претило ей. Вот поэтому, часто говорил ей Джейме, ты никогда не сможешь стать обыкновенной леди. Он, конечно, намекал ей на некие высшие добродетели… или (возможно ли? Теперь она уже сомневалась, что нет) просто насмехался – кто знает. Но он был прав. Он всегда был умнее ее, и наблюдательнее, и хитрее. И он был тысячу раз прав. Прежде она не посмела бы и слова выдавить ни в чей адрес, особенно в Дорне, где все были так отчуждены и незнакомы ей. Теперь же в нее словно демоны вселились. И развязали ее язык. И выпустили наружу ее отчаяние, жестокость и высокомерие… Вероятно, решила она, мне уже и терять-то нечего? Брак с Манфри, раньше казавшийся то неприятностью, то необходимостью или даже вероятной удачей – с какого-то момента стал представляться ей не иначе, чем собственной гибелью. И чем ближе гибель становилась, тем меньше у Бриенны оставалось того, что можно было счесть потерей. Он встретил ее приятной улыбкой, от которой по спине побежали мурашки. - О. Вот и она, дева-воительница, моя драгоценная леди Бриенна. Где вы пропадали весь день? - Выезжала жеребчика, - промямлила она, стараясь не смотреть в лицо лорду Мартеллу. - Доложили мне, что в полном обмундировании, - он показал ей на место в торце стола, ровно напротив собственного кресла. – Присядьте. Составьте мне компанию. Мартелл предпочитал ужинать, что называется, на бегу, в крайнем случае – расположившись на низких кушетках в своих комнатах. Но сегодня накрыли в большой, богато украшенной барельефами и золочеными статуями, столовой. Длинный стол из темного дерева, за которым лишь два прибора - в ожидании едоков. Один напротив другого, точно в каком-то противостоянии. Ее слегка затошнило от ужаса, от предчувствия того, что он сделает после. Бриенна села, расправив складки своего платья, замотавшись в шаль едва не до кончика носа. Это не ускользнуло от его внимания: - Вам холодно? - Нет, - отрезала она, объяснять дальше не стала. Он цокнул языком, покачал головой и уселся на свое место, буравя ее взглядом через пустое пространство над столом. Слуга налил ему вина и поставил миску для омовения рук. Другой слуга проделал то же самое для Бриенны. - Вы очень упрямы, - сказал он, наконец, после нескольких минут молчания. – Упрямы и своенравны. Не этого я от вас ждал, миледи. Однако, вчера я поступил… не совсем правильно. Его неохотный тон, из которого вдруг исчезла обычная наглость, заставил Бриенну вскинуть глаза. Манфри смотрел ей в лицо, кривая и неуверенная улыбка раздвинула его губы: - Я не должен был этого делать, миледи, и я прошу за это прощения. Непонимание отразилось на ее лице, Манфри нетерпеливо фыркнул: - У меня крутой нрав, признаю. Это все признают, да и вы всегда это понимали. Но я не насильник. Мне жаль, что вышло так. Мне хотелось наказать вас, но теперь я думаю… мои братья всегда говорили мне, что любовные утехи не должны быть наказанием. Женщине должно быть хорошо. Мне донесли, что вы плакали, дрожали, что вас даже стошнило. Я решил, что обошелся с вами слишком жестоко и даже несправедливо. Приношу свои сожаления, леди Бриенна. Впредь этого не повторится. У нее во рту было сухо, она только молча таращилась на него, словно видела впервые. - Вы удивлены? Бриенна медленно кивнула, а скорее, лишь наклонила голову. - Даже поражены, судя по вашему личику. Помнится, еще в Королевской Гавани я обещал вам, что Дорн удивит вас. Кажется, так и случилось. - Хотелось бы иметь другие поводы к изумлению, - наконец, собравшись с силами, пробормотала она. - Мне все это нравится не больше вашего, - поморщился Манфри. – Я целый день размышлял, как загладить свою вину, и… признаюсь, ничего толком не придумалось. Вы хорошая женщина, миледи, умная, честная и преданная, и вы заслуживаете лучшего обращения, чем я показал вам вчера. Она уставилась в бокал с вином: - Вы правы, это было несправедливо. Манфри коротко рассмеялся: - Вот как? Уже и вердикт вынесен! Вы потрясающий человек, леди Бриенна. В вас сочетаются гордыня, упрямство, самый неподатливый нрав, какой я только встречал в женщине, и вот еще эта жажда справедливости. Иная бы первая просила прощения. Говорить мне запретили, подумала она мрачно, но чувствовать - еще нет. - Я… полагаю, мне следует принести извинения за то, что подняла эту щекотливую тему с Дейнами и Черным Приютом, милорд. Он молчал, словно бы ждал продолжения, но Бриенна ничего больше не смогла вымолвить. Мартелл, наверное, прочел нечто на ее лице, потому что он со стуком поставил свой бокал и провозгласил: - Пусть это будет нам двоим хорошим уроком. Супруги должны ладить, а не спорить, пуще того - не должны они разжигать ссоры среди своих подданных. «Ссоры», подумала она. «Ссоры». Трудно было судить, остался ли Принц Манфри доволен исходом беседы, или попросту отнес Бриенну к своевольным и глупым, не стоящим дальнейших переживаний, ничтожествам. Хотя она плохо знала Мартеллов, одно Бриенна могла сказать наверняка. Люди обожали Оберина Мартелла: и простой люд, и лорды Королевских Земель, и рыцари, и шлюхи, и юноши, и дети. Он был… очарователен. Не жеманен, скорее уж слишком мужественен для дорнийца – но именно что очарователен в каком-то простейшем смысле слова. Даже вечно всем недовольная Королева Серсея, по слухам, не устояла перед этим солнечным обаянием. Во всяком случае, для Оберина она всегда находила приятные слова и самые искренние улыбки. Манфри не хватало великодушия Оберина, не доставало снисхождения к людям, которое всегда порождает взаимную приязнь - но, кажется, он нисколько этого не стыдился. Может, напротив, гордился тем, что выжил, единственный из принцев Дорна, и, скорее всего, полагал собственное жестокосердие одной из причин. Большую часть людей он откровенно презирал, считал глупее себя, наивнее, слабее. И редко давал себе труд скрывать такие чувства. Должно быть, даже воображал, что попытки спрятать нутро будут признаком безволия и малодушия. В этих размышлениях Бриенна провела какое-то время, с унынием ковыряя в тарелке, едва разбирая вкус поданных блюд. Она с нетерпением ждала момента, когда можно будет испросить разрешения и уйти. Тишина за столом не то, чтобы тяготила ее, но, скорее, рождала детскую, робкую тревогу в сердце. Я все время хочу убежать, подумала она с кривой и странной полуулыбкой. Это случается так часто, что, пожалуй, мне следует привыкнуть. Просто привыкнуть. Она подняла глаза и увидела, что Манфри смотрит на нее в упор, этим своим цепким, сухим взором. - Вам не нравится еда, миледи? - Нет, что вы, - выдохнула она, с излишней и притворной страстностью. – Все очень вкусно! - Да вы едва ли проглотили кусочек, - безучастно заметил он. – Такое ощущение, что я вам порчу аппетит. Или виной тому наши разговоры? - Кому бы не испортили? – вскинулась она, и тут же испугалась. Манфри секунду или две сверлил ее глазами, а потом расхохотался. Смех его всегда появлялся неожиданно, словно бы из ниоткуда, взрывался и пылал, точно дикий огонь. Он и прежде настораживал ее тем, что находил забавными вещи, от которых у иного человека бы живот скрутило. Дорниец, думала она в такие моменты, словно это могло все на свете объяснить. Просто дорниец. Он скомкал и отшвырнул полотняную салфетку, оставив на ней жирные следы, хлебнул вина, поставил бокал и вдруг, подняв руку, щелкнул пальцами. Слуга метнулся к нему, наклонился так низко: словно пытаясь уловить малейший звук с губ своего хозяина. Манфри что-то тихо говорил ему, не отводя глаз от Бриенны. С тем же услужливым проворством лакей куда-то умчался, тихонько открылись и были прикрыты двери, в комнатах приглушенным эхом отозвался стук каблуков по мрамору, послышались какие-то разговоры, приказы. - А знаете, я все же попробую вас развеселить. Бриенна подняла брови: что ж, попробуйте. Этот едкий, маленький вызов возбудил в нем новый приступ хохота: - Вы ужасно, ужасно, ужасно своевольная леди, Сир Бриенна. Мне доставит удовольствие вас сломить. Но я буду действовать с нежностью. Отныне обещаю, будет так. Только так. Ей пришло в голову вдруг, что его жестокость была, по крайней мере, откровенна. А вот нежность его была игрой, в которой ее гоняли, как дети гоняют плоские, обточенные камешки по желобкам, прочерченным в дорожной пыли. Удар чуть сильнее, удар чуть слабее, а чтобы попасть в самую дорогую клеточку, надо приложить невесомое, бережное усилие. Ей было неприятно сравнивать себя с этим камешком. Но Манфри, скорее, и впрямь относил ее к предметам неодушевленным, а ее упрямство его даже не злило теперь - только забавляло. Из повода для недовольства она постепенно превращалась в объект ласковой, равнодушной насмешки. Слуги принесли ему шкатулку, он открыл и с самодовольным видом достал нечто золотое, украшенное камнями. На мгновение ей показалось, будто Манфри держит в руках живую змею, а затем она поняла, что это лишь искусная имитация. - Это ожерелье вас немного утешит, - сказал Манфри. – Я знаю, женщины любят такое. Не то, чтобы вы мне казались обычной дамой, и все же… Позволите помочь? Бриенна ухватилась за свой бокал, зажмурилась и сделала с дюжину коротких, мелких глотков, чтобы протянуть с ответом как можно дольше. Мартелл терпеливо ждал, когда этот приступ хитрости пройдет. Она поставила бокал и увидела, что он просто сидел неподвижно, поставив локти на стол по сторонам от тарелки, ожерелье переливалось меж его пальцев, и на губах у него блуждала самоуверенная ухмылка. Потом он встал и подошел к ней, нетерпеливо, и словно бы даже не замечая этой своей бесцеремонности, толкнул ее затылок - так, чтобы она наклонила голову ниже. - Ради всех богов, да снимите уже свои тряпки. Она разжала руки, шаль соскользнула с ее груди. - Ах. Что за вид! Мне нравится, - он, должно быть, заметил платье-насмешку, прозрачное и бесстыжее. – Не то, что ваши нелепые северные фасоны. - То платье испорчено, - негромко сказала Бриенна. – Вы его изрезали. Как и меня, подумала она, благоразумно оставив окончание фразы под языком. - И правильно сделал. Вот уж о чем не жалею, и вам не советую. Теперь куда как лучше. Обещайте всегда являться ко мне в подобных нарядах. - Других ваши портные не желают шить, - после паузы, набравшись храбрости и злости, почти дав себе закипеть, парировала она. - Не сердитесь, мое милое, упрямое дитя. Разве к тому есть поводы? Сегодня вас украсит не только дорнийское платье, но и восхитительная солнечная змейка. Ожерелье показалось ей тяжелым, до странности холодным. Оно представляло собой длинное и тонкое змеиное тело, собранное из множества золотых сегментов, которые в такой форме и правда были похожими на чешуйки. Свет, падая на них, отражался разными оттенками: от белоснежного до почти алого. Маленькая и узкая голова змеи была усыпана цветными камнями, а глаза были сделаны из сапфиров. Змея обвивалась вокруг шеи двумя кольцами, скреплялась тайным замочком. Драгоценная голова ее оказалась почти меж грудей Бриенны. Манфри с преувеличенной аккуратностью надел на нее свой подарок, щелкнул замком, что-то поправил под ее волосами на шее, затем остановился – но руки с ее ключиц не убрал. Бриенна уставилась в пустоту перед собой. - У вас пальцы дрожат, - вдруг сказал Манфри, и она дернулась всем телом, невольно скосила глаза на свои ладони, лежавшие поверх темного палисандра. Пальцы и впрямь слегка тряслись, большой палец левой руки задевал рукоять серебряного ножа, а тот и рад был вызванивать о тарелку свою тихую жалобную песнь. Она сжала кулаки. - Вам понравится, - Манфри хмыкнул. – Со временем. Не будем спешить, верно? Он положил обе руки на ее плечи, наклонился и коротко, наигранно-невинно, поцеловал ее макушку. - Замотайтесь в свою шаль, леди Бриенна, коли вам не по душе себя показывать, - любезно разрешил он, возвращаясь к своему месту за столом. – Другого от вас не ждал, особенно в свете вчерашних… неприятностей. Но подарок мой не снимайте. Я прошу… Нет, пожалуй, даже требую. Могу я хоть чего-то требовать, миледи? Вы оставляете мне так мало радостей. Она молчала. Его слова и поступки – вся эта череда слащавых любезностей, игривых просьб и жестких приказов – вызывали тоскливое головокружение, чувство, хмурое и неясное, будто она вот-вот оскользнется и упадет. - И вот еще что. Завтра отправляйтесь в Солнечное Копье, прогуляйтесь по городу, а потом осмотритесь во дворце. Проедьте по нашим улицам, взгляните на наш народ. Берите в лавках все, что ваша душа пожелает, за покупки платит казна. Довольно вам в одиночестве здесь метаться, нацепив свои грязные доспехи и этот огромный меч! Мне претит мысль, что я заставляю вас страдать. О, леди Бриенна. Знаю, что вчерашний промах не искупить золотыми побрякушками, но, по крайней мере, позвольте доставить вам немного удовольствия. Пусть пока и не самым естественным, древним и приятным способом. Прибережем его для первой ночи. Обещайте, что поедете в этом платье, что вы не станете больше планировать побег, что вы будете веселы. Дайте Дорну открыть себя вам. Дайте нам такую возможность.