Прощание

Он подводит глаза чёрным карандашом, сидя у заляпанного зеркала. Я подхожу сзади, опираюсь о спинку стула: — Да ты виртуозно красишься. Где успел научиться? — Это мой маленький гейский секрет, — смеётся он. — Не скажу. — Я знаю, кто мне всё расскажет, так что можешь не говорить, — корчу ему в зеркало рожу, означающую «ну и пожалуйста, не очень-то хотелось». — Сплетницы вы, — фыркает он, показывает средний палец, откладывает карандаш в сторону и поворачивается ко мне. И просто охуенно выглядит. Испытывая очередной сердечный микроприступ от избытка любви в организме, смотрю на него не отрываясь. Он улыбается: — Нравлюсь? — Зачем спрашиваешь? Знаешь ответ. — Хочу, чтобы ты сказал. Я наклоняюсь близко к его уху: — Люблю тебя. Ты самый сексуальный мужик во Вселенной. Он целует меня, удерживая за подбородок, и я растекаюсь, как блин по сковороде. Звук открывающейся молнии на моих штанах немного приводит в чувство. — Бля, Андрей, концерт же скоро, ну. В любой момент ребята войдут, — шепчу ему. — Когда я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, мне похуй, кто и когда должен прийти. Его ответ заставляет меня сразу сдаться (хотя я и не думал сопротивляться, если честно). — Тогда не закрывай свои крашеные глазки, хочу их видеть, — говорю ему. — Я в этом не сомневался, — ухмыляется, приподнимая бровь. — Расстегни ремень. Он облизывает головку, смачивает её слюной, не опуская ресницы и не отводя взгляд от моего лица; начинает движение, помогая себе рукой; а потом берёт в горло, утыкаясь в меня носом; гладит бёдра; втягивает головку. И сжимает яйца, как раз в тот момент, когда за дверью мы слышим приближающийся шум и голоса. Я выскальзываю из его рта с дико пошлым звуком, от которого лишь сильнее хочется насадить этот тёплый и влажный рот обратно. — Дверь! — шипит он и вытирает рукавом покрасневшие губы. — Надо закрыть! Придерживая руками стремящиеся вниз брюки, я почти падаю на дверь и едва успеваю запереть её. Шум с той стороны затихает на мгновение, а когда до пришедших доходит, что кто-то запер замок прямо перед ними, тишина взрывается смехом и тупыми шутками. — Нахер идите! — кричу я и вижу, как Андрей опускается передо мной на колени, спрашиваю: — Ты серьёзно? — Я сама серьёзность, — отвечает он и снова обхватывает мой член губами. В дверь стучат сразу несколько рук, угрожая сорвать замо́к, и я подпираю её спиной, насколько хватает сил в моём состоянии. — Да вы охуели! — орёт из-за двери Шурик сквозь грохот. — Дома ебаться будете! — Руки! — командует мне Князь, отрываясь ненадолго от своего занятия. И я кладу руки ему на голову, тяну за волосы, матерюсь и стараюсь не стонать в голос: — ЁбаныйСукаКнязь, ненавижу тебя, люблю тебя, блядь, только не останавливайся! И он смотрит на меня, и дрочит себе стоя на коленях возле моих ног, и принимает мой член полностью, и стонет, а может быть смеётся над хуйнёй, которую я несу, и этот звук — последнее, что я слышу или, скорее, чувствую, перед тем как спустить ему в рот. А после мы сидим на полу, лениво поправляя одежду. Краска с его глаз расплылась вместе со слезами по щекам, и я целую его, а потом размазываю эти чёрные разводы большими пальцами. — Надо вставать, — вздыхает он, — пока с той стороны притихли, а то сейчас сделают перерыв и дверь вынесут. — Я говорил тебе, что ты охуенный? — спрашиваю я. — Ты сказал, что я самый сексуальный мужик во Вселенной. — Ты самый охуенный сексуальный мужик во Вселенной. Он улыбается и целует меня: — Ты же не думаешь, что я альтруист? — Ни секунды не думал, — улыбаюсь ему в ответ. — Ночью расплатишься с процентами? — Идёт. Он поднимается, и я поднимаюсь следом. Окидывает меня взглядом: — Я говорил, кстати, что у тебя классная задница? — Намёк понял, — я улыбаюсь опять и отпираю замо́к.