Прощание

Когда очередная зима, пришедшая из-за дальних холмов, накрывает долину, и снова приходится экономить еду, они стараются меньше двигаться, лежат у огня самодельной печки, а снежный пепел хлопьями опускается с неба. Андрей берёт в свою руку Мишину ладонь, поглаживает пальцем запястье — такое худое, почти прозрачное от недостатка пищи. — За нами вернутся, — говорит Андрей. Но они столько раз произносили эту фразу, что слова в ней больше ничего не значат. Как повторяющиеся лозунги, которые окружают тебя с детства («ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО. НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ ВСЕХ»). Миша кивает. Снег падает медленно и завораживающе печально. Зимы здесь тягучие, плавные и тихие. Белые крупные хлопья оседают повсюду, покачиваясь и зависая в воздухе. Небо серое и, кажется, твёрдое, если дотронуться до него. В одну из таких зим, когда их скудные запасы уже почти закончились, они поймали маленькое подвижное существо — комок из шерсти с двумя блестящими глазками. Андрей держал его в руке, и кожу щекотали удары крошечного сердца. — Я не могу, — сказал тогда Миша. — Не могу есть живое. Андрей тоже не мог. Он разжал ладонь, и существо тут же прыгнуло вниз и скрылось среди заснеженных камней. Никто не вернётся за ними. Конечно, они давно понимают это. И всё равно надеются. На этот раз зима затягивается. Переплетение вен под тонкой кожей Мишиного запястья синеет, как сетка мелких речушек на цветном снимке дрона-разведчика («ПОЧВА ЗАБОЛОЧЕНА. МЕСТНОСТЬ НЕПРИГОДНА ДЛЯ ПОСАДКИ»). Вместо голода теперь только слабость. Андрей закрывает глаза. Он просыпается оттого, что Миша трясёт его за плечо. — Мне показалось, что ты больше не проснёшься, — хрипло говорит Миша, и в глазах его такой огромный страх, какой Андрей видел в них лишь однажды («Я ДУМАЛ, ТЫ ПОГИБ!» «ОТСТАВИТЬ, КУРСАНТЫ! ЧУВСТВА — ЭТО СЛАБОСТЬ»). Андрей успокаивает его, но страх из Мишиных глаз не исчезает полностью: прячется, чтоб вспыхнуть иногда и тут же погаснуть. Зима не отпускает долину. Они едят теперь даже найденную под снегом редкую и тощую полумёртвую траву, которая не даёт телу нужных веществ — лишь тошнотворное ощущение в желудке и крошечный шанс дожить до весны. От отсутствия витаминов начинают кровоточить дёсны. Мишины губы испачканы алым, и Андрей так ожесточённо копает сугроб в бредовой надежде отыскать еду, способную насытить, излечить и стереть этот жуткий цвет, что теряет сознание прямо там, в снегу. Он приходит в себя, пока Миша, путаясь в собственных шагах, тащит его в палатку, где укладывает к огню и обессиленно ложится сбоку, прижимается и обнимает, чтоб согреть, несмотря на то, что тепло их тел одинаково ничтожно. Андрей успевает заметить свежий страх на его лице, цепляется краем сознания за давно беспокоющую тревожную мысль и проваливается в темноту. Он просыпается в одиночестве. Зовёт, но Миша не откликается. Он поднимается, выходит из палатки и видит нитку следов, пропадающую за первым холмом: кажется, снег перестал. Наросший за зиму белый ковёр почти не продавливается его весом. Под мягкой поверхностью спрессованный слой, Андрей идёт по Мишиному следу, а лысая в эту сторону долина просвечивает до холмов («РАСТИТЕЛЬНОСТЬ КАРЛИКОВАЯ, РЕДКАЯ. ПРЕДПОЛАГАЕМ НЕДОСТАТОЧНОЕ КОЛИЧЕСТВО МИНЕРАЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ В ПОЧВЕ»). Кружится голова. Он сплёвывает кровь недалеко от того места, где Миша сделал то же самое. Цвет плевка такой противоестественно яркий, что хочется зажмуриться. Он вспоминает, что беспокоило его все последние дни: мысль о том, что у Миши не хватит терпения, чтобы просто дождаться, что Миша сделает что-нибудь, возможно, самоубийственное и бессмысленное. Потому что он знал Мишу. Он всегда его знал («ВЫДЕРЖКА, КУРСАНТЫ! ДИСЦИПЛИНА. УСЕРДИЕ. СЛЕДОВАНИЕ ИНСТРУКЦИИ... ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО... НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ ВСЕХ...») и он нуждается в том, чтобы знать его дальше. Пожалуйста. Андрей идёт по Мишиному следу, а то, что он должен, обязан был стереть, уничтожить в себе, перечеркнуло годы тренировок и теперь жжёт его изнутри. Если его чувства — это слабость, то он теперь слаб. Ну и пусть. Он знает, куда пошёл Миша, и всё, о чём он просит у этой худосочной планеты — чтобы та оставила Мишу в живых. За первым холмом будет равнина («ОТПРАВИТЬ ГРУППУ С ЦЕЛЬЮ ДАЛЬНЕЙШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ»), а на ней будут обломки («ОБШИВКА ПОВРЕЖДЕНА! ВОЗМОЖНА РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ!»). Андрей огибает холм. И без того редкая растительность выжжена падением их челнока («ВХОДИМ В АТМОСФЕРУ. СИТУАЦИЯ КРИТИЧЕСКАЯ»), однако под слоем снега этого не видно. Андрей не сразу замечает Мишу: тот сидит, привалившись спиной к искорёженному челноку («ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО... НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ ВСЕХ...»). Андрей бежит к нему — бежал бы, если мог, только ноги не слушаются, словно в кошмарном сне («ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО... НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ ВСЕХ... ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО...»), — надеясь увидеть, что дыхание всё ещё заставляет Мишину грудь подниматься и опускаться («ВСЕОБЩЕЕ...»). Миша жив («НОВЫЙ ДОМ...»). — Мишка... — встаёт на колени и шепчет Андрей. Мишка открывает глаза. — Зачем?.. — спрашивает он, разлепляя губы. — А ты зачем? Опять аварийный блок?.. — Я должен был его найти. — Мы искали его. — Мы не искали зимой. — Это бессмысленно! — Андрей злится, но добавляет тише: — И ты бы умер. — Зато, если бы я смог подать сигнал, они спасли бы тебя. А ты бы смог их дождаться — одному надо меньше еды. Андрей перебирается к Мишке под бок, прислоняется спиной к обшивке и роняет голову, стукаясь виском о Мишкин висок; говорит со злостью: — Никто бы не спас меня!.. Кроме тебя. Но ты застрял здесь вместе со мной. Или думаешь, там просто упустили из виду, что два лейтенанта подыхают на пустой планете? — Мы сдохнем, да? — спрашивает Мишка. Андрею не приходится отвечать — громкий писк отвлекает их внимание. — Снова эти хомяки, — говорит Мишка. Андрей ищет взглядом источник звука. Недалеко, у подножия холма, копошится стайка зверушек. Крошечные существа бегают, суетятся, что-то копают и, кажется... едят? Андрей поднимает голову: — Что они едят? — Траву, как всегда. — Я должен узнать. — Андрей встаёт на четвереньки и начинает ползти. Существа разбегаются, оставляя после себя комки почвы, вытащенной на снег, отверстия подземных ходов и — Андрей не может поверить в это — обгрызенные со всех сторон мелкие клубни. Он подбирает один кусок, вертит его в пальцах, а после просовывает руку в нору. Та уходит глубоко вниз, и, когда рука погружается выше локтя, он натыкается на точно такие же, маленькие, как сливы, клубни. Он дёргает их, тащит, обтирает о снег, задыхаясь от волнения и молясь, чтобы это не было галлюцинацией. Он хочет съесть их, съесть все и прямо сейчас, но сзади, у погибшего челнока, сидит Мишка и ждёт его. Или уже не ждёт? Опять накатывает ужас. Андрей заталкивает клубни в карман и ползёт обратно. Мишка почти без сознания. Андрей разжёвывает клубень и вкладывает кашицу ему в рот. И ещё раз. Два клубня съедает сам, успев вовремя остановиться. Даже если растение ядовито, ему всё равно, он не собирается упускать последний шанс. Так же как не собирается думать о том, откуда планета, наполовину покрытая песком, а в остальной части рождающая из себя лишь жалкое количество жизни, взяла такую роскошь («ПОЧВА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ УЛУЧШЕНА В КОРОТКИЙ СРОК, ЧТО НЕИЗБЕЖНО ПРИВЕДЁТ К НЕДОСТАТОЧНОМУ ОБЕСПЕЧЕНИЮ ПИЩЕЙ»). Мишка дышит ровно и спокойно. Сумерки опускаются на холмы, и Андрей закрывает глаза. Пусть будет как будет. * Весна здесь всегда наступает внезапно и быстро. Андрея будит тепло. Мягкие лучи гладят лицо, и от этого пот выступает на переносице. Мишка спит и хмурится во сне от яркого света. Андрей вспоминает и в панике ощупывает карманы, но нет, растение не галлюцинация. Он съедает ещё, уже наверняка зная, что не отравится, и ползёт к норкам, распугивая зверьков. Нашаривает несколько оставшихся клубней, возвращается и касается пальцами Мишиной щеки: — Эй, проснись... На щеке остаётся грязь с пальцев, Андрей осторожно смахивает её, а когда поднимает взгляд, Мишка смотрит на него, серьёзно и внимательно. Андрей вдруг улыбается — непонятно чему. И Мишка улыбается тоже. — Живы? — спрашивает Мишка. — Живы, — кивает Андрей и протягивает ему свою добычу. — На, поешь. Мишка ничего не помнит и удивляется; Андрей объясняет ему. Они едят, а весна вокруг них разгорается с каждым мгновением. Обратно идти тяжело. Слабость никуда не делась, а снег теперь рыхлый, поэтому бо́льшую часть пути они проваливаются и передвигаются на четвереньках. — Смотри, — говорит Мишка и останавливается. — Там. Андрей не верит увиденному. Посреди однообразной белизны из-под тающего снега выглядывает их аварийный блок. Когда им удаётся его откопать, Мишка спрашивает, недоверчиво разглядывая находку: — Почему мы не нашли его? — Потому что слишком тщательно искали, — отвечает Андрей. — Или он загрязнился при падении и частично ушёл в землю, а потом его пучением выдавило, — добавляет Мишка. У них не хватает сил, чтоб дотащить блок до палатки, поэтому они возвращаются за ним на следующий день и волокут его на подстилке. Мишка ковыряется в нём, пока светло, пытаясь оживить и настроить, а позже, вечером, стоит у входа в палатку и о чём-то молчит. — Ты чего? Не получается? — интересуется Андрей. — Получается, — отзывается Мишка и вздыхает: — Когда второй челнок улетал... Без нас. Когда надо было выбирать, кто лишний груз: мы или собранный материал, у меня не было сомнений в том, что важнее. Андрей встаёт рядом, у его плеча: — Мы солдаты. Нас готовили к этому. — Нам обещали, что за нами вернутся. — Мы с тобой не всеобщее благо и не новый дом, чтобы тратить на нас время. Планета непригодна для срочного заселения, скорее всего, другой вариант оказался перспективнее. — Перспективнее, — горько усмехается Мишка. — Ну да. — Блок. Ты будешь пробовать? Мишка поворачивается, и в темноте, укрывающей их, невозможно разобрать цвет его глаз. — Я попробую, — говорит Андрею и наклоняется к его лицу. Дыхание скользит, задевая губы, и, чтобы поймать его, Андрей тянется ближе. У каждого поцелуя свой вкус, и на рассвете, когда воздух как серое молоко, Андрей ведёт кончиками пальцев по синему переплетению рек под Мишкиной кожей, а потом целует у края ладони. Вздох за спиной до мурашек щекочет между лопаток. — Раньше я мечтал о счастье, — тихо произносит Мишка. — Правда, не знал, что это такое. Сначала я думал, что мне, как и всем, нужен новый дом, а потом — что мне просто нужно попасть домой, чтобы найти счастье... А нужно было найти счастье, чтобы попасть домой. Аварийный блок стоит в углу палатки. На некоторое время они забывают о нём. Весна сменяется летом, а значит, долгими походами за едой и запасами на зиму. Их путешествия больше не похожи на унылое собирательство, потому что ночью они занимаются любовью под чёрным-чёрным небом, прячущим свою черноту за бесконечным полотном из звёздных капель, а днём они наблюдают за зверьками. Без снега обнаружить «хомяков» (как называет их Мишка) становится сложнее, и они учатся замечать малышей в траве и у камней. Хомяки питаются травой и роют норы, чаще в одиночестве, но иногда — всего в трёх местах на много километров вокруг — зверьки живут стайками. В этих местах ничем не примечательное, изученное ещё в самом начале экспедиции растение по необъяснимой причине отращивает себе клубни. — Мутация? — спрашивает Мишка и складывает клубни в свой мешок. Андрей берёт землю на пробу. Они очищают клубни от грязи и едят. Это вкусно, а пожаренное на огне это ещё вкуснее. Они смеются и облизывают испачканные пальцы. Сразу по возвращении Андрей извлекает из ящика громоздкий прибор и долго возится с пробами. — Не понимаю, — бормочет себе под нос. — Что-то послужило катализатором или процесс идёт давно, а мы упустили его, потому что эти пятна так редко встречаются?.. — Что? — переспрашивает Мишка. — Ты чего там бубнишь? — Там, где эти клубни, почва отличается... Не понимаю. Нам бы сейчас не помешали нормальные учёные. Мишка неопределённо хмыкает: — И без них разберёмся. — Как думаешь... — Андрей глядит в угол, на сиротливо приткнувшийся там аварийный блок. — Мы обязаны попробовать доложить, если имеем возможность? — Мы ничего им не обязаны, — отвечает Мишка. — И... блок работает только на приём, у меня так и не вышло настроить передачу. Прости, что не сказал. Новость не печалит, хотя эмоции сложны, а хорошо разбираться в них у Андрея пока не получается. — Если хочешь, мы можем послушать, — неуверенно предлагает Мишка. Андрей соглашается. После нескольких неудач им удаётся наконец поймать материнский корабль. Сведения обрывочны. — У него изменилась миссия, — догадывается Андрей и сжимает Мишкину ладонь в своей. — Он перевозит людей. — Кажется, они нашли новый дом. — Рад, что они успели. — Но мы ведь тоже нашли, да? — говорит Мишка. — Да, — улыбается ему Андрей, — нашли. * Они встречают и провожают ещё две зимы и в один из жарких весенних дней неожиданно узнаю́т, что тот новый дом на самом деле оказался не для всех. Когда горстка людей, из тех, кого не сочли достойными ме́ста в новом доме, в поисках спасения сажает корабль на их планету, Андрей и Мишка уже знают, что почва меняется. Однажды здесь зацветут сады.