Бетельгейзе

      Два безмятежных года прошло с тех пор, как я узнала, что мой отец, на самом деле, жив. Безмятежных не потому, что мы были избавлены от хлопот и волнений, нет — их всегда было предостаточно. Сколько дров понадобится этой зимой? Сколько вылазок сделает отец по только ему известным делам? Первые три месяца я действительно считала, что он покидает наше убежище лишь для добычи пропитания, однако каждый раз длительность его отсутствия сильно разнилась: он мог быть во внешнем мире десять дней и принести только муку и яйца для выпечки, а мог за пару часов наловить столько дичи, что я не знала, куда её девать. Паззл в голове складывался с удивительной лёгкостью, однако очень значимых деталей для обозрения всей картины мне не хватало. Ещё с самых первых дней жизни с папой я осознала, что лишних вопросов задавать не нужно — всё, что мне надобно знать, он охотно рассказывал по своей инициативе.       Страшно ли жить с ним? Уголовник, сбежавший из тюрьмы. Он сразу мне в этом признался, хотя я, по правде сказать, и не удивилась, поскольку вид на момент его появления в моей жизни был соответствующий. Будто он с десяток лет не видел душа, ножниц, бритвы и еды. За образом, который напускал туман в глаза при первой встрече, мне удалось разглядеть в этом человеке нечто… тёплое, доброе, родное… Я искренне верила в его невиновность.       Искорки любви и благоговения заблестели в его глазах, когда он впервые меня обнял. Без раздумий я согласилась отбыть с ним и начать жизнь в глуши. С отцом, родным человеком. После стольких лет.

***

      — Мы переезжаем.       — Прости? — я почувствовала, как что-то тяготит в груди. Так всегда бывало, когда подступал гнев. Он обволакивал своими лавовыми шупальцами и полонил моё сердце. Папина дочка. — Нет, это слишком далеко зашло, прекращай.       Свечи потухли сами собой, хотя все сквозящие дыры в доме мы тщательно залепили глиной ещё в первый месяц проживания в домике. Неистово забились в окна ветки близ стоящих деревьев. Казалось, природа резко взбунтовалась, хотя буквально несколько минут назад не было и намёка на плохую погоду.       Отец с облегчением и восторгом осмотрелся по сторонам, улыбаясь и присвистывая, но в мгновение ока его эмоции поменялись:       -Бетти, успокойся… — Бетти? Успокойся?! Что можно сказать ещё более ужасное, когда человек в гневе? Слетели предохранители на моих нервах, буквально из-за пустяка, я завелась с неистовством.       — Успокоиться?! Ты понимаешь, что такие шутки априори смешными быть не могут? Ты не подумал, что меня от такого может удар хватить?       — Бетти, сейчас мне не до шуток, — отец впервые посмотрел на меня с непритворной строгостью. Впервые за два года. Внутри что-то ухнуло и заставило остудить свой пыл.       — И когда?       — Прямо сейчас. Собирай всё самое необходимое.       Я опешила, меня словно поразил паралитик. Сейчас? Как? Куда?..       Однако эти вопросы не сорвались с моих губ. Не спрашивать лишнего, сам расскажет. Я молча нырнула в свою спальню. Под старой кроватью валялся пыльный чемодан. Тот самый, с которым я когда-то уехала из прежнего дома. Вещей у меня было не то что бы много, поэтому я просто сгребла их с полки шкафа в раскрытую пасть чемодана. Ни плакатов с мальчишками-музыкантами, ни каких-то женских штучек, как «бигуди», у меня не водилось. Щётка, паста, мочалка — всё сердито. Я поглядела на книжные полки над письменным столом, с горечью сожалея о невозможности взять их с собой. Нет, эту я обязана взять. Она тонкая и слишком ценная для нашей семьи.       Когда я дотронулась дверной ручки, обернулась оглядеть в последний раз своё пристанище, ставшее мне домом. По всем стенам развешаны рисунки, которые я начала копить ещё лет в 5. На меня прощально смотрели десятки глаз людей, придуманных мной существ, лесных зверюшек, а также различных животных, иллюстрации которых я встречала в особенно диковинных книгах, подарках от папы. Взор остановился на изображениях чёрного пса и меня с отцом.

***

      Папа буквально волок меня за собой уже около десяти минут, не проронив ни слова. Мы остановились, оба оглядываясь по сторонам.       — Объясни… — сказала я шёпотом, пытаясь выровнять дыхание.       — Не здесь, даже у деревьев бывают уши. — Повторять не пришлось. Я встрепенулась, вспомнив о…       — Вальдемар!       — Что?       — Вальдемар! Ко мне приходил пёс, я его подкармливала, он наверняка вернётся, а я не оставила ему еды! — Папа, побыв с секунду в недоумении, залился хохотом и замотал головой, опершись руками в колени.       — Не беспокойся, я покормил его напоследок, — его реакция заставила задуматься, не потерял ли отец рассудок за время нашей изоляции, но папины слова меня успокоили. Немного.       — Что ты взяла? — он похлопал по чемодану, который нёс.       — Одежду, для умывания… — я немного смутилась, обдумывая, как избежать упоминания о некоторых вещицах из чемодана, — и кружку…       — Кружку? Серьёзно? — он смотрел на меня так же, как и я на него всего минуту назад.       — Её ведь ты подарил… — почему-то я посмотрела ему в глаза, будто провинилась. Отец лишь мягко улыбнулся и поцеловал меня в макушку.       — Готова? — папа взял меня за руку.       — К чему?       Окружающие деревья превратились в круговорот ночных иссиня-чёрных разводов, сменяющихся лазурными, кобальтовыми и тонкими золотистыми линиями. Когда эта пытка кончилась, я упала на землю с неимоверным желанием вывернуть свой желудок. Хорошо, хоть суп не поела, и в животе было пусто. Голова кружилась, словно меня раскрутили на тысячу оборотов за пару секунд.       Папа сочувственно приобнял за плечи, и, поняв, что я не могу сориентироваться, где верх и низ, куда-то потащил меня. Спустя ещё полсотни оборотов на центрифуге в моей черепной коробке, мозг, кажется, пришёл в себя. Я чётко завидела здание с множеством окон перед собой. Отец прошептал что-то невнятное, мне удалось лишь различить слово «двенадцать». Я не осознавала, где мы, что происходит и зачем мы тут стоим. Мысли только сильнее разбежались по закоулкам моего сознания. Скорее всего, у меня галлюцинации, ведь дома не должны двигаться. Хотя я была готова поклясться, что ЭТОТ двигался. Из ниоткуда появилась дверь, и мы вошли.       Было темно, пыльно и пахло сыростью, прямо как в подвале. Отец жестом призвал вести себя тихо. Я следовала за ним. Дойдя до конца коридора, возле двух лестниц, он выпрямился и вслушивался в звуки, исходящие со стороны лестницы, ведущей вниз. Это были голоса. Много. Велась какая-то оживлённая дискуссия.       Он повернул направо, на ведущую вверх лестницу. Дойдя до третьего этажа, папа постучал в левую дверь и, убедившись, что никого нет, отворил её. Обстановка там ничем не отличалась: пыльно, темно, сыро. Три кровати с балдахинами, две из них явно занятые: они не были застелены и прикроватные тумбочки были уставлены всяческими предметами обихода от духов и до книг. Выбор был очевиден. Заправленная кровать возле окна — моя.       Я и не заметила, что мой папа куда-то исчез, пока я разглядывала своё новое жилище и гадала, кто окажется моими соседями. Так как дальнейших указаний не было, я просто легла на кровать, запнув под неё ногой свой чемодан.       Как мы сюда попали? Были в далёкой глуши, а сейчас явно в каком-то городе. Что это за дом? Кто разговаривал внизу? Почему всё так странно? А все странности начались с этого треклятого письма… Письма! Я потянулась в задний карман своих штанов за смятой бумажкой и перечитала строку за строкой в надежде найти ответы. Однако теперь, когда я дочитала всё до конца, у меня стало только больше вопросов. И ни на один из них ответа в моей голове не нашлось.       — Бери кружку, идём, — эти слова выудили меня из сладостных объятий дремоты. — Пора заводить знакомство с моими старыми приятелями.       Подорвавшись с прохладной постели, я нырнула в свой чемодан и достала большую кружку из стекла.       Мы направились вниз, туда, откуда ранее доносились звучные протесты. Сейчас мы стояли перед тяжёлой деревянной дверью, за ней слышались звяканья приборов, тарелок и дружественные беседы. Это кухня. Живот свело от мысли о еде. Отец шепнул, что он зайдёт первым и потом даст знак мне. Я молча кивнула.       Дверь отворилась, на носки моих ботинок упал узкий яркий луч света. В щёлку я наблюдала, как отец приветствует всех незнакомцев, а они — его.       — Артур, Молли, так рад вас видеть.       — И мы тебя, Сириус. Спасибо, что позволил Ордену здесь обосноваться.       — Ну должен же я был сделать хоть что-то полезное, — он бросил взгляд в мою сторону и снова посмотрел на тех людей. — Я прибыл не один. На самом деле, давно в этом надо было признаться, но я не был уверен, что она не сквиб. — Я не кто? Сквиб? Это оскорбление? — Но сначала письмо… потом она… в общем, показала, что я зря в ней сомневался. Моя дочь, — он приглашающе вытянул левую руку и подмигнул мне. Я медленно вышла из мрака, дарившего мне в то мгновение счастье быть незамеченной. — Бетти.       Теперь с ног до головы меня озарял свет, исходивший откуда-то над столом. Было невероятно некомфортно находиться в незнакомом месте с незнакомыми людьми, поэтому я прижалась к единственному, кого я там знала. Собрав всю свою волю в кулак, я обернулась к столу и сидящим за ним людям.       Семь пар глаз изучали меня с неподдельным интересом.