Гмар Тиккун. За поворотом

АрроуХэд Пойнт, окрестности Феникса, штат Аризона.

21 декабря 2010 года.

5:35 p.m. Хейли вложила письмо обратно в плотный, тисненый конверт и бросила его поверх плетеного садового столика. Откинулась в таком же плетеном кресле и закрыла глаза. Сердце тяжело билось в груди, горло сжималось от настойчивых спазмов, но она не могла заплакать. Не должна была. Только не теперь. Догорал длинный декабрьский вечер. С целую жизнь назад свершилось непоправимое, и вот, если не сам президент, то администрация президента выражала ей свои глубокие соболезнования в связи с потерей мужа. К черту вас всех. Хейли шумно втянула прохладный, аризонский воздух через нос и прислушалась, теплее кутаясь в стандартный клетчатый плед. Жужжала небольшая лампочка под ржавым обводом крыши. Долго и жалобно промычала корова. Хлопнула рассохшаяся створка загона для кур. Неугомонное кудахтанье наполнило уши. Брайан, единственный помощник Томаса Макмиллана, если не считать, конечно же, Эндрю, припозднился с птицами, и они уже задремали на выгоне. Старый Макмиллан этого не одобрит. Куры и без того стали отвратительно нестись. Порыв ветра принес порцию отборных ругательств со стороны амбаров. Ругался Эндрю. Сегодня на повестке дня была проверка прохудившихся крыш. Проверка, судя по всему, не принесшая положительных результатов. Это, помимо прочего, ей абсолютно не интересного, они снова будут обсуждать за ужином. В искусственно созданном пруду, в десяти шагах от места положения Хейли, облагородившей себе уютный уголок на веранде, заквакала одинокая лягушка. Всплеск – судя по всему, земноводное постаралось перебраться с камня на камень и рухнуло в воду – заставил Хейли открыть глаза и осмотреться. Что она здесь делает? Протянув руку, она коснулась стекла высокой белой кружки, в которой все еще оставалось какао. Почти остыло, но она решила его прикончить. Хватило двух небольших глотков. Ранчо «Белая звезда», названное так за счет цвета фасадных стен и необычной формы крыльца, находилось в доброй пол сотне миль к северо-западу от центра Феникса, в округе Монак-Пойнт, или иначе АрроуХэд Пойнт, что навевало недобрые ассоциации. В начале, то есть почти две с половиной недели назад, ей здесь понравилось. Обстановка – а именно обстановку перво-наперво рекомендуют сменить, если с вами случилась беда – максимально отличалась от Вирджинских и Калифорнийских пейзажей. Территория марсианских красных земель, по-прежнему локально населенная «красными людьми», заставила ее мозг работать иначе. Ускорился метаболизм, почти пропал аппетит. Хейли потеряла в весе, гуляя вдоль пастбищ и снятых, отдыхающих после жатвы полей. Томас Макмиллан оказался неожиданно добр с ней, с охотой отвечал на все возникающие вопросы и уводил от тягостных мыслей, проявляя чудеса жизненной чуткости, которая, безусловно, приходит только с опытом. А опыта в жизни старого мистера Макмиллана хватало с избытком. К тому же он чудесно относился к Джеку. Однако дни сменялись днями, и ее энтузиазм – как это часто случалось прежде – стал гаснуть. Она стала повсюду замечать следы медленно, как смертельная болезнь, пожирающего ранчо упадка. Скрипящие половицы. Провисшие ставни и двери. Облупившая краска и плесень (!) – и это только то, что касалось дома. Но была еще и умирающая, истощенная за годы безжалостной эксплуатации земля, протянувшаяся прямоугольным отрезком кожи с юго-востока на север. Пятнадцать акров. Мистеру Макмиллану было бы неплохо перебраться в Монтеррей: именно там они, то есть, он, Эндрю, Хейли и Джек провели первые ужасные месяцы – райский уголок у самого побережья Тихого Океана. Но мистер Макмиллан не готов отпустить прошлое. Мистер Макмиллан надеется на чудо. Финансовую подать от государства, если совсем повезет, или на банковскую ссуду, что кажется куда более несбыточным раскладом, учитывая его кредитную историю. Был, вероятно, и третий вариант, обязанный своим появлением превратностям загнанной души, но Хейли не желала об этом думать. Во всяком случае, появись у мистера Макмиллана такая сумасбродная идея, Эндрю должен его отговорить. Эти деньги не принадлежат даже ей. Они принадлежат Джеку, потому что яблоко от яблони, как известно, не далеко катится. Хейли нахмурилась, обеспокоенная фантомной, безобразной догадкой, но в следующую секунду начисто о ней позабыла. Она почувствовала это прежде, чем услышала. Поспешила в дом, в спальню, скрытую в глубине комнат. Джек захныкал, заскулил, выворачиваясь из пеленки, и разразился душераздирающим плачем, едва оказавшись на материнских руках. Он часто капризничал и в Калифорнии, гораздо больше, чем прежде, но в Аризоне с ним стали случаться настоящие, затяжные истерики, когда крик сменялся хрипом, а крохотное тельце начинало конвульсивно содрогаться. Хейли поделилась своими наблюдениями с доктором Вульфом, высококвалифицированным педиатром, советы которого ставила под сомнение когда-то в прошлой жизни, и услышала то, что изначально предполагала. Винить приходилось не только резкую смену окружения, чужие запахи и непривычные звуки. Джек только казался ничего не соображающим младенцем. На самом деле все, что могло и отличало его от взрослых, сводилось к отсутствию навыков членораздельной речи. Его мозг и интуиция работали как надо. Он понимал, что мир стал другим и уже никогда не вернется к заводским настройкам. – Вы и сами все понимаете, Хейли. Вы не глупая женщина, – удивительно, но она почти слышала, о чем доктор Вульф решил умолчать из этических соображений. – Джек испытывает сильный стресс. Он фильтрует его буквально из воздуха. Джек скучает по отцу. И с этим ничего нельзя сделать. Действительно ничего. Глядя на сына в минуты его спокойствия, разговаривая с ним о всяком в процессе переодевания, купания или смены подгузника, Хейли неизменно возвращалась к мысли о том, выработался бы у Джека, сложись все иначе, тот безусловный рефлекс, что и у нее. Перестал бы он тревожиться и впадать в неистовство в условиях знакомого ей сценария, когда Аарон исчезал из дома, из города и нередко из штата на два или четыре дня в зависимости от того, насколько сложное дело было поручено, а затем вновь объявлялся бы рядом, преисполненный важностью нового социального статуса? Хейли считала, что да. Так работает адаптация. И то утро, когда Аарон в последний раз покинул их дом в Вашингтоне, могло бы стать первым в длинном списке. Но Аарон не вернется. Больше нет. Он был слишком преданным мужем, чтобы не исполнить ее маленькую просьбу. – Может, я попробую его укачать? Хейли вздрогнула, услышав голос Эндрю. Повернулась, не переставая качать вопящего ребенка, и постаралась изобразить улыбку. Хорошо, что в полумраке ее слезы остались незамеченными. Эндрю выглядел измотанным. Старый мистер Макмиллан считал своим святым долгом обратить внимание единственного сына на каждую поломку на ранчо. Посвятить его во все бюрократические и финансовые тонкости и попутно развеять одну-другую радужную надежду. – Плохая идея, – заключила Хейли, окинув любовника придирчивым взглядом, – у тебя холодные руки, ты пахнешь сеном, навозом и бог знает, чем еще. От этого он только больше разойдется. Эндрю показательно вытер руки о и без того грязную рубашку. Хейли подумала, что ее уже нельзя будет привести в нормальный вид. Эндрю поморщился, тихо выругался, решил, что примет душ, прежде чем сядет за стол. Он нервничал из-за разговора с отцом, но не готов был делиться этим с Хейли, потому что это касалось ее напрямую. Их касалось. Включая несносного мальчишку, спутавшего день с ночью после незначительного перелета из Монтеррея. Страшно представить, что он будет вытворять, когда у него полезут зубы. *** – Чертовы балки все сгнили! – прокричал Эндрю, отрывая пласты разбухшего, поточенного термитами дерева кусками и бросая их себе под ноги. Точнее, под стремянку. Отец топтался неподалеку. – Крышу надо перекрывать, а то и вовсе сносить все к чертовой матери и строить заново. – У нас нет таких денег, папа. Тебе, как бы это не звучало, все же стоит лучше подумать о Монтеррее. У меня там отличный дом. Не свой правда. Пока не свой. Но с немаленьким участком. Хочешь, завезем грунт, поставим теплицы. К тому же чудесная, теплая погода, морской, даже океанский климат. Все условия, – Эндрю спустился на землю, прислушался. Одна из трех оставшихся в живых кобыл била копытом по задней стенке загона, находящегося в десяти метрах от ангара. Голодная. Томас Макмиллан и слушать ничего не желал. Насупившись, он завел старую пластинку. – Хейли сложно назвать хорошей женщиной. Но она ровно такая женщина, как тебе и нужна. Вы споетесь. Я об этом и год назад говорил, но тогда у нее еще были… обязательства. Теперь их нет. И есть капитал. Я разузнал, навел, так сказать, справки, – Томас понизил голос, подходя ближе. Эндрю слушал его с угрюмым молчанием, заламывая пальцы, – ее муж был, да упокоится его душа с миром, из особого теста. Потерю таких Возрожденная Нация традиционно горько оплакивает и компенсирует. В какой-то мере. – Ты не понимаешь. – Нет, это ты не понимаешь, сынок. Президентский чек, плюс, уверен, структура, в которой он служил, не осталась в долгу. Без малого получается сотня. За вычетом издержек… А еще дом. – Это низко. Ты оскорбляешь память усопшего, – щеки Эндрю стали пунцовыми, когда отец расхохотался. Отсмеявшись, Томас схватил сына под локоть, не давая ему уйти. – Низко? Ты обвиняешь в низости меня? Что же тогда стоит вменить тебе, мой мальчик? – не по-старчески зоркий, цепкий взгляд растерял всякое дружелюбие. – Запахло жареным, не так ли? Встречаться с замужней дамочкой от случая к случаю, тащить ее в постель, упиваться ее нерастраченной нежностью, выслушивать ее жалобы по телефону посреди ночи, оставаться ее принцем на белом коне даже после того, как она понесла, гораздо легче и приятнее, нежели поселить ее под боком и нюхать обгаженные подгузники малька, в производстве которого ты не принимал даже стороннего участия. Гораздо легче и приятнее таскаться из штата в штат, искать себя, понапрасну растрачивая деньги и время, оправдывая свою пустоголовость планами, которые в конце концов так и остаются планами. Ты мог вешать эту лапшу на уши матери, но со мной это не сработает. Тебе скоро сорок, пора выпрыгивать из детских штанишек и брать на себя ответственность. Мы оба знаем, что твой ресторанный бизнес ненадежен. Мы оба знаем, что ты всю свою жизнь проохотился за журавлями, не удержав в руках ни единой синицы. В этой пичужке благородства ни на грош, но у нее в клювике лотерейный билет, смекаешь, о чем я? – Томас прижал сына к себе, похлопал по спине и повел к выходу. – Я знаю, что ты в гробу видел и меня, и это ранчо, но история не знает ни единого случая, чтобы человек умер, имея собственный плодородный клочок земли. Когда-нибудь до тебя, идиота, дойдет, что нет ничего ценнее этого. – Но мальчик… – Эндрю надрывно перевел дух, откашлялся в кулак, вновь посмотрел на отца. Его загривок взмок. Внутри тлели тысячи угольков. Он, кажется, проиграл. – Ты его полюбишь. Во всяком случае, привыкнешь. В этой истории он лишь средство достижения цели. Томаса Макмиллана во всем Арроухэд Пойнт знали не иначе, как «мелочный ублюдок». Но разве не мелочные ублюдки правят этим миром? – Пораскинь мозгами и приходи. Поболтаем как в старо-древние времена! *** – Аарон мог успокоить его за пять минут, – Хейли слишком поздно осознала, что было бы неплохо придержать язык и не стала оправдываться. Уже не к чему. – О чем ты? – О колыбельной, только и всего, – Джек начал затихать, Хейли заговорила тише, присев на край двуспальной постели, остававшейся снятой с самого рассвета. – Он ужасно пел, но с колыбельной справлялся. Какая-то старая английская песенка про звездочку. Я немного помню. Twinkle, twinkle, little star How I wonder what you are Up above the world so high Like a diamond in the Sky When the blazing Sun is gone When it nothing shines upon Then you show a little light Twinkle, twinkle all the night… Сияй, сияй, маленькая звездочка Мне так интересно, что же ты такое Так высоко над всем миром Как бриллиант на полотне неба Когда слепящее солнце скрывается Когда ничего больше не остается Тогда ты и даришь немного света Сияй, сияй. Всю ночь напролет.. – Кажется, сработало, – Эндрю удалось улыбнуться, и Хейли улыбнулась тоже. Мальчик лежал у нее на коленях, перебирал ножками, нанося один за другим слабые точечные удары по низу ее живота. Одна его ручка шарила вдоль резинки подгузника, пальчики второй перемещались от все еще влажных глаз к губам и обратно. Джек глядел внимательно и немного удивленно. Его пробивной проницательности, доставшейся, в этом не могло быть сомнений, от отца, на счастье еще не хватало, чтобы связать все воедино. И мотива, закрепившегося за образом Аарона, оказалось вполне достаточно. Но Хейли была не уверена, что этого волшебного плацебо хватит надолго. Хейли не смогла отвести взгляда от маленькой соленой капельки, что не удержалась на ее ресницах и рухнула на грудь Джеку. Она поспешила размазать ее ладонью, втерла в нежную и теплую кожу младенца как лосьон. – Да, сработало, – выдохнула она. – Я поставлю коляску в столовой, если мистер Макмиллан не будет против. Джек все равно не станет сейчас спать. – Никаких проблем, – заверил ее Эндрю, не сводя взгляда с Джека. Он его полюбит. Когда пацан перестанет гадить в подгузник, пускать слюни и орать без видимой причины. А пока и в самом деле можно обойтись привычкой. Эндрю тряхнул головой, стараясь не думать, что этот период от-ненависти-до-любви может занять добрых два года. Подошел ближе, склонился к Хейли за поцелуем, и она доверительно запрокинула голову. Ее губы были приятно мягкими и чуть влажными. Эндрю по привычке закрывал глаза, и его воображение нарисовало красочную, до невозможности неприличную картину, где он целовал и вылизывал другой участок ее тела. Там тоже было мягко, влажно и горячо. Все, что он сказал, далее принесла на своем гребне приятная волна возбуждения, и прозвучала она с неподдельным участием. Ему показалось, или папочка зааплодировал? – Приведу себя в порядок и разогрею ужин, оставлю твою порцию в духовке. Приходите с ковбоем, как только сможете. – Хорошо, – от сердца у Хейли отлегло. Эндрю смотрел на нее с любовью, а о большем она и не думала просить. – Спасибо. – Хотела бы ты вернуться в Монтеррей? Ужин выдался почти романтическим: мистер Макмиллан объявил, что не голоден и остался до позднего вечера в своем кабинете, после чего отправился спать. У Брайана был свой уголок, благо в доме имелось достаточно свободных комнат. Джек все-таки уснул и спал по эту самую минуту – электронные часы показывали 11:17 p.m. – что заставляло Хейли на периферии сна думать о том, насколько же в результате сместится время кормления. Доктор Вульф предостерегал ее на этот счет. Малыш должен привыкать к дисциплине. Она почти отключилась, прижавшись к теплому и надежному телу Эндрю, когда тот обратился к ней с вопросом. Эндрю устроился на спине, заложив правую руку за голову, и внимал завываниям нарастающего ветра. – Иногда, по ночам, я слышу, как воют койоты, – пролепетала Хейли, считая своей обязанностью уклониться от прямого ответа. Она не имела четкого представления о том, что побудило его поинтересоваться. Что, если ее изменившееся настроение задело его за живое? С каких пор ты стала такой чуткой, девочка? Покрывало сумрака на удачу маскировало его живые эмоции. Эндрю поморщился, едва не взболтнув лишнего. Мы в гребаной Аризоне, в гребаном Арроухэд Пойн, в пятнадцати минутах неспешной езды от Заказников. Триста третье и семьдесят четвертое шоссе в паре миль к Северу: единственные островки цивилизации на пути к Парк Лэйк Плезант и сотням акров необжитых земель. Конечно, здесь есть койоты. Им здесь самое место. Голод пинает их все ближе к людям. Еще парочка таких засушливых сезонов, и кто знает, может, мамочка-койот вылупит целую пригоршню щенят на этой самой постели. – Я об этом и говорю, – сглотнув, продолжил Эндрю, – и Джек от условий жизни на ранчо явно не в восторге. Хейли приподнялась на локтях и посмотрела на любовника. – Но если мы уедем, что будет с мистером Макмилланом? – Уехать можешь ты. С Джеком. А я останусь на какое-то время, пока папа не согласится на мое предложение. Уверяю тебя, это не затянется, – он принял полусидячее, полулежачее положение, опираясь лопатками о спинку кровати. Хейли села, подтянув колени к груди. Он нежно провел ладонью по ее сгорбленной спине. – Я свяжусь с Роном из «Чашки», – так называлась его крохотная сеть закусочных: «Чашки-ложки». – Ребята приглядят за вами, ты сможешь, как и прежде, каждый день выбираться на набережную, читать свои книги, фотографировать закаты. Вернешь утраченные килограммы, – Эндрю улыбнулся, когда она к нему повернулась. – Мне не нравится нащупывать твои проступающие позвонки, – мгновение спустя он обнял ее, и она смогла почувствовать удары его сильного сердца. – Ты здесь чахнешь, малышка. А предрождественская калифорнийская суета на раз-два вернет тебе волю к жизни. У Эндрю Макмиллана имелась одна отличительная черта, делающая его восхитительным партнером. Он умел подсластить пилюлю и никогда не рассматривал ситуацию лишь с одного – личного – ракурса. В его мыслепространстве было место и ее точке зрения. Первой это заметила Джессика. Джессика же поспособствовала их сближению после той памятной, словно сошедшей со страниц какого-нибудь бульварного романа, встречи. Сельско-хозяйственная ярмарка в честь дня труда в Солсбери, полтора года назад. – У меня были мысли съездить в Вирджинию, – наконец ответила Хейли с большой осторожностью. – Джесс права, нужно рассортировать вещи. Что-то раздать. Что-то продать. И она, кажется, почти нашла покупателя на машину, – выдержав короткую паузу, она затараторила снова. – Мы поставим живую ель. Родители приедут. Это будет похоже на сказку… Эндрю не планировал заводить сколько-нибудь серьезных разговоров, по крайней мере, сегодня. Но Хейли сама, не ведая того, толкала его к обрыву. Он пришел к выводу, что солидарен с мнением отца, отчасти солидарен, Томасу удалось его заразить, однако он был волен использовать свою тактику. Хейли выступала вороной кобылкой. Его сострадание – мороженым в заднем кармане брюк. Хвала Господу, они не в Алабаме*. – Вот и отлично. Хороший, просто замечательный план, – он нежно поцеловал ее в щеку. – Только бы билеты остались. – Ты не планируешь продать и дом тоже? – и кто, черт побери дернул его за язык? – В этом нет необходимости. Почему ты спрашиваешь? – ее глаза достаточно привыкли ко мраку, чтобы отчетливо видеть лицо Эндрю. Напряженное лицо. Улыбка ее медленно гасла. – Мне казалось, ты не захочешь туда возвращаться. Я имею ввиду, насовсем возвращаться, – логично, исходя из того, что она сама попросила его дать ей возможность «глотнуть воздуха», – слишком много невеселых воспоминаний. – Так и есть. Но избавляться от него было бы настоящей глупостью. У нас с Джеком должно быть место, куда мы могли бы вернуться. Что бы с нами не случилось. Ты понимаешь? – Понимаю. Ты мудрая женщина, – Эндрю взял паузу, целуя ее в основание черепа, повел кончиком носа выше, вдыхая запах ее волос и шампуня. Нежно провел раскрытой ладонью правой руки по ее животу, второй мягко обхватил шею. Хейли сдавленно простонала, когда он сжал ее упругую грудь. – его наверняка можно будет сдавать. – Да. Я займусь этим, – его порывистое, свистящее дыхание наполняло ее без остатка, – после нового года, возможно. И… Эндрю. Когда мы уедем, если мы уедем, как прикажешь мне выносить расставание? – Мы справлялись с этим прежде. Справимся и сейчас, – Эндрю взял ее лицо в ладони, стоило ей повернуться к нему всем корпусом. Поцеловал в губы и увлек вниз, на подушки. Нависая сверху, он гладил Хейли по волосам. –Я буду звонить. Скажем, в семь. Этой ночью ей хватило одного раза, чтобы успокоиться. Дождавшись, пока Хейли уснет, Эндрю выбрался из постели, нашарил на холодном полу домашние тапочки, набросил старый темно-синий халат. В прикроватной тумбочке, во втором ящике, имелась полупустая пачка крепких сигарет. Он вытащил одну, разместил ее за ухом, вторую сунул в рот. Зажигалка всегда была на заднем крыльце. Большая, каминная, она висела на гвозде справа от входа. Направляясь к двери, Эндрю задержался. Посмотрел на деревянную кроватку, в которой спал Джек. Со своего места он мог видеть, что младенец ворочается во сне. Это могло закончиться очередной истерикой. Гадство. Снятся ли детям в таком возрасте кошмары? И если да, то о чем? На заднем дворе было тихо. Усевшись в кресло-качалку, Эндрю закурил и сделал глубокую затяжку. Задержал дым в легких, упиваясь его горечью, а затем выпустил. Холодный, порывистый ветер хлестал его по голым икрам, по щекам, забирался под ворот халата. Где-то выла собака. Эндрю запрокинул голову и посмотрел на звезды. Из головы никак не шли слова отца. Он судил строго, но стоит полагать, его суровость оправдана. Все, чем мог похвастаться его сын к тридцати двум годам, это непревзойденным багажом из проб и ошибок. Он пытался стать электриком, он пытался стать плотником, он загорался идеей разбить на бесхозных землях фермы питомник для растений. Он оканчивал кулинарные курсы. Работал до семи потов на ферме и даже выступал в качестве ретейлера в отнюдь не лидирующей на рынке сельскохозяйственной продукции компании Томаса Макмиллан и Ко, захлебнувшейся в долгах не далее, чем год назад. Он испробовал много всего, во многом потерпел неудачу, но кое-что все-таки принесло свои плоды. Удачнейшим из удачнейших оказалось вложение средств в образование в сфере гостиничного бизнеса. Совместными с Роном Уэмбли усилиями им все же удалось возродить феникса из пепла. Небольшое помещение в Монтеррее, которому было уготовано стать первым из сети ресторанчиком, они выкупили, что называется, в складчину. Не имея лишних долларов в кармане, сами взялись за интерьер-проект, сами закупили материалы, сами проводили ремонтные работы. Мебель и технику закупали по мере возможностей на ибэй, обменивали, находили на гаражных распродажах или успевали выкупить на аукционах до запредельного повышения ставок. «Чашки-ложки» получились весьма аутентичным заведеньицем, неожиданно снискавшим любовь и уважение среди вечно голодной публики тихого городка. О них даже напечатали в местной газете. Незадолго до того, как Хейли родила Джека, открылся второй ресторан, и перспективы отныне складывались самые радужные. Однако денег все равно не хватало. Расширение штата повлекло за собой новые нагрузки на бюджет, да и в первом ресторане начались проблемы. Рон поговаривает, что было бы неплохо закрыть его на пару недель и перебрать канализацию, да проверить газопровод, но все ожидаемо не заходит дальше разговоров или составления сметы. Слишком дорого. Да и на днях пришли неутешительные известия. Мэрия штата приняла закон о повышении минимальной заработной платы на целых четыре доллара в час. Мечты Эндрю Макмиллана о собственном доме и счастливой жизни стали медленно таять. Смерть мужа Хейли и вовсе перекрыла ему кислород. Вне всяких сомнений, он планировал поговорить с ней на счет их отношений – Хейли занимала все его мысли, он любил ее – и предложить вариант жизни с ним, но никак не надеялся на Божественное вмешательство. И глазом он не успел моргнуть, как Хейли и Джек оказались в Монтеррее, где он был вынужден представить ей все как есть – на красивую легенду у него не хватило фантазии. Ее ни капли не смутил маленький – всего три комнаты – дом и видавшая виды черная тойота, у которой давненько уже сыпалось днище. Она влюбилась в сад, в узкие городские улочки, в набережную, в чистый воздух и новые блюда. Она довольно быстро пришла в себя; расцвела подобно волшебному цветку, и он не был в силах ею надышаться. Так продолжалось без малого пятьдесят дней. А затем пришло письмо от отца. Он приглашал их приехать. Не его, а именно их. Эндрю слишком поздно понял, что совершил ошибку, в красках расписав Томасу все последние новости. Эндрю почувствовал, что что-то не так, едва Томас встретил их в аэропорту. Как обходителен и нежен он был с Хейли! Как хорошо принял ее ребенка. Хейли восприняла это за чистую монету, «Белая Звезда» показалась ей землей обетованной, и она решила задержаться здесь подольше. Он не противился, хоть и знал, что его отсутствие в Монтеррее не пройдет бесследно. Особенно в последние недели уходящего года. Ему приходилось все планировать удаленно. Праздничный корпоративный ужин, развлекательную рождественскую программу для гостей, меню, новогодние акции! И вот итог. Томасу нужны ее деньги. Деньги, которыми она, как женщина, не сможет распорядиться с умом. Затушив окурок первой сигареты об уже почерневшие перила мансарды, Эндрю прикурил вторую. Жестяная банка из-под бобов служила ему пепельницей. Дифирамбы родной земле ничуть его не растрогали. Урожаи становятся с каждым годом все хуже, скот дохнет без необходимых прививок, технике требуется капитальный ремонт. Потуги Брайна в этом направлении безрезультатны. Одна пара глаз, которая к тому же время от времени туманится порошком, за всем не уследит. Отцу, сколько бы он ни кичился, это уже не по силам. Возраст, сколько бы не пытались убедить в обратном психологи-самоучки – не просто цифра. Это хрупкие кости, плохие зубы и слабый кишечник. Вот что такое возраст. Упреки на счет мальца задели его, но Эндрю довольно быстро отыскал в них ту истину, которая показалась ему вполне приемлемой. Иисус терпел, и ты потерпишь. Подумав об этом снова, Эндру усмехнулся, замечая, как темное полотно неба вспорол росчерк падающей звезды. Гребаный космический мусор. Он докажет, что способен обскакать старика. Эндрю решил, что этим же утром он настоит, а всего лучше поспособствует поездке Хейли в Вашингтон. Пускай увидится с сестрой и сделает то, что распланировала. Рождество наступает на пятки, она стремится в родные края, и он найдет как повыгоднее на этом сыграть. Она определенно что-то заподозрила, ее нужно отвлечь. В Вашингтоне она как следует поварится в собственных мыслях, переживаниях, страхах. Переберет вещички. Может, даже съездит на Уэст Лоун. Это однозначно пойдет ей на пользу. А он, действуя, как и уговорено, станет звонить ей по утрам, как делал это прежде. Рефлекс, пускай и выработанный, штука серьезная, он заставит ее заскучать, а после… После они что-нибудь придумают. С отцом Эндрю больше говорить не планировал, во всяком случае, на эту щекотливую тему. Он съездит в город, закупит дров. Закажет, сколько надо, утеплителя. С Брайоном они перекроют крышу второго ангара, чтобы было где хранить эти чертовы дрова. Возможно, придется закупорить второй этаж на зиму, чтобы система отопления не накрылась от перегрузки. И билеты. Нужно проверить наличие билетов. Но прежде в банк. На руках у Эндрю Макмиллана не осталось ни копейки. – Надо позвонить Рону, пускай закажет полки в детскую, – пробубнил Эндрю себе под нос, отправляя и второй окурок в банку. Шумно и глубоко вдохнув через нос, он поднялся, потянулся, расправил плечи. Размял затекшую шею. Крайне довольный собственным планам Эндрю вернулся в дом. Распоясавшееся эго подстегнуло лишь слегка задремавшее либидо. Набрякшее в трусах возбуждение было погнало его в спальню, однако опомнившись, он уединился в ванной, где довел себя до разрядки, стоя над унитазом. Возвращаться в постель расхотелось, поэтому он устроился в гостиной, на старом, продавленном диване, и включил телевизор. Монотонный бубнеж диктора финансово-аналитической передачи сморил его, не прошло и получаса. Хейли, проснувшаяся незадолго до рассвета, чтобы покормить Джека сцеженным молоком, нашла его спящим в позе эмбриона. В качестве одеяла ему служил тонкий клетчатый плед. Она щелкнула пультом, укрыла мужчину потеплее и, склонившись, нежно поцеловала его в висок. – Возможно, у нас и будет шанс стать счастливыми… Следующий день прошел, как надо. Дела спорились одно за другим и Эндрю вернулся на ранчо даже раньше намеченного срока. Он нашел Хейли в гостиной. Устлав пол двумя дополнительными пледами, она, стоя на коленях, возилась с ребенком. Видеомагнитофон крутил давно забытые мультфильмы. В комнате было чисто и уютно. Хейли была обворожительна в своем вязаном костюме. Эндрю невольно засмотрелся на нее, замерев у самого порога, и не сразу начал диалог. Игрушек у Джека здесь было не так много: несколько плюшевых зверей, конечности которых то и дело становились инструментами для снятия зуда в деснах, да мягкие кубики, варианты игры с которыми были, скупо говоря, ограничены. Из них можно было соорудить довольно устойчивую башню. Их можно перекатывать с места на место. Их можно тянуть в рот и слюнявить. Поэтому покупки, совершенные Эндрю в городе, оказались весьма кстати. Набор пластиковых разноцветных ключей на кольце мгновенно превратился в любимую погремушку Джека. Средних же размеров пирамидка осталась без должного внимания. – Ему просто нужно показать, как она разбирается, а затем собирается обратно, – успокоила мужчину Хейли, – увидишь, он будет в восторге. – Хорошо, такой ответ меня вполне устраивает, – он чмокнул ее в губы, а затем, отстранившись, с озабоченным видом полез во внутренний карман пиджака. – У меня кое-что есть для вас. Выцарапал последние. На Рождество ты будешь дома. Утром двадцать второго декабря Эндрю проводил Хейли и Джека в международный аэропорт Феникса. Старый мистер Макмиллан от поездки отказался, сославшись на плохое самочувствие. Эндрю никак это не комментировал, напротив только всячески отвлекал ее внимание; говорил о том, как чудесно они проведут время в Вашингтоне до самого Нового Года, а затем, в начале две тысячи одиннадцатого, в полном составе махнут обратно в Монтеррей, где все уже будет совсем-совсем по-другому. Хейли не мучила его лишними расспросами, но от чего-то убедилась в своих невеселых подозрениях. Отец и сын вышли на тропу войны не просто так. Их рассорила шкура неубитого медведя. А именно сорок с лишним тысяч долларов на ее банковском счету. Вплоть до наступления Рождества Хейли бывала дома набегами и никогда в одиночку. Джессика приезжала с ней; вместе они разбирали и готовили к продаже вещи и мебель. Кое-что удалось продать очень быстро и очень выгодно. Например, музыкальный центр с довеском из бумажного пакета, полного кассет и компакт-дисков, был куплен за рекордные четыреста долларов. И без торга! – Это же золотая коллекция рока! Вы уверены, что хотите ее продать? Да еще и с вертушкой? Многие вещи Аарона еще оставались в архиве федерального бюро, поэтому гостиная щеголяла пустыми книжными полками, а гардеробная смотрелась, как минимум, дико, ощерившись выдвинутыми ящиками и поддонами для украшений, в которых Аарон хранил свою скромную коллекцию наручных часов. Кабинет же в буквальном смысле осиротел без большого, допотопного компьютера и факсового аппарата, произведенного ни много ни мало в прошлом столетии. Они даже ковер сняли! Следственная группа в первые пять дней после происшествия перевернула с ног на голову весь дом в поисках каких-то улик и оружия. Хейли так и не сказали, в чем подозревали ее мужа, но она была ошарашена, узнав, что Аарон хранил дома целых четыре боевых пистолета, два из которых не числились в базе данных. Тайники же открывались только по отпечаткам его четырех пальцев. Обычно Хейли и Джессика приезжали рано утром, оставив Джека на попечении бабушки, и уезжали, как только начинало темнеть. Лишь единожды, на следующий день после Рождества, они задержались в полупустом доме до полуночи. Пили белое вино, ели запеченную по особому рецепту Джессики рыбу и говорили. Обо всем и ни о чем. О проблемах мира и собственных, о последних модных рекомендациях, о событиях в киноиндустрии, о планах на ближайшее будущее. Джессика поделилась с сестрой надеждами на скорое замужество, Хейли, после третьего бокала, рассказала об Эндрю и его резко накалившихся отношениях с родным отцом. – Думаю, он отправил тебя сюда, чтобы ты не стала свидетелем сцен, – сказала Джессика, собирая хлебным мякишем последние капли ароматного масла с тарелки. – Старый идиот наверняка решил подправить свои делишки через тебя, ясно ведь: ссуды ему не видать как собственных ушей! Но Эндрю быстро понял, куда дует ветер. Он с самого начала мне понравился. Ты должна его держаться и верить ему, Хе. – Я верю. Он так тянется к Джеку, постоянно о нем спрашивает. Беспокоится... Но в голову, знаешь ли, лезет всякое. – Понимаю. Ты прошла через Ад, но все настроится, вот увидишь, – Джессика поймала и сжала хрупкую ладошку сестры. – У тебя есть Джеки. Там, гляди, и Макмиллан подтянется. Вместе вы сила. – Может быть и так, – Хейли сделала еще глоток вина и отвела взгляд. Шальная мысль заставила ее поморщиться. В первую очередь стоило продать кофемашину. Закрывая глаза, она по-прежнему слышала, как мелятся зерна. И эта синяя кружка... Что-то надо сделать с кружкой. Разбить, что ли? – Я хочу к Аарону съездить. Навестить. В церковь зайти. Джессика внимательно наблюдала за сестрой и предпочитала хранить молчание. Хейли только что ступила на зыбкую почву. – Я чувствую, что должна перед ним извиниться. Все могло быть иначе. Просто эмоции…взяли верх. – Съезди, – тихо ответила Джессика, – никому от этого хуже не станет, но помни, что ты никогда не была и не станешь той суперженщиной, которую он рассчитывал в тебе увидеть. – Но я же его выбрала! Сама выбрала идти с ним этой дорогой. – Давай начистоту. Ты выбрала прокурора с фиксированной ставкой, государственными привилегиями и нормированным рабочим днем, прокурора, у которого было время на жену и прочие радости гражданской жизни, а не рэмбо федерального разлива, готового при необходимости голыми руками затушить военный конфликт. Возможно, Джессика была права. Возможно, ошибалась. Хейли решила вернуться к этим размышлениям позже. Когда-нибудь, в неопределенном завтра, когда происходящее перестанет провоцировать у нее одышку. За два дня до наступления нового года, Хейли и Джек вернулись домой. Хейли посчитала, что они справятся. И они справлялись. Большую часть времени Хейли проводила на первом этаже. Соседи оказались так добры, что привезли и установили для нее настоящую, пахучую ель. Пока Джек спал в дневные часы, Хейли забралась в гараж и отыскала ящики с новогодней мишурой и игрушками. Машина Аарона по прежнему-то оставалась там, накрытая брезентом. Сделка с перекупщиком из Нью-Йорка сорвалась в последний момент, а больше никто на габаритный, илисто-зеленый додж авенгер две тысячи седьмого года и не позарился. Нарекания по ходовой части. Если бы она знала, что все это значит! Большой пробег. Нестандартный цвет кузова. Многое вело к удешевлению, и в какой-то момент Хейли стало казаться, что эта громадина никуда отсюда не денется. Хейли считала авто откровенно уродливым, ей всегда приходилось подтягиваться, чтобы забраться в салон. Аарон же был от него без ума. Дэвид Росси не упустил возможности подшутить над этим. Его стараниями на заднем бампере появилась наклейка, что-то вроде: «Осторожно, за рулем истинный патриот!» Аарон шутки не оценил, но и от наклейки не избавился. Хейли считала, что скорее из уважения к многолетней дружбе, чем из лености. Теперь предстояло полистать интернет, чтобы узнать, как ее соскоблить. Хейли потратила почти целый день накануне большого праздника, чтобы навести образцовый порядок в нижних комнатах. В духовке поднимался мясной пирог. Небольшая колонка, примостившаяся рядом с выключенным телевизором, проигрывала одну за другой любимые мелодии. Джек возился с игрушками на разложенном диване в гостиной. Хейли, усевшись с ногами в глубоком кресле, раскладывала накопившиеся за время ее отсутствия счета, когда в дверь неожиданно позвонили. – Кто? – громко спросила она для перестраховки. Через дверной глазок Хейли увидела широкоплечего мужчину в форме с коробкой наперевес. В его образе не было ничего пугающего, но и безоговорочного доверия он не вызывал. – Курьерская доставка для миссис Хотчнер. Меня зовут Майкл, я работаю на Falcon, мэм. – Кто отправитель? – спросила она снова, открывая дверь настолько, насколько позволяла цепочка. Молодой мужчина тут же обратился к сопровождающим бумагам, подошел ближе, так как внешнего света было недостаточно, и прочел: – Мисс Пенелопа Гарсия. Из Куантико. Знаете такую? Хейли пустила курьера на порог, чтобы расписаться за получение посылки. Конечно, она знала мисс Пенелопу Гарсию. Технический аналитик, коллега Аарона. – Спасибо. – С наступающим новым годом, мэм! – Майкл одарил ее широкой, добродушной улыбкой и поспешил назад, к припаркованному против всех правил седану. Минута, а его и след простыл. – И вас с наступающим новым годом, Майкл. Коробка оказалась довольно тяжелой. Хейли отнесла ее в гостиную, затем поспешила на кухню, чтобы вытащить пирог, пока он не превратился в обугленную головешку. Вооружившись канцелярским ножом, она осторожно вспорола двойной слой клейкой ленты, а заглянув внутрь коробки, несдержанно ахнула. – Джек! Малыш, только посмотри на это, тебе прислали целую кучу замечательных подарков! Подарки и в самом деле были замечательные. Очаровательный, с набивкой из синтипона, музыкальный еж, который мог петь, рассказывать стихи и шевелить своими крохотными лапками. Так называемый бизи-борд со множеством занимательных деталей – от миниатюрных ящичков кухонного комода до дверной щеколды и выключателя. Две яркие книжки с тактильными элементами, и настоящее чудо – пластиковый, ярко желтый микрофон с ушками и лапками, как у зайца. На лапках – согласно инструкции – у него имелись сенсорные панели, а внутри был встроен настоящий мини-компьютер. При соприкосновении с окружающими предметами заяц четко называл цвета, а используя его с прилагающейся в комплекте азбукой, можно было начать учить первые в жизни буквы и цифры. Не осталась в стороне и сама Хейли. Подарок был не подписан, но она и так знала, что только мисс Гарсия могла отнестись к ней с такой теплотой и заботой после всего, что им пришлось вынести. Самодельный браслет отлично смотрелся на ее тонком запястье. Это было настоящее произведение искусства из бисера и отрезков кожезаменителя. На самом дне обнаружилась поздравительная открытка. К печатному тексту ничего не добавили, но члены команды оставили свои росписи. Не хватало двух. Дэвид Росси, похоже, все еще отсутствовал в отделе. Доктор Спенсер Рид же не посчитал нужным участвовать в этом широком акте поддержки. Хейли коснулась своей щеки, почувствовав фантомную боль от удара. Она все еще прекрасно помнила те минуты на Уэст Лоун. – Он любил тебя. – Я тоже его любила, Рид. _______ * В штате Алабама на самом деле существует закон, запрещающий носить мороженое в заднем кармане брюк. Этим трюком пользовались конокрады в прошлом веке.