Гмар Тиккун. За поворотом

– Или, иными словами, поступить с ним как другие? – этот тон, не терпящий возражений, неожиданно устыдил Кертиса, словно отвесил пощечину. Он отвернулся и не мог видеть, как Спенсер поджал губы, обдумывая следующую фразу. Как его блестящий от подступающих слез взгляд наполнился вызовом, решительностью и скорбью. Он отчаянно искал поддержки. – Это повисло в воздухе, не успел гроб опуститься на дно могилы, – прозвучало посреди тишины. – Все думали о безумии. Какими громкими бы получились заголовки, дай Расселу Уотфорду разрешение вести внутреннее расследование открыто: «Старший агент ФБР пал жертвой феномена, с которым так усердно и показательно боролся!» Хорошо, что у него хватило духу только на то, чтобы разворошить корзину с грязным бельем. Я не вправе опровергать очевидное, мистер Джонс. Кертис. Аарон погиб по собственному недосмотру, и его смерть, ее характер, выходит за грань моего понимания, но я хочу верить, и я почти верю, что этому есть объяснение. Этому что-то предшествовало. Что-то, совратившее его с правильного пути. Что-то, спутавшее все его карты. Что-то, что он впустил, будучи подростком. Оно каким-то образом связано с Северной Ирландией, с какой-то крепостью, озером и серебряным украшением. С песочными часами. – Кертис вопросительно вскинул брови, но не посмел вмешаться. – С Каббалой. Он писал об этом в своем дневнике, не в силах удержать в голове всех подробностей и не в силах доверить это кому-либо из живых. Он просил это сжечь, потратил последние силы, но Дэвид все равно сунул нос, потому что искушение – худший из пороков. И за мной, как понимаешь, не заржавело. Я хочу верить, ибо мне неизвестен человек, который, как бы там ни было, крепче Аарона Хотчнера был бы привязан к Реальности. Я хочу верить, потому что в безумца, однажды сказавшего, что мы способны воспарить, как птицы небесные, тоже однажды кто-то поверил. В воцарившейся тишине они оба могли слышать, как гудит изношенная вентиляция. – Знаем ли мы тех, кого любим, и любим ли мы тех, кого знаем? – задумчиво спросил Кертис, не надеясь на ответ. – Те четыре сфирот, которые ты назвал, они все относятся к Аарону? – Да. Их упомянула одна старуха, приглашенная родственниками пострадавших. «Особый специалист». Ныне покойная Глория Саммерс, самонареченная ученица Виттих и, смею предположить, адепт вашего ордена, как и мать субъекта, и, очевидно, сам субъект, по делу которого мы прибыли в Лоуренс два месяца назад. Она также назвала его Очевидцем. – О параде упоминается в Библии Сатаны, – кивнул Кертис. – Одна из главнейших печатей. – Точно, – то, как переменилось лицо Кертиса не могло остаться незамеченным. Спенсер прокрутил их диалог в памяти, выискивая момент, который мог бы спровоцировать подобную реакцию и, отыскав самое слабое место, спросил. – Что не так со сфирот? Мне показалось, или тебя озадачило их... количество? – Я привык считать, что любая человеческая душа не способна нести на себе печать ответственности более, чем двух, в крайнем случае, трех сфирот, так как каждая из них подразумевает под собой целый перечень правил, которому нельзя не соответствовать. Это что-то вроде награды за боевые заслуги или знаков особого отличия – эти сфирот – но одним лишь позором в случае неповиновения не отделаешься. Было в этих словах что-то логичное, что-то в такой степени реальное, что приклеило к губам Спенсера неуверенную улыбку. Аарон всегда брал на себя много. С детства. Он не привык двигаться без гнета. Возможно, какая-то часть его подсознания предвидела, что за «честь мундира» предстоит побороться и после смерти. Кертис продолжал молчать, и Спенсер продолжил, просто потому что чувствовал необходимость. – Я заподозрил неладное, когда стало понятно, что Аарон чувствует скрытый смысл. Он на эмоциях дал четкую трактовку Звезды Давида, как центрального каббалического символа. Он иначе смотрел на профиль Мэттью Кэллахана, уверовавшего, что придет день и перерождение станет такой же обыденностью, как поход в супермаркет. Он думал в одном с субъектом направлении, так как их беспокойство имело общую корневую систему. Его цепляла загадка реинкарнации, и это, следуя по пятам моих прежних заключении о потере небезразличного ему человека, был интерес личного характера. Он потерял человека, который был ему небезразличен. Загадочные обстоятельства исчезновения этого мальчика стали для Аарона «особенной темой», личным, нераскрытым делом, и он так и не оставил попыток во всем разобраться. – Ты, кажется, упоминал о песочных часах? – сухо спросил Кертис. То, с чем его угораздило столкнуться, могло стать сенсацией. И большой проблемой. Или большой кучей больших проблем. – Боюсь, существует плоскость, в которой умозрительная Каббала в толковании последователей жеромской школы и данный сакральный символ пересекаются с учением Ордена Хранителей. В какой-то момент Спенсер посмотрел на Кертиса так, словно понятия не имел, откуда тот взялся в его номере. Ассоциация, родившаяся из ощущения оказалась настолько пугающей, что Спенсер покрылся гусиной кожей с головы до ног. Ему вдруг показалось, что он неопределенное время двигался по абсолютно темному и абсолютно узкому коридору, ведомый ожесточенно спорящими между собой голосами. И вот, когда он наконец добрался до места и щелкнул выключателем, чтобы увидеть их обладателей, комната оказалась совершенно пуста, а голоса смолкли. – Кто ты, черт побери, такой? Слишком громкий стук в дверь и наигранно-бодрый тон батлера, наверняка доставившего заказанный около получаса назад ленч, заставили Спенсера испуганно вздрогнуть. Он незамедлительно вспомнил о вещах в его съемной квартире в Лас-Вегасе, что самопроизвольно меняли свое положение, пока он беспомощно наблюдал за ними через зеркало, о визге автомобильных шин по асфальту, что заставлял его бросаться к окну до тех пор, пока он не пришел к выводу, что не увидит ничего напоминающего несчастный случай; о Мэттью Кэллахане, конечно же, что перешагнул черту сновидений и предстал перед ним в полицейском участке этим вечером. Его лоб покрылся испариной, а левая рука инстинктивно потянулась к отсутствующей набедренной кобуре. – Обслуживание номеров! Кертис проследил за движениями Спенсера и почувствовал онемение в районе затылка. Он перегнул палку, он совершенно забыл о феномене отката, когда ничего не решающий здравый смысл внезапно заявляет о своих правах. – Мы стартовали слишком резко, Спенсер, – сказал Кертис спокойно. Он не двигался с места, чтобы не спровоцировать инстинкт самозащиты. Просто смотрел. – Это моя вина, и я глубоко сожалею. Предлагаю сделать несколько шагов назад. Назад, ладно? Снова стук в дверь, а спустя десять секунд или около того голос. – Обслуживание номеров! – Не обращай на него внимания. Он скоро уйдет. – Зачем ты, нахрен, приехал в Ричмонд? Как ты вообще можешь мне помочь?! Зачем ты подкармливаешь мои фантазии? Какая тебе с этого выгода? У Аарона был сталкер… просто, сталкер. Знаешь, мне с самого начала стоило поднять все его старые дела, а не лезть в эту гребаную фантасмагорию, – Спенсер промассировал слезящиеся глаза, растер и без того красную, раздраженную кожу лица. – Бостонский потрошитель… – все последующие варианты уже не срывались с его языка, но постепенно забивали мыслепространство, делая его взгляд безумным и отстраненным одновременно. Кертис испытал отвращение, наблюдая за беззвучно шепчущими губами доктора Спенсера Рида. – Мое имя Кертис Джонс. По паспорту, но при рождении мне была дана фамилия Фаррел. Я родом из Ривертона, штат Небраска. У меня есть сестра-близнец Кэтти. Сейчас она замужем, и ее жизнь в Омахе преисполнена обычного человеческого счастья. Она почти не вспоминает о прошлом, но когда оно все-таки ее настигает, она звонит мне и спрашивает, действительно ли мы сделали то, что сделали. И я отвечаю ей, что да, малышка, мы убили ту несносную девчонку. В Ричмонд я приехал, чтобы застать финал истории, что завязалась в марте девяносто девятого. Я приехал, чтобы говорить от лица арестованных мальчиков, потому что был уверен: никто не поверит в существование загадочной Миссис V, сошедшей прямиком со страниц романа «она написала убийство». – Что? Ты еще и убийца? – Мистер Рид, я оставлю тележку в коридоре, у самой вашей двери, – прокричал батлер, и Спенсер беспричинно подумал, что тот буквально касался губами поверхности двери, – но имейте ввиду, что еда быстро остывает. Он действительно ушел, даже не попытавшись проникнуть внутрь, чтобы узнать, все ли в порядке. Ничего не было в порядке, но его, Спенсера, оставили один на один с человеком, когда-то опустившимся до убийства себе подобного. Бывают ли бывшие убийцы? Бегло осмотревшись, Спенсер оценил свои шансы на самозащиту. Телефон, почти разряженный и слишком древний для голосового набора, в сумке в более, чем двух, метрах от него. Не дотянуться. Рассчитывать на собственные мускулы Спенсеру не приходилось, а значит, единственным оружием во всем гостиничном номере был его канцелярский нож для заточки карандашей. Нож, затерянный где-то среди бумаг на рабочем столе. Был, на самом деле еще и штопор в минибаре, но о нем Спенсер не вспомнил. – Тебе лучше уйти, – сказал Спенсер тихо. Он следил за Кертисом ровно с той же внимательностью, с которой Кертис следил за ним самим. В горле у него пересохло, а где-то за желудком перекатывался осклизлый холодный комочек ужаса. Он сам притащил этого человека сюда. Он выболтал ему о всех своих проблемах, не прошло и гребаного часа, как они познакомились… Если сверхъестественная дрянь и существует, то нечто, сродни ей, глядит на него глазами Кертиса Джонса, урожденного Фаррела, из Небраски. – Мне очень жаль, но я, кажется, зря тебя побеспокоил, раздув из мухи слона. – Черт, – вздохнул Кертис, – я никогда не умел преподносить информацию. Не языком, во всяком случае. Текстом как-то проще, – поерзав на стуле, он потянулся в задний карман брюк, на что Спенсер дал мгновенную реакцию. – Держи руки так, чтобы я их видел. – Спокойно, агент. Это просто бумажник. Бумажник, вот. Сорок баксов, пара фотокарточек, пин-код от кредитки. Все, как у обычных людей. Я хочу, чтобы ты взял мою визитку. На всякий случай, – под пристальным, немигающим взглядом Кертис вытащил блеклый бумажный прямоугольник и положил его на журнальный столик. – Знаю, о чем ты теперь думаешь, но все поддается объяснению, если не от лица морали, так от лица логики. Я не так ужасен, каким ты меня увидел через призму своего опыта, Спенсер, и я действительно хочу и могу тебе помочь. Это моя работа, скажем так, – выдержав паузу, Кертис встал, затолкал бумажник обратно в карман, оправил одежду, взглянул на часы. – У Аарона был сталкер, в этом ты прав, но человеком он не был однозначно. Твой друг пошел по хлебным крошкам, и это существо его заметило. Почему оно все еще не заметило тебя, я не знаю, но навряд ли это станет продолжаться долго. Тебе нужна защита. И я могу ее дать. Подумай об этом, но прежде отдохни. Когда ты в последний раз нормально спал? Ел? Спенсер воздержался от ответа. – Отстранение дарит тебе удивительную возможность задержаться в Ричмонде, скажем, до завтра. Я останусь тоже. Но не в этой гостинице. Сделаю пару звонков, наведу справки по твоему делу, и, если ты сочтешь необходимым идти дальше, если ты сочтешь безопасным сделать это под моим наблюдением, то позвони мне. Ты больше не один в этом дерьме. Мы разберемся. Как только дверь номера захлопнулась за Кертисом Джонсом, Спенсер отбросил книгу и, грязно выругавшись, на нетвердых ногах отправился в уборную. Сполоснув лицо и руки до локтей холодной водой, он на ощупь нашел полотенце. Промокнув махрой щеки и подбородок, бросил мимолетный взгляд в зеркало. Слабо понимая, что делает, Спенсер намотал полотенце на кулак и со всей силы ударил по отражающей поверхности. Осколки со звоном посыпались в раковину, под все еще бегущую воду, и на пол. Поморщившись, Спенсер избавился от полотенца, завернул кран и вышел в прихожую. С частично мокрых волос все еще капала вода. Заложив ладони за шею, он остервенело потер кожу, а затем переплел пальцы между собой. Подумай об этом, но прежде, отдохни. Когда ты в последний раз нормально спал? Ел? – Подумать о чем? – беззвучно спросил он у полумрака. Отказавшись от идеи сообщить об инциденте хотя бы Дженнифер Джеро, Спенсер выглянул в гостиничный коридор. Осмотрелся, а затем закатил тележку с поздним ленчем в номер. В одном Кертис был однозначно прав. Ему нужно, просто необходимо отдохнуть. Покончив с едой и проверив все замки, Спенсер, раздевшись до трусов, забрался в постель. Однако прежде, чем позволить себе забыться сном, он написал короткое электронное письмо в Куантико. Просьба к Гарсии была проста: не задавая никаких вопросов, выяснить все, что только возможно о человеке по имени Кертис Джонс, урожденном Фаррел, из Небраски. Пускай и задним числом, но он обязан знать все о человеке, с которым собирается связаться. Уже связался. «Последнее время ты довольно часто просишь меня сделать что-то, не задавая лишних вопросов. Я могу узнать, что происходит? И я сейчас имею ввиду не только твои странные просьбы, Спенсер». «Позже ты обязательно обо всем узнаешь. Пожалуйста, помоги». *** Команда отбыла в Вашингтон вечером, около восьми. Утром следующего дня Рассел Уотфорд сообщил Эрин Штраус, что доктор Спенсер Рид ослушался приказа и не явился в Куантико после отстранения. Следом, согласно внутреннему протоколу Бюро, Найджел Иннс был поставлен в известность. Процесс был запущен. Эрин не посчитала нужным делиться с командой результатами первой допросной сессии в отношении Венди Гарднер и Джордана Брауна, полученными от Сэмюэля Фроста. Венди охотно отвечала на вопросы следователя и отказалась от адвоката. – «Это очень странно», – написал Сэмюэль, – «она согласилась рассказать обо всех своих делах. Боюсь нам потребуется много пленки и, пожалуй, валерьяны. Посмотри». – Я ожила в тот день, когда Холли убили, – Венди говорила без пояснений, посчитала, вероятно, излишеством. – Эванса перевели в другую камеру и ей укоротили язык. В прямом смысле. Я обо всем знала, но не сделала ничего, чтобы это предотвратить. Во мне зрела ненависть. Ко всем, кто считает, что обрел власть, если стал половозрелым, научился совать или раздвигать ноги и плодить новые жизни, не заботясь о том, кто будет нести ответственность. Со временем я нашла свою дорогу и, собственно, практическое применение своей злобе. Я обрела свободу. В свое время с этим помогали анкеты. Речь идет о хорошо известных всем опросниках для одноклассников, если что. Мне было почти семнадцать, когда меня вернули обществу. Выпускной год удался на славу, а затем я ушла в массы, как вирус. На смену бумажкам пришел интернет, и дело пошло как по маслу, – Венди, с позволения, закурила. Сделала глубокую затяжку и с наслаждением откинулась на спинку железного стула. В допросной комнате, помимо старшего следователя, находилась еще пара человек с автоматами на изготовку. – Вы не представляете, сколько в нашей Стране Надежд покинутых детских судеб! Сломанных детских судеб. Сломанных системой. – Поясните, – сухо сказал безымянный следователь, делая записи в блокноте. – Сломанных садистами-родителями. Их некому было защитить. Кто поверит ребенку? Его избивают? Насилуют? Что вы, это всего лишь детская, бурная фантазия, ересь, порожденная недрами сети. Это кинематограф. Это компьютерные игры, книги, параллельные, мать их… вселенные, полные кровожадных монстров. Но никак не ближайшее окружение, – выдержав паузу, Венди продолжила с не меньшей горячностью. – Кто поверит во внутрисемейные конфликты, когда она, то есть, семья – та самая, с журнальной обложки? Кто остановит руку с тлеющим окурком, тянущуюся к животу? Кто оттащит пьяного, как свинья, главу семейства, закрывающего рот и стягивающего трусы? Их тысячи, и кто-то должен был им помочь и словом, и делом. Кто-то другой, раз уж вы со всей вашей братией в этом не преуспели. – Патрисии вы тоже помогли? – Она не любит, когда ее так называют. Триш. Только Триш. – Отвечайте на вопрос, миссис... мисс Гарднер. – Она мой единственный ребенок, помогать ей – мой долг. Но, естественно, никаких результатов мы бы не увидели, не будь она послушной девочкой. Не хочет помощи тот, кто не слушает советов. Венди ничего не сказала о чувствах, которые испытывает в результате разлуки с приемной дочерью, но следователь верно истолковал перемену в ее голосе. Это ее удивило. Задело. Венди вдруг стала мрачнее тучи. – Патрисия в безопасности. Думать о ней стоило прежде. Венди покончила с сигаретой и затушила ее о металлическую столешницу. – Вы пытаетесь выбить из меня сожаление, не так ли? Но как испытать то, чего нет? Даже если бы меня прямо сейчас отправили на двадцать лет назад, я сделала бы все ровно также, за исключением, разве что этого щенка Брауна. Вы умный человек, и вас окружают десятки других не менее умных людей. Возможно, однажды вы поймете, что я все сделала правильно. – Если я пойму, что вы все сделали правильно, мисс Гарднер, я вышибу себе мозги, и вот это уже будет правильно. Венди захохотала от его слов, и следователь решил, что необходимо взять перерыв. Запись прервалась. Эрин опустила крышку ноутбука, сняла очки и, как следует, промассировала глаза. Ее тошнило. А вчерашние боли, вероятно, оказались ложными. Тихий стук по дверному откосу заставил ее вздрогнуть всем телом. В проеме стоял Рассел. – Доктор Спенсер Рид прибудет сегодня вечером. Некоторые личные дела задержали его в Ричмонде. С его слов. Иннсу нужны подробности. Всего. Дело «Не Оставляющего Следа» должно было воскресить ОАП, а не… – Помолчи, пожалуйста, – вспыхнула Эрин. – Вы все хотите услышать, что я ошиблась? Ладно. Я о-ши-блась. Думала, что смогу собрать этого шалтая-болтая и заставить работать исправно, но не смогла. Не оперативный я работник, не для меня полевые испытания, Рассел! Доволен? Записал? А теперь оставь меня в покое. Закрыв за собой двери, Рассел прислонился к створке спиной, вперив немигающий взгляд в женщину. – Не смогу. Только не теперь.