Гмар Тиккун. За поворотом

{ Было еще тепло. Сентябрь медленно – непозволительно медленно, спроси любого – клонился к закату, но оставалось еще порядочно времени до тех пор, когда дни превратятся в бесконечную серость и Дублин задрожит, как осиновый лист, под настойчивыми атлантическими ветрами. Аарон опаздывал на занятие по физической культуре, перенесенное из спортивного зала на оборудованную площадку, расположенную между двумя П-образными корпусами старшей школы имени Уильяма Томпсона*: полностью оправдывающее себя посвящение. Разумеется, только со слов Имана Бэйтса – директора – которому и принадлежала эта восхитительная идея. Подопечные, или «питомцы», как сам Иман называл учеников, ежегодно занимали почетные места на районных и окружных технических выставках, фигурировали в телерепортажах, становились участниками телешоу, что и привлекало хорошие инвестиции. Благодаря этим финансовым вливаниям негосударственного порядка в школе появился собственный компьютерный класс, кинотеатр, что вывело систему преподавания на новый, интерактивный уровень. Обновилась библиотека. Но денег почему-то не хватило на элементарное. Посуда в столовой оставалась со сколами, дверные петли скрипели, как и сцена актового зала, а замки шкафчиков в раздевалках продолжали барахлить или «откусывать» рельефную ножку алюминиевых ключей. С ключами Аарона это случалось непозволительно часто. Случилось и в тот день. Джеймс прогулялся по залитым светом коридорам, заглянул в учебные классы, вдыхая запахи хлорки, мела, пыли и старой бумаги. Понаблюдал за беззаботными детьми, упиваясь их безгрешностью, почти чувствуя на кончиках пальцев нежность их чистой кожи. Он увидел так детально – словно все находилось перед ним – посуду школьной столовой, поддел ногтем трещину в кружке и загнал кусочек стекла под ногтевую пластину. Джеймс был уверен, Аарон однажды поступил именно так. Бессознательное действие. Мелочь, которой не место среди воспоминаний. Он почувствовал досаду, вытащив пальцами юного Хотчнера из замочной скважины лишь половину ключа. Беспомощно оглянулся по сторонам. Раздевалка была пуста. Все вышли на поле. Урок шел. Он опаздывал. А технического служащего, ожидаемо, не оказалось в подсобке, которую он величал своим кабинетом. *** Это доставляло удовольствие. Джеймс улыбался, сидя на пояснице Аарона, который прибывал в своего рода трансе. Джеймс держал раскрытые ладони поверх ушей Аарона, массировал пальцами кожу сквозь волосы и перелистывал большую книгу памяти в поисках чего-то особенного. В какой-то момент он нагибался пониже, и тогда казалось, что он хочет сообщить товарищу некоторую сверхсекретную информацию. Аарон морщился и стонал, но не приходил в сознание. Джеймс не предполагал – он знал наверняка – Аарону казалось, что в его мозгах роются могильные черви. Отчасти, так оно и было. Джеймс продолжал. Берта ждала. Кварцевая шкатулка искрилась в ее руках. *** Аарон выскочил на площадку, когда десятиминутная разминка уже закончилась и началось деление на команды для игры в баскетбол. Для пущей эффективности тренером было принято решение совмещать уроки двух параллельных классов и менять игроков местами, чтобы те перестали видеть в сопернике кого-либо, кроме соперника. Аарон никак не метил в школьную сборную, так что был вполне себе рад назначением в команду запасных. Это означало отрабатывать броски в корзину, ведение мяча или элементы защиты в паре с таким же «запасным», пока остальные в поте лица готовятся к соревнованиям. Кайл попал в команду. Ему нравился баскетбол, как и все подвижные игры, но в тот четверг дела шли неважно. С самого утра его тошнило и половину урока биологии Монтгомери провел в уборной, а на занятии по литературе и вовсе вышел неприятный казус. Учитель передал Кайлу стопку книг для домашнего чтения – обязательная каторга для всех питомцев – попросил раздать одноклассникам, но книги необъяснимым образом посыпались на пол, словно просочились сквозь худощавые пальцы. Сложилось впечатление, что Кайл подставил ладони значительно позже, чем учитель выпустил книги из рук. Неочевидное нарушение моторики списали на невнимательность. Кайл отделался выговором учителя, едва не лишившегося большого пальца на правой ноге, и был осмеян. Кайл выглядел вяло, но сносно, и Аарон сосредоточился на собственном задании. Посмотрел сначала на мяч, затем на кольцо. Партнера у него не оказалось. Несколько ребят, в том числе и Шон, отпросились по нужде и курили за душевыми кабинками, что тянулись за пределами штрафной линии в западной части спортивной площадки. Времени было предостаточно. Тренер не обратит на недобор среди запасных внимания, пока на поле идет ожесточенная борьба за призрачную победу. Аарон обвел двух или трех воображаемых противников, поравнялся с кольцом, развернулся, избегая пробежки, подпрыгнул. Бросил. Мяч наткнулся на обод кольца и спружинил в сторону. Его поймал Кристофер Болдер, долговязый, но щуплый. Такой склад фигуры давал ему ощутимую фору в бизнесе. Кристофер играл в опасные игры, подрядившись в мальчишки на побегушках. Во внеурочные часы он пропадал на задворках местного молодежного клуба, где якшался со всякими плохими парнями, распивал алкоголь и получал товар. Порошок в пластиковых пакетах, в какие – как знал Аарон по криминальным сериалам – раскладывают улики на местах преступлений. То, что время от времени оказывалось в скрытых карманах на молнии в рюкзаке Кристофера, звалось «закладкой». Он оставлял эти закладки в нужном месте после их оплаты и тут же должен был валить, чтобы не спугнуть клиента и не привлечь внимания. А там, где был Кристофер, всегда был и Брюс Эдвардс по прозвищу «молчун». Отсутствие коммуникативных навыков с лихвой компенсировалось физической силой, которую он применял по приказу Болдера. Исключительно в ситуациях, где только кулаки имели право голоса. Кристофер прижал баскетбольный мяч ногой к асфальту, перенес на него вес своего тщедушного тела, словно хотел лопнуть его, как новогоднюю хлопушку с конфетти. Аарон подумал, что было бы замечательно, если бы Кристофер потерял равновесие и растянулся на асфальте рядом. Болдер числился в списке серьезных проблем Кайла Монтгомери. — Привет, Хо-отчнер, – Кристофер метнул недобрый взгляд в сторону площадки. Его обветренные губы растянулись в гнилой улыбке. – Не беспокойся, все с твоим мальчиком будет хорошо. По крайней мере, сегодня. Болдер поднял мяч и, что есть силы, бросил его Аарону. Аарон недооценил бросок, и мяч больно ударил его в живот. Воздух вырвался из его легких со свистом. Он даже ссутулился, едва сохраняя вертикальное положение. — Кайл не мой мальчик, – морщась, ответил Аарон. В зоне видимости появился Шон, и Аарон понял, откуда у этой истории растут ноги. К боли в мышцах примешалось чувство желчи на языке. — Почему-то я тебе не верю, – Кристофер подошел ближе, протянул руку, подцепил пальцами свободно болтающийся поверх футболки Аарона кулон. Изучил вещь со всех сторон, – ну, и при каких обстоятельствах был вручен сей подарок? – Кристофер ухмылялся. Его глаза опасно сияли. Он кипел. Аарон старался держаться прямо. Затаил дыхание. Вздрогнул, когда электрический вихрь прошелся вдоль его позвоночника. На удачу гусиную кожу, которой покрылись его руки, можно было списать на ветер. – Если я открою его прямо сейчас, не найду ли я внутри трогательной гравировки, вроде «спасибо за прекрасную ночь»? Первой мыслью Аарона было: «ну попробуй, ублюдок». Молчун нарушил обет молчания и прыснул от смеха. Шон выбрал удобную точку для наблюдения. Слишком далеко, чтобы стать соучастником зарождающегося конфликта, но достаточно близко, чтобы услышать каждое слово. Он стоял и широко улыбался, растолкав руки по вместительным карманам спортивных брюк. Аарон сделал резкий выпад вперед, отшвырнул мяч в сторону и тот, прыгая по асфальту, выкатился за пределы поля, где и осел в лужу. Он толкнул Болдера в грудь, и тот действительно оказался близок к тому, чтобы растянуться на асфальте; споткнулся о вздыбленный камень, но в последний момент все-таки удержал равновесие, замахав руками, как крыльями. Молчун Эдвардс вмешался. Схватил Аарона за руки, завел их за спину, дернул так, что затрещали плечевые суставы. Кристофер обернулся. Тренер приближался к ним решительным шагом, а значит, им стоило поторопиться. Он быстро зашептал, наклоняясь ближе к Аарону, и с его губ слетали мелкие и вязкие капельки белесой слюны. — Это не в моем стиле, Хотчнер, раздавать советы таким грязным собакам, как ты. И все же ты подумай. Ты это умеешь. Зачем тебе лишние проблемы? *** — Что же, пожалуй, за это дадут больше, – сказал растекающийся в искаженном пространстве голос. Его с достаточно грубой силой похлопали по щекам, – давай, возвращайся. Вот так! Джеймс встал с постели, оставляя его лежать распластанным на животе, с разведенными в стороны руками. Аарон простонал, вжимая красное и влажное лицо в мягкую подушку. Ушные проходы жгло огнем. Голова, по ощущениям, походила на порванный барабан. Это определенно случалось раньше, Аарон помнил боль, помнил эту женщину – или думал, что помнил – со светлыми вьющимися волосами, которая раз за разом оказывалась здесь с белой шкатулкой в руках, но не помнил ничего другого, что могло бы рассказать о сути процесса, погружавшего его в транс, точно в воду. Джеймс осторожно вложил в шкатулку некий продолговатый предмет, светившийся изнутри и со щелчком, похожим на спуск затвора предохранителя, опустил крышку. — Пожалуй, я сам этим займусь, Берта. Извини, что доставил тебе неудобства. Молодая, очаровательная женщина, Аарон только теперь мог оценить ее ладную фигуру, испуганно и мелко закивала, никак не реагируя на почти невесомые касания пальцев Джеймса ее впалой щеки. Она бросила на Аарона короткий, полный бурлящего ужаса взгляд и поспешила покинуть комнату. Джеймс развернулся на каблуках своих до блеска начищенных туфель. Аарон ни разу ни видел его в одном и том же костюме дважды. Сегодня на нем был безупречный дуэт белого и красного. — Что все это значит? Что в этих чертовых шкатулках? Что ты со мной делаешь? — Твои вопросы когда-нибудь иссякнут? – отозвался Джеймс раздраженно. – Неужели Виктор не справляется со своими прямыми обязанностями, и я должен немедля доложить об этом Ортусу? – он издевался, в этом не могло быть сомнений. Аарон находился здесь достаточно, чтобы сообразить: фигура Джеймса, или Азазеля, куда более массивна и многогранна, Ортус на его фоне казался незамысловатой марионеткой, призванной исполнить свое предназначение в игре, масштабов которой не мог осмыслить. Джеймс – существо древнее, «древняя тварь» – Аарон почти помнил имя человека, которому принадлежало это высказывание – вынужденное адаптироваться и выживать, но его боятся. Не сложно догадаться о причинах. Азазель, чтобы не произошло с ним в прошлом, быстро регенерировал, и вскоре его превосходство могло стать абсолютным. Аарон не хотел, чтобы Виктор, с которым он чувствовал себя спокойнее, пострадал от неосторожного слова. — В этом нет необходимости, – сказал Аарон четко, не отводя взгляда от ухмыляющегося лица. — Вот и порешили. Как у вас говорится? Ничего личного – просто бизнес. Виктор! – воскликнул Джеймс, обращаясь к двери, и Виктор буквально подпрыгнул на месте, не ожидая такой подлянки, – мы как раз о тебе говорили, – Джеймс понизил тон, обнимая Виктора за плечи, и склонился к нему, заговорил выразительно, не спуская глаз с Аарона, – одна чудесная пташка напела мне, что ты игнорируешь указания Ортуса, опуская некоторые факты в процессе работы со своим подопечным. Я заполнил ее луженую глотку расплавленным свинцом и смотрел, как она умирает в муках, потому как никак не могу в это поверить! – Джеймс поцеловал Виктора в макушку, погладил по светлым волосам и мягко подтолкнул вперед, – не теряй хватку, ты отлично справляешься. — Извини, – четко, но тихо сказал Аарон. Жжение в ушах уже почти улеглось. Оставалась только тянущая боль в мышцах спины, в основном, в районе поясницы. Что этот гад со мной делает? Виктор удостоверился, что Джеймс ушел, и перевел дыхание. — Ты понятия не имеешь, на что он способен. — Может, ты мне расскажешь? Мы славно беседовали о нелегких судьбах друг друга, но они теперь не имеют никакого значения. С практической точки зрения, – добавил Аарон поспешно, замечая, как подсобрался Виктор, готовый к словесному отражению атаки. Виктор трепетно относился к своей памяти, которая была его отрадой и наказанием. В его мыслепространстве все еще жили покинутые им родственники и образы родного, любимого городка, затерявшегося где-то во Франции, в эпохе Средневековья. Аарон знал, что отец Виктора – Франсуа – был рыбаком, и именно он, одним из первых, принес в город заразу, пришедшую на сирийском судне «Гран-Сен-Антуан» и ставшую после известной, как марсельская чума. Знал и о матери, ежедневно драившей полы местной церкви за жалкие подношения, чтобы иметь возможность купить им с сестрой новые башмаки. Виктор так подробно описал Аарону те самые башмаки, что ему показалось, словно он сам выхаживал в них по мощеным скользким булыжником улочкам по пути к старой школе и день за днем смывал кровь с новых мозолей на пятках и пальцах. Однако чаще всего Виктор говорил о сестре. Настолько часто, что Аарон начал бы видеть ее во снах, если бы все еще был способен видеть сны. Обессилив же от бесконечного погружения в эти глубокие, холодные воды, Виктор выныривал и заговаривал о другом: о безмерной ценности этих обрывочных сведений, и предупреждал, что их можно быстро лишиться, но никогда не заговаривал о том, каким образом это происходит. Аарон чувствовал какую-то связь между самим собой, продолговатыми светящимися предметами, белыми шкатулками и… бизнесом, учрежденным Джеймсом. — Ладно, но прежде ты должен понять, чем здесь на самом деле занимаются те, кто не возвращен в Спираль, – Виктор чувствовал какой-то подвох. Слова Джеймса разворошили улей старых подозрений, и потревоженные пчелы жалили. Факты вроде этих, могли иметь отношение к оговоренным Ортусом спорным ситуациям, и проще пареной репы догадаться, что будет, прознай об этом сам Ортус. Но зачем нагнетать ситуацию? Зачем провоцировать возможный конфликт интересов? Виктор провел здесь многие десятилетия, и союз этих двоих считался абсолютной константой, но что в конечном итоге способно существовать целую вечность? Спокойные дни Зазеркалья подходили к концу: слишком много разгулялось в округе слухов, слишком серьезные плелись заговоры; нешуточная борьба разгорелась за его доверие, потому что в вопросе разделения власти каждая душонка будет на особом счету. Угрозы, подстрекательство, обещания – и это далеко не полный список. Успеть бы найти безопасную нишу, когда вострубят. Что-то подсказывало Виктору, что в надвигающейся буре, стоит держаться именно незнакомой гавани. И этой намеренно разрушаемой без ее ведома гаванью, до недавно разрушаемой и с его помощью, был его подопечный. Виктор забрался на подоконник и свесил ноги. Аарон устроился рядом на стуле и ждал. — Все помеченные души делятся на касты. Высшую, низшую и универсальную. К высшей относятся души вроде меня. Проводники, помощники, приближенные к Ортусу посыльные, выполняющие определенные задания. К низшей касте относятся души рабочих, которые следят за цельностью Зазеркалья или охраняют его границы, а это далеко не одно и то же, души-посылки, работающие в паре со жнецами, – Виктор решил умолчать о неприятной ситуации с одним из них, – и души-доноры, – Виктор опустил взгляд, – универсальная каста включает в себя, как говорит сам Ортус, только ищеек, то есть, собственно, тех, кому было велено вернуться в Спираль, но среди них существует еще одна тонкая прослойка, представленная надсмотрщиками. Надсмотрщики корректируют поведение реинкарнировавших душ, надсмотрщики контролируют распределение доставляемого подчиненными Джеймса снизу товара, надсмотрщики ходят по пятам за такими, как я, и тоже обладают неприкосновенностью. Эта система разработана Ортусом, он, по сути, изобрел всю начинку этого места, Джеймс дал ему соответствующую оболочку и помог с защитным с полем. Помимо прочего. — Души-посылки? Души-доноры? Это еще что такое? – Аарон привык к разным безумным историям, но это казалось абсолютно невозможным. — До того как стать твоим проводником, я служил посылкой. Теперь мы говорим о бизнесе Джеймса. Для этой работы подойдут только детские души, их легко очистить и пронести через охранные пункты на берегах Стикс. — Что? – ошеломленно переспросил Аарон. – Стикс это же.. — В Аду, – кивнул Виктор. – Бизнес – это торговля. Джеймс торгует воспоминаниями из коллекции Ортуса с его разрешения. Внизу много состоятельных клиентов. Взамен они получают минералы и артефакты, помогающие в укреплении границ там, где они быстрее всего истончаются. Сурьма, флюрит, барит – за воспоминания средней руки, некрасочные, повседневные или расплывчатые. По-настоящему хорошие и светлые стоят дико много, – Виктор почесал кончик носа, – за них Джеймс запрашивает кости, в основном человеческие, иногда, в исключительных случаях, собачьи. Я имею ввиду не обычных собак, а гончих, тех самых, что с тремя головами. Бесконечно злые твари. Я видел их лишь однажды. — Боже мой, – выдохнул Аарон и встал, принимаясь бесцельно бродить по комнате. В какой-то момент он замер на месте и обратил к Виктору бескровное лицо. Он до дрожи четко вспомнил момент, вспомнил ощущение, но не факт, относящийся к прошлой вылазке с Ортусом. И ощущение это говорило о растерянности. Растерянности, вызванной тупой болью в затылке и жжением в ушах. Растерянности, последовавшей за разрывом Связи. Ортус подсмотрел, пробравшись в его подсознание, в его память, как и при каких обстоятельствах был обнаружен его дрожайший кулон, оставив после себя послевкусие, показавшееся Аарону знакомым. По возвращению его наверняка навестил Джеймс и подчистил ненужные, опасные хлебные крошки, по неосторожности тут и там разбросанные Ортусом, и Аарон перестал помнить. Однако маршруты между синоптическими островками восстановились иначе и все благодаря аналитической мысли. Послевкусие. Джеймс, вкладывающий в шкатулку светящийся продолговатый предмет. Мисси, некогда восхитившаяся описанием души, как Божественной Искры. Мисси, подтолкнувшая его к выводу, что воспоминания – есть ни что иное, как кусочек души. Ортус, рассказавший о системе деления души на ломтики с целью восстановления энергетического баланса. Где-то на переферии Пенелопа Гарсия щелкала кнопкой миниатюрного пульта, и картинки восставали перед его мысленным взглядом, как фотографии с мест преступлений. Все дороги ведут в Рим, а все ниточки, или, скорее, паутинки, тянутся к Джеймсу. Пазл сложился, нанеся Аарону сокрушительный удар под колени. Он бы упал, если бы не успел ухватиться за торец полки под телевизором, – мои воспоминания тоже продают? — Не все. Иногда Джеймс выуживает то, что с его слов никуда не годится, и отправляет их в архив. В Картотеку, – Виктор соскользнул с подоконника, чувствуя себя крайне неуютно и, более того, небезопасно под этим тяжелым, изобличающим взглядом. Если в Реальности работа Аарона была связана именно с этим: угадывать направления чужих мыслей, если именно это представлял из себя хороший детектив, то он столкнулся с хорошим детективом. — Какая у тебя в этом роль? – сурово спросил Аарон в звенящей тишине. Виктору не доставало смелости смотреть Аарону в глаза, хоть он и понимал, что последний не в силах ему навредить. — У меня не было другого выбора, – маяк в неизвестной гавани, обещавшей спасение, погас. В конечном счете когда и кого спасали надежды? — Проваливай. Проваливай! Виктор вышел в коридор, едва не столкнувшись с одним из надсмотрщиков. Надсмотрщик одарил его озлобленным взглядом, что-то прошипел себе под нос на латыни и продолжил свой путь. — У меня не было другого выбора, – прошептал Виктор снова. Он шел, держась стены. Выбора до недавно у него в самом деле не было – им двигала интуиция, а интуиция подсказывала: не стоит, более того – опасно перегружать Аарона, пока он не до конца понимал, где, в сущности, находится. Теперь необходимость в этом отпала, и выбор предстал перед Виктором во всей своей обнаженной красоте. Дело оставалось за малым: найти Тейлора. На счастье, Тейлор сам искал с ним встречи. Это была шахматная партия для двоих – все, во что они были втянуты. Вне зависимости от касты, они служили пешками, которых в нужный момент без сожалений пустят в расход. Интрига появлялась только в тот момент, когда пешка вдруг вспоминала, что может стать королевой. *** Его распродают, как свиную тушу в мясной лавке, подумал Аарон, возвращаясь к окну. Город заливали лучи полуденного солнца. Воображение рисовало озлобленных, спешащих по своим делам посетителей, которые тычут в стекло пальцем и громко заявляют, какую часть они желали бы к грядущему ужину, а Джеймс, вооружившись кухонным топориком, с наслаждением рубит его плоть и кости. Упираясь широко расставленными руками в подоконник, Аарон смотрел перед собой. Злость куда-то подевалась, поступаясь перед ровным и бесцветным голосом то ли разума, то ли безумия. В происходящем, в отличии от многого другого, просматривалась логика. Очевидно, цель, ради которой Ортус его приобрел, не оправдала, либо не оправдывает затраченных на нее средств. Он, как товар, оказался по той или иной причине неликвиден, и Ортусу ничего не оставалось кроме того, как пустить за руль Азазеля, чтобы скрыть от чужих глаз последствия собственных ошибок. В гнетущем напряжении сложившихся обстоятельств ему меньше всего нужен был повод, ставящий под удар всю его репутацию. Азазель, как существо, привыкшее во всем видеть выгоду для себя и своего дела, нашел простое и действенное решение. — Может, оно и к лучшему, – вздохнул Аарон. Ему бы не хотелось провести здесь целую вечность, как Виктор, прежде, чем Ортус найдет ему другое занятие или отправит в Спираль на поиски того, о чем сам имеет смутное представление. Отбирая одно воспоминание за другим, Азазель лишает его частички души, а следовательно и части энергии, поддерживающей это унылое подобие жизни. Аарон невольно задался вопросом, стоит ли благодарить Ортуса за содействие: его рубили на куски под анестезией, позволяли помнить, что что-то было у него отобрано, но лишали возможности помнить, что в действительности это было. Еще сто или, пожалуй, тысяча таких сеансов, и все закончится. Он перестанет существовать и, наверное, обретет покой. Он был готов капитулировать. Затолкав руки в карманы – он не делал этого прежде – Аарон вздрогнул, обнаружив ворох чего-то на дне правого, сгреб в кулак и вытащил наружу, бросил на подоконник. Как оказалось – ничего существенного. Крохотные обрывки жизни, которой он когда-то жил. Счет с автозаправки на двадцать пять долларов. Выписка по банковской карте Хейли. Хейли. Как много он хотел забыть о ней. Извещение с почты. Забрал ли кто-нибудь посылку? Вопрос из той же безликой категории, что и о тетради, обращенный к пустоте. Рассредоточив комканную бумагу, Аарон неожиданно наткнулся на маленькую синюю пуговицу. Пуговицу от комбинезончика Джека. С тихим стоном Аарон поднес ее ближе к глазам. Это случилось так давно и так недавно. Хейли захотела выйти на воздух. С коляской, какую они вместе выбрали для новорождённого сына, можно было не бояться превратностей погоды, но им пришлось оставаться взаперти несколько дней из-за не оправдавшихся подозрений на простуду у Джека. Пока Хейли убирала со стола после обеда – в тот день она приготовила карри – прислушиваясь к бормотанию телевизора в гостиной, Аарон взял на себя смену подгузника. Джек всегда с большой внимательностью наблюдал за ним, перебирая крохотными ножками в очаровательных носочках, словно старался постичь глубинный смысл этих традиционных манипуляций с влажными салфетками, присыпкой и кремом от опрелостей, сопровождаемых нежным воркованием, и силился улыбаться, когда все заканчивалось. В тот день у него особенно хорошо получалось, и Аарон самозабвенно рассказывал сыну о том, как прекрасно они проведут время на прогулке. Не скупился на уменьшительно ласкательные, перебирая стопку выглаженных комбинезонов во вместительном ящике пеленального столика. Он взял один из них, темно-синий, расшитый золотыми звездами. Расстегивая ворот, оторвал плохо закрепленную пуговицу. Сунул ее в карман, отмечая, что нужно сообщить об этом Хейли, и выбрал другой – к счастью, Хейли не скупилась на первый гардероб. В то последнее утро дома он собирался в спешке. Нервничал из-за длительного перерыва. Он все еще видел перекошенное лицо Хейли. Все еще слышал хрипящий динамик радио-няни, сообщавший, что они, два идиота, разбудили Джека. Все еще помнил ее гадкое, горькое «можешь не возвращаться», вызвавшее секундное помешательство. Исходя из этого, он вполне мог забросить в дорожную сумку, в качестве сменного комплекта несвежие брюки; помнится, они лежали поверх переполненной корзины для белья. В этих брюках он и погиб на заднем дворе фамильного особняка Жерома Кэллахана, где внук последнего устроил свою лабораторию. Оплошность, вышедшая боком. Сжав пуговицу в кулаке, Аарон продержал ее так около минуты, формируя новое отношение к проблеме. Нет, он не сдастся. Покой все-таки не стоил того, чтобы забыть личико собственного ребенка. Аарон затолкал пуговицу в нагрудный карман рубашки и теснее прижал к груди. — Мы еще поборемся, приятель. Еще поборемся! } ________ * — Уи́льям То́мсон, барон Ке́львин — британский физик, механик и инженер. Известен своими работами в области термодинамики, механики, электродинамики. (Wikipedia)