Гмар Тиккун. За поворотом

К звонку будильника Спенсер суммировал всю имеющуюся информацию. Итак, у него была история Шона, скудные данные на Кайла Монтгомери – все, чем располагал интернет о деле-глухаре восьмидесятых годов – ориентировка, во всяком случае, Спенсеру нравилось думать об этом именно так, на Вильгельма Трюмпера и в подробностях расписанная биография Мэттью Кэллахана, продолжавшего задавать свои вопросы. Выпив за завтраком две огромные кружки переслащенного кофе и почти не притронувшись к традиционной яичнице с беконом, Спенсер решил, что не станет обращаться к Трюмперу напрямик. Значок федерального агента вне всяких сомнений откроет ему нужные двери, но не даст разрешения на допрос. Вильгельм будет иметь полное право выставить его за порог и оформить жалобу за необоснованное вторжение. Не стоит и надеяться, что судья захочет в это ввязываться. А именно: выдавать ордер по личному требованию. Ввиду несанкционированного расследования. Расследования, которое, к тому же, имело прямое отношение к незакрытому и внутреннему. Разумнее обратиться к Дэвиду. Они в одной команде, хочет того Росси или нет. Спускаясь в кабине лифта вместе с Дженнифер Джеро в вестибюль, Спенсер набрал текстовое сообщение. «Что ты узнал у Вильгельма Трюмпера?» — С каких это пор Доктор Спенсер Рид стал общаться эсэмэсками? – зажато улыбаясь, спросила Дженнифер. Спенсер одарил коллегу такой же сдержанной улыбкой и, сбежав по ступеням, направился к ожидавшей их машине. Приказ от Эрин Штраус поступил четкий и не терпящий возражений даже с учетом тревожных новостей: немедленно навестить коронера. Сотовый отозвался, едва Спенсер запустил мотор. «Что бы ты не делал – прекрати». Фред Донахью, полный и невысокий, что ставило ребром вопрос о его физическом здоровье, передвигался на редкость проворно. Он в буквальном смысле впорхнул в помещение морга, и полы его белого халата разлетелись в стороны подобно крыльям. От него не пахло ничем, кроме мыла; яркий хвойный аромат выделялся на общем, блеклом и тяжелом фоне антисептического геля, от которого неизменно начинало щипать в носу. Фред носил очки, то и дело сползавшие по блестящей от пота и кожных выделений переносице, и едва ли предавал значения проклюнувшейся у него на затылке лысине. Ему было крепко за сорок, и его безымянный палец, поросший короткими черными волосами, оставался девственно чист. Убежденный холостяк, одиночка: его работа не из тех, которой хвалятся на званых вечерах. Спенсер Рид, пропуская Дженнифер вперед, посмотрел себе под ноги, на вычищенный до скрипа линолеум и поморщился. Он ни при каких условиях не должен допустить схожего сценария. Это казалось отвратительным финалом. Короткая мысль, как световая вспышка, растаяла – Фред под монотонный говор открыл две холодильные камеры – так и не успев обрасти деталями. Но ей хватило времени на другое. Разозлить его. Спенсер подошел к телам Лорен Пейт и Тиффани Юник, тлея изнутри, как большая жаровня. Он инстинктивно держался от коллеги на расстоянии, словно она могла почувствовать и понять. — Начнем с малышки, если вы не против. Как бы Дженнифер не старалась держать себя в руках, слезы все равно выступили, как тогда, в Куантико. Эрин Штраус сказала, что у семьи не обнаружилось более сдержанного снимка, так как Тиффани не успела пойти в школу. Говоря открытым текстом, она не успела ровным счетом ничего. Все еще было впереди. Шестилетняя девочка, которая не должна была здесь оказаться. На ее тонком теле не осталось живого места. Гематомы, царапины, кровоподтеки, налившиеся неестественным, глубоким синим цветом. Ее блеклые, почти серые губы потрескались и шелушились, а под глазами залегли темные круги. Дженнифер захотелось погладить ее по волосам; попросить прощения от лица всех взрослых, которые не успели. — Неустановленным орудием убийства могла послужить книжная полка? – спросил Спенсер сухо. — На спине, посмертно, проступили широкие и тонкие борозды, – Фред обхватил одной мясистой ладонью плечо девочки, а вторую просунул Тиффани под спину. Он осторожно повернул ее на бок, демонстрируя агентам последствия бесчеловечного поступка, – словно ее били, вполне возможно, что и этой самой полкой, как вы говорите, и плашмя и торцом; значительно поврежден позвоночник, сломаны ребра, я обнаружил множественные внутренние кровоизлияния, но смерть наступила не от этого, – Фред вернул ребенка в изначальное положение, – у Тиффани Юник пробит череп в затылочной области. Кто-то продолжал бить ее головой, вероятно, об пол уже после того, как она лишилась сознания вследствие шока. — Оборонительные травмы? — Минимальные. Значительное силовое превосходство плюс элемент неожиданности лишили малышку шансов. Мы, конечно же, проверили ее ноготочки и зубки, но все чисто, никаких следов, во всяком случае, биологических. — Что вы имеете ввиду, док? — Мы нашли в ее дыхательных путях нити. Синтетические. Полиэстр и акрил. — Так называемая искусственная шерсть. Диван в доме Пейтов был накрыт пледом из такой ткани. Он завернул ее в плед, чтобы было меньше шума, – Спенсер перешел на шепот, – этим же объясняются размытые края кровоподтеков. Возможно, ей было холодно, и она сама укуталась в плед, ожидая полдника. Громко работал телевизор, восприятие Лорен было притупленным из-за лекарств. Она ничего не могла услышать, находясь в другой части дома, за закрытыми дверями кухни, а Тиффани, скорее всего, начала в панике задыхаться. Теперь все встало на свои места. Фред Донахью едва слышно выругался, его лицо приобрело пунцовый оттенок, он дышал часто и неглубоко, едва управляясь с эмоциями. Спенсер мог поклясться, что слышит глухой набат в голове Фреда, требующий возмездия. Требующий мести. Требующий справедливости и огня. Вроде инквизиционного, что пожрал плоть Глории Сандерс в воображении благочестивых жителей Лоуренса. На секунду-другую, прежде, чем Фред сдернул белую простынь с бледного лица Лорен Пейт, Спенсер почувствовал, как кисловато-горький комок ужаса подкатил к самому его горлу. Он сухо сглотнул и удержал руки в карманах, сжимая ладони в кулаки с такой силой, что ощутил тупую боль, лианами поднимающуюся до самых плеч. Ему захотелось обтереть губы и, пожалуй, промокнуть лоб. Под тканью был не Аарон. — По запросу сержанта Фроста я повторно проверил раны миссис Пейт, – Фред скатал простынь и уложил ее аккуратным валиком внизу живота Лорен. Бросил осторожный взгляд на Спенсера. Сто к одному, он принял его за малоопытного, при худшем раскладе, стажера, способного рухнуть в обморок от вида свежей крови. Его голос сделался сухим и жестким, как наждачная бумага, – как вы можете видеть, они множественные, но довольно аккуратные, несмотря на эти зазубрины, оставленные на коже рельефным лезвием ножа для хлеба. Она скончалась довольно быстро, тот, кто это с ней сделал, не был заинтересован в долгой агонии. — Так вы написали в первом заключении, – сказала Дженнифер, пытаясь больше не смотреть на осунувшееся, кукольное личико Тиффани Юник. Почему доктор Донахью не вернул тело в морозильную камеру? — Абсолютно верно, но теперь я готов его дополнить. Загвоздка состоит как раз в глубине. Словно человек не достаточно замахивался для каждого нового удара, или… — Или не обладал достаточной силой, – дополнил слова Фреда Спенсер, и тот коротко кивнул, поджав губы. — И лезвие не проворачивали. Все раны слиплись. Он брал количеством, а не качеством, прости Господи. — И гневом, – хмыкнул Спенсер, мысленно накладывая готовый трафарет на образ Лайонелла Пейта. У подростков зачастую не хватает духу перейти черту, но что, если конкретно этим детям оказали помощь? Но кто оказал помощь Лайонеллу Пейту и Джордану Брауну? Кто смог упорядочить их годами вольно растущую ненависть и пустить ее в нужном направлении? У кого хватило духу? Спенсер нахмурился, неожиданно представив себе Шона Хотчнера, стоящего с ножом в руках посреди небольшой кухни в доме бабушки, что затерялся где-то в Северной Ирландии. На ум вновь пришла та самая цитата Ницше. Время воистину есть круг, и вещи повторяются снова и снова, но никто не обращает на это должного внимания. — Вы можете утверждать, что миссис Пейт могла быть убита подростком? – спросила Дженнифер, четко проговаривая каждое слово. Фред пристально наблюдал за Спенсером Ридом, склонившемся к телу Тиффани. Тот что-то заметил, когда возвращал на место сорвавшуюся с края металлической пластины руку девочки. — Неужели сейчас речь о несчастном малыше Лайонелле? Вы, право… — Да или нет, док? Фред провел рукой по коротким, седеющим волосам, повторил это действие несколько раз к ряду, собираясь с мыслями. Теперь он смотрел перед собой, сопоставляя, вымеряя и связывая. — С учетом всех фактов… Я не вижу здесь взрослой руки. — Но она была. — Это что, шутка какая-то? — У нее что-то под мышкой. Подайте, пожалуйста, увеличительное стекло и отойдите в сторону от окна. Спасибо, – Спенсеру пришлось встать на колени. Натянув резиновые перчатки и используя небольшую лупу, он внимательно изучал участок тонкой, холодной кожи. В сети лопнувших капилляров угадывался четкий, правильный и фигурный надрез. Смахнув капельки запекшейся и почерневшей крови, он распознал английскую букву "V", – ее порезали. Намеренно. Вскоре после смерти. Чем-то острым, скальпелем или бритвенным лезвием. Та самая взрослая рука. Проверьте миссис Пейт, Фред. Подмышечная область, правый бок. Фред Донахью незамедлительно исполнил то, о чем его просили. — Буква "V"? – нахмурилась Дженнифер. Спенсер заглянул ей в глаза – что бы это могло значить? — Да, у нее тоже имеется. Что это такое? – Фред расправил плечи. — Сфотографируй и отправь Эрин и в Куантико, – сказал Спенсер, обращаясь к Дженнифер. Достал сотовый, посмотрел на Донахью. – Подпись субъекта. Я звоню Моргану, пускай проверят тела Зака Брауна и Кензи Хоук. Спенсер ненадолго покинул комнату. — Морган. Морган, – Фред повторял фамилию, словно пробовал ее на вкус. Дженнифер сделала несколько снимков надреза и одарила мужчину подозрительным взглядом. Фред продолжил. – Вы, случайно не из команды Хотчнера? Поведенческий анализ и все такое. — Мы... – Дженнифер зачем-то оглянулась через плечо. Негромкий говор доктора Рида по-прежнему звучал в коридоре. – Да. — То-то методы мне ваши показались знакомыми, – неуместно улыбаясь, Фред покачал своей большой головой. – И Морган. Дерек, если я правильно помню. Мы с Аароном как-то отлично поработали в Миннесоте, еще до того, как он стал большой шишкой в Куантико, а я обрюзг и получил это теплое местечко. Понравится ему или нет, агент Джеро, скажите при случае, что старина Фредди шлет привет. Отличный он парень, – Фред накрыл тела. — К сожалению, это невозможно, мистер Донахью. — Он, что, ушел в отставку? – изумился Фред. – Рановато, конечно. Но, с другой стороны, при вашей профессии… Или… — Аарон Хотчнер погиб на задании два месяца назад. В Лоуренсе. И к чему только были эти подробности. — Вот Дьявол! – Фред заметно сник. Бледность на его лице сменилась землистой серостью, а ярость спасовала перед недопониманием. – Как же так? — Совпадение с Роаноком, – сказал Спенсер, возникая в дверном проеме, – такой же знак. Помимо прочего, на теле Зака Брауна обнаружены неидентифицированные отпечатки. Дерек распорядился проверить пальчики Джордана. Вне зависимости от того, совпадут они или нет, подростка привезут в Ричмонд для допроса. Что случилось? — Аарон. Невосполнимая потеря для всех нас. Дженнифер Джеро по-прежнему не знала, как будет правильно. Не знала, какую позицию выбрать. Не знала, как относиться к обнародованной неосторожной рукой Рассела Уотфорда информации. Она ходила вокруг да около, не решаясь завести откровенную беседу. Наблюдала. Впитывала из окружающего эфира и пропускала через себя наигранную беззаботность Пенелопы Гарсии, предпочитающей думать, что это плохая шутка или в конечном итоге искаженная интерпретация, ярость Дерека Моргана, надиктованную печальным жизненным опытом, отвращение Эрин Штраус и полное отрицание Эмили Прентис. В ее собственной душе, наряду с замешательством, вызревала жалость или, скорее, сопереживание – та самая отличительная черта, помогающая ей заочно выстроить доверительные отношения с родственниками жертв. Спенсер назвал бы это эмпатией. Он сам был эмпатом в значительно большей степени и, вероятно, поэтому все еще позволял ей находиться в такой неоспоримой близости. Здесь, в этой буферной зоне, отделяющей их от всего остального мира, законы физики подвергались сомнениям, а качества, составляющие человечность в человеке – испытаниям. И Дженнифер, как никогда прежде, была близка к провалу. Или к предательству. От одной мысли об этом ее горло сдавливал спазм. В это было крайне сложно поверить. Спенсер не просто восхищался Аароном, как это делало абсолютное большинство людей, так или иначе попадавших в сферу его влияния, он не просто уважал его, как все они, не просто верил. Он любил. Скрытно. Кротко. Нежно. И абсолютно безболезненно, так, как умел, вероятно, он один. Дженнифер, в силу своей занятости, могла привести достаточно ярких примеров, когда истории со схожими сюжетами заканчивались плохо, чтобы отдать должное выдержке и самоконтролю Рида. Это светлое чувство скорее лишало его сил, нежели наполняло ими, не стоит и пытаться представить, каково это: изо дня в день сталкиваться с человеком, который никогда не будет тебе принадлежать, и убеждаться, раз за разом, что он вполне устроен и вполне счастлив в браке с кем-то другим. Однако, согласилась Дженнифер с внутренним, неожиданно-ироничным голосом, гораздо лучше наблюдать за человеком со стороны, ловить каждый его жест и слово, иметь возможность спросить, все ли у него в порядке и получить сухую выжимку фактов – таков был Хотч – тешить свои пустые надежды, имеющие обыкновение оживать где-то на периферии сна и яви, чем примчаться с другого конца города и увидеть его лежащим на земле с разорванным горлом в луже собственной крови. Увидеть мертвым. И оказаться на пороге пустоты. Дженнифер на долю секунды представила на месте Аарона своего Уилла. Сердце у нее колотилось вовсю, а подмышки и спина взмокли, когда она открыла рот, поворачиваясь на пассажирском сидении. — Как ты, черт побери, держишься? — Ты принимаешь желаемое за действительное, Джей-Джей, – Спенсер вывернул руль и теперь полицейский участок был в зоне их видимости. Оставалось не более трех кварталов, — как и все мы. Как Уотфорд или Морган. Разве это похоже на сохранение баланса? — Тебе нужно выговориться. Тебе нужно… — Впустить скорбь. Знаю. Сделано. Но к разговорам по душам я, прости, не готов. Ни с тобой, ни с кем-либо еще. Не надо лезть в мою голову, не надо пытаться меня понять, и уж точно не стоит пытаться дать оценку моего психического состояния, – щеки у него горели, а губы блестели от слюны. Под кожей перекатывались шарики раскаленного олова, голова гудела и пульсировала, как пульсирует после укуса пчелы воспаленный, вздувшийся участок кожи. Спенсеру хотелось многое сделать, сильнее прочего, пожалуй, вставить несколько гадких слов, чтобы заставить Дженнифер убраться. Заставить ее выйти до полной остановки транспортного средства и рухнуть на асфальт лицом вниз. Заставить ее молчать. Заставить соблюдать дистанцию. Он хотел, чтобы она перестала думать, словно знает, как ему будет лучше. — Спенсер, я не собиралась… — Пора пообщаться с Лайонеллом, – выплюнул он, паркуя служебный автомобиль между двумя другими. Всю дорогу до участка – разумеется с перерывом на неприятную беседу – Спенсер думал о неприкаянном, если не финале, но итоге, погрязнувшего в скорее подвластной, нежели любимой работе одинокого человека, каким виделось ему существование лысоватого Фреда Донахью. Глядя на него, ему становилось горько. Было что-то ужасное в том, чтобы угадывать в этой проекции собственную будущность. С его-то жизненной позицией, ориентацией, и что это, если не вишенка на торте – генетической предрасположенностью. Отсыревший к двадцати пяти, этот снаряд мог просохнуть и сдетонировать в сорок. У шизофрении, как и у многого другого, нет сроков годности. Окольными путями Спенсер возвращался к вспышке, настигшей его на пороге морга. С чего он, собственно, взял, что, останься Аарон в живых, нашлось бы время и место для иного, радужного, черт бы его побрал, сценария? Единичная вспышка превращалась в серию. Он так и не покинул машину, хотя собирался сделать это первым. Проследив за Дженнифер, которая покинула автомобиль без лишнего шума и даже не подумала хлопнуть дверью, а она определенно сделала бы это, если бы с его языка сорвались те слова, Спенсер откинулся в кресле. Убедившись, что поблизости нет никого, кто мог бы за ним наблюдать, он с нажимом промассировал слезящиеся глаза. Он оставался на месте несколько долгих, однообразных минут. Остывающий мотор монотонно щелкал под капотом. Как щелкает метроном в кабинете психотерапевта. Возможно, у Вильгельма Трюмпера такой имеется тоже. Щелчок за щелчком, шаг за шагом. Прочь из вязких объятий транса, полагаясь на приятный, успокаивающий голос, который тянет тебя, словно на аркане, сквозь туман и лабиринт коридоров. Прочь от навязчивых, пагубных образов. Прочь от Мэттью Кэллахана. Сэмюэль Фрост покинул здание и пружинистой походкой направился к своей машине. Минуту спустя, его смольно-черный фольксваген мирно выкатил прочь с территории полицейского участка. Спенсер проследил за фольксвагеном в зеркале заднего вида и снова перевел взгляд на темного кирпича здание. Где-то залаяли служебные псы, и Спенсер вздрогнул. Призвав на помощь все свое воображение, Спенсер постарался представить, что Аарон, как ни в чем не бывало, в эту самую минуту находится в переговорной, поглядывает на часы и ожидает его появления, чтобы они, наконец, смогли приступить к допросу Лайонелла Пейта. Что бы сделал он, Спенсер, войдя в эти широкие двери с имеющимися у него теперь знаниями? Стал бы увереннее, напористее, сменил бы он манеру общения? Встал бы со скамейки запасных, имея представление о личной жизни Хотчнера, что разошлась по швам, о его рассыпавшихся в труху отношениях с братом, о Кайле Монтгомери, некогда занимавшем почетное место? Он вспомнил сон, в котором Аарон, используя только альбом и карандаш, наградил его ангельской красотой и смирением. Вспомнил чувство тревоги и ответственности, что обуревали им, пока он, обнаженный, нежился под теплыми складками шуршащего одеяла в месте, которое не обладало ни единой географической привязкой, кроме, возможно, бликов волн на потолке. Их занесло куда-то в море, и лодка, вероятно, принадлежала Хотчу. Была ли у него лодка? Бюро об этом не знало, как не знали прежде о крохотном домике Джейсона Гидеона, затерявшемся где-то в лесной чаще Южной Каролины, но Спенсеру это казалось вполне реальным, самим собою разумеющимся. После дела в Нью-Йорке, когда им пришлось преследовать субъекта по Гудзону на гидроциклах и катерах, находившихся в ведении местной береговой охраны, ни для кого из команды уже не оставалась секретом полная боеготовность Аарона Хотчнера. Он умел управлять всем, что способно приводиться в движение. Короткая улыбка погасла. Спенсер выбрался из машины и зашагал к зданию. Метафорическая, необъяснимая ответственность из нездорового сна обрела вполне реальные очертания. Это характеризовалось вторжением. Звалось невежеством и клеймило их одного за другим. Рассела Уотфорда, подстегиваемого Найджелом Иннсом. Эрин Штраус. Дерека Моргана. Дэвида Росси. Его самого. В разное время и с разнящимися мотивами, они совершили один и тот же отвратительный поступок. Вторглись на запретную территорию души Хотчнера. Вторглись в ту далекую, неприветливую долину, где томились его безрадостные воспоминания. Долгие двадцать пять лет они находились под неусыпным контролем, а их опись, подлежащая безоговорочному уничтожению в критической ситуации, хранилась в несгораемом ящике на подконтрольной только Аарону территории. Всем было доподлинно известно, что агент Хотчнер следил за своим кабинетом сам. Сам проводил перестановку, если в том имелась необходимость, сам наводил чистоту, сам сортировал бумаги и лично курировал цикл их миграции из отдела в отдел, в архив и обратно. Когда же его не стало, все эти негласные истины обратились в прах. Цепи перекусили. Замки выбили. Дженнифер сказала, что ему нужно выговориться, и Спенсер соврал, ответив, что не готов говорить ни с ней, ни с кем-либо еще. Последнее время он врал так часто, что ложь стала вплетаться в его натуру и казаться чем-то естественным. Не успеешь оглянуться, и ее крепкие путы окажутся единственным связующим элементом его скелета. Запоздало, но он был готов говорить с Аароном. Он не стал бы начинать с перемены тона, что Хотчнер счел бы за неуместную фамильярность, но предпринял бы тактику осторожного наступления. Как на войне, только без конфликтной подноготной. Людей не бережет одиночество, Аарон, их берегут те, кто рядом. Позволь мне сберечь тебя. Позволь сказать: ты в этом не один. В переговорной его ждала Эрин Штраус. Вид у нее был куда более загнанный, чем накануне: сказывалась неприятная беседа с Сэмюэлем Фростом, который, как стало известно Спенсеру минуту спустя, отправился в головной офис «Новой Надежды», чтобы привезти некую Франческу Йенц, сорока восьми летнюю служащую, ответственную за подбор персонала. Должность она занимала с начала девяностых годов и наверняка располагала всей, необходимой для них информацией. — Под подозрение, под наш узкий профиль, – сказала Эрин, цитируя Сэмюэля: стоило заметить, что на этих словах она поморщилась, словно по приказу откусила от целого лимона. Спенсеру это пришлось по вкусу, и он, едва сдерживая ухмылку, подошел ближе к столу, – подпадает слишком много людей, так сказать, обиженных жизнью или другими людьми. Примерно двадцать сотрудников, получивших выговоры, уволенных по широкому спектру причин, переживших внутрисемейные конфликты, столкнувшихся с рядом серьезных проблем. Мужчины и женщины, черные и белые, многодетные и одинокие. Пенелопе нужно больше фактов, чтобы сократить их число до приемлемого минимума. Да и что может значить эта странная буква "V", вырезанная на телах жертв? И почему именно в подмышечной области? — На теле Тиффани Юник она была почти незаметна, как и на теле Зака Брауна, полагаю. В первом случае надрез скрывался среди гематом и ссадин, во втором – терялся на фоне множественных татуировок. Это силки, расставленные на крупную добычу. Забавно, но мы ловим друг друга, – Спенсер поравнялся с магнитной доской, отогнул часть карты и закрепил ее в таком положении. Вывел букву "V" ярко-красным маркером. — V – значит Вендетта? В переговорную вошла Дженнифер Джеро с небольшой стопкой свежераспечатанных документов в руках. Она остановилась в нерешительности, ожидая удобного момента. В помещении разлился запах едва просохшей типографской краски. Эрин с удовольствием вдохнула его полной грудью. — Возможно. Эта германо-американская художественная картина в жанре антиутопии пользуется поистине бешеной популярностью, – поддержал Спенсер, – партизанская война за свободу под предводительством характерного и привлекательного героя, известного как V, способна, как ни что иное, вдохновить подверженных влиянию индивидов, но у знака есть и другая трактовка, он олицетворяет не только кровную месть. Это также и знак победы, получивший распространение и известность благодаря Уинстону Черчиллю. И знак презрения, если он перевернут и рука, изображающая его, повернута к собеседнику тыльной стороной. Историки соотносят подобное объяснение со Столетней войной. В те времена пленным английским и валлийским лучникам отрубали именно эти два пальца – указательный и средний – на правой руке, чтобы они не смогли в дальнейшем пользоваться луками. Лучники, зная об этом, дразнили французов перед битвой, демонстрируя им неповрежденные пальцы. Также есть мнение, что этот жест появился во времена Второй мировой войны в Бельгии и был символом победы над оккупантами, – помолчав несколько секунд, Спенсер развернулся на пятках и добавил с резонной гордостью в голосе. – Его код даже появился в азбуке Морзе, и был созвучен началу пятой симфонии Бетховена. — Какой из этих трактовок пользуется наш субъект? — Он или она из категории преступников, которые предают своему делу огромную, едва ли не библейскую важность. Я бы сказал, что это скорее презрение, чем месть, но на современной волне довольно легко перепутать. Неверное понимание его или ее миссии также могло привести к эскалации. Эрин бросила беспомощный взгляд на Дженнифер Джеро и опустилась на стул. Познания Доктора Рида давили на нее, подобно прессу. Разве он сам не должен был разлететься от этого в щепу? — Лайонелл переведен в комнату отдыха и готов к разговору. Минувшей ночью он отлично спал, а поутру у него обнаружился превосходный аппетит. Непохоже на убитого горем от потери матери ребенка. Дерек и Эмили в течении следующих двух часов вылетят в Ричмонд. — Почему так долго? — Непредвиденные сложности с социальным опекуном. Ее имя Катарина Уайтхарт*, – Дженнифер передала Эрин раздобытые сведения и последняя вперилась в бумаги плохо видящим взглядом, – многодетная мать из местного церковного сообщества, чья фамилия полностью соответствует ее внутреннему миру. Так говорят. Большинство ее детей – приемные. Огромная семья находится на полном государственном обеспечении, в которое, среди прочего, затесался и адвокат. Он тоже едет сюда. Филипп Янски. Досье прилагается. — Не вижу никакого практического смысла его здесь присутствия. Он представляет исключительно интересы миссис Уайтхарт, на Джордана его влияние не распространяется. Дженнифер одарила Спенсера испытывающим взглядом. — Она считает, что мы собираемся нарушить его права необоснованными обвинениями. — Они необоснованы, пока не доказано обратное. В комнате отдыха приятно пахло освежителем. Приоткрытое окно впускало прохладу. Негромко вещал телевизор. Лайонелл Пейт без особого интереса следил за повествованием диктора. Программа о голубых китах должна была закончиться через считанные минуты. Он почувствовал ее прежде, чем увидел. Джей-Джей. Так они звали ее между собой. С ней явился и другой. Долговязый – Лайонелла удивляло, как он умудряется не сбивать макушкой люстры – и худощавый доктор. Неприятный. Он смотрел слишком внимательно, принюхивался и прислушивался, словно хотел понять, какие сутки подряд Лайонелл не менял свое нижнее белье. — Здравствуй, Лайонелл, – сказала женщина, цепляя на губы неуместную улыбку, доктор приглушил телевизор, – сегодня тебе получше? Сможешь рассказать нам подробнее о том, что произошло у вас дома? Знаю, тебе непросто, но мы все хотим найти человека, который так поступил с твоей мамой. И с малышкой Тиффани. Лайонелл повел плечом. Поднял ноги на диван и устроился поудобнее, согнув их в коленях. Одной рукой он опирался о мягкие бархатные подушки, а второй стал ковырять небольшую дырочку на штанине. Он заговорил очень тихо. Так тихо, что агентам пришлось максимально напрячь слух. Спенсер мог бы прочесть и по губам, он много практиковался в этом прежде, просматривая один за одним старые фильмы и коллекции Джейсона Гидеона, но Лайонел опустил голову так низко, что челка стала лезть ему в глаза. — Я был в гараже, когда он пришел. Искал детали для макета. Мама когда-то покупала железный конструктор, из которого, по задумке, должен был получиться дельтаплан. Дельтаплан получился, а потом однажды отправился в свой первый и последний полет; я просто запустил его со второго этажа на лужайку, он разбился, ну, развалился, то есть. И я больше не захотел его собирать. Бросил в коробку. А тогда мне были нужны его запчасти для разводного моста. Вы видели мой макет? — Видели, – кивнул Спенсер, – мне он очень понравился. И мы видели гараж также. Ты прятался за теми коробками? — Больше там негде. — Как ты понял, что в доме есть кто-то чужой? Что первое ты услышал? – Дженнифер не стала сближаться с мальчиком, как делала это обычно, разговаривая с жертвами или свидетелями насилия. Что-то подсказывало ей, что здесь нужна иная тактика. — Я уже возвращался в комнаты, открыл двери и услышал возню, грохот и сдавленные крики. Кричала Тиффани. Я понял, что случилось что-то плохое. О похожем плохом часто говорят по телевизору или в школе. Сначала я подумал, что мама сошла с ума, но она бы не тронула девочку. Да и потом я услышал чужой голос. — Он был мужским или женским? – спросил Спенсер. Он знал, о чем подумала Джеро. Осведомленность. Лайонелл хорошо и даже отлично разбирался в тематике и в дальнейшем только подтверждал свои исключительные знания. — Я не разобрал. Человек почти шипел, наверное, его кто-то сильно разозлил. Я хотел им помочь, но что я мог сделать? – голос Лайонелла задрожал, он спрятал покрасневшее лицо между коленей, и Спенсер почти допустил жалость. — Этот человек искал тебя? Может, звал по имени? — Нет, не звал. Но он оставался в доме после… После. Заглянул в гараж, но обходить не стал. И ушел. — Лайонелл, у тебя в последний год не появлялись новые друзья, скажем, по переписке? Может, кто-то в сети пытался выйти с тобой на контакт, завязать дружественные отношения, или постоянно интересовался твоей жизнью? – Дженнифер действовала крайне осторожно, Лайонелл обдумал ее слова, прежде чем отрицательно потрясти головой. Его мышцы были напряжены. Шея стала красной и горячей даже на вид. Пальцы рук до такой степени стискивали икры, что под тонкой кожей отчетливо проступала каждая жилка. – К вам приходил кто-нибудь из социальных служб? Мы знаем, что в прошлом мама плохо с тобой обращалась. — Это было давно. Еще до того, как папа ушел. Затем мама исправилась. — Тебе что-нибудь говорит имя Джордан Браун? — Нет. — А знак «победы» или «вендетты»? – Спенсер до последнего сомневался, но удар поразил цель. — Нет! – воскликнул Лайонелл, не поднимая головы. Они почти довели его до слез. Голос стал хриплым, из горла вырывались редкие булькающие звуки. Мальчик изо всех сил боролся с собственным состоянием, и Спенсеру оно было знакомо. Чувство, сравнимое с прогулкой по влажной губке. Неустойчивость. – Почему вы спрашиваете? Кто такой Джордан Браун? Это он убил маму?! – попытка выровнять баланс. — Это мальчик из Роанока, пострадавший от рук того же человека, – Дженнифер сделалось дурно от того, что она видела, – к его семье наведывались агенты той же социальной службы, что и к вам когда-то. — Я их не помню. Не помню никого… Уйдите, пожалуйста. — Ладно. Успокойся. Хочешь, чтобы тебе принесли воды? Чаю? Горячего шоколада? — Идем, – коротко сказал Спенсер, когда ответа от Лайонелла так и не последовало. Они вышли в коридор. Дженнифер, вспотевшая, прижалась спиной к стене и, закусив губу, в упор посмотрела на коллегу. Из переговорной показалась Эрин Штраус и скорбно покачала головой: она все слышала через переговорное устройство, скрытно установленное в комнате отдыха. Лайонелл не просто видел человека, убившего Тиффани Юник и его собственную мать. Он его знал и, более того, ему подчинялся. Лайонелл Пейт с этой минуты официально перешел в разряд подозреваемых в двойном убийстве.

Берквилл, Вирджиния.

13:15 p.m. Крышка ноутбука оставалась поднятой, но экран давно погас. Кертис Джонс осторожно сошел с беговой дорожки до полной ее остановки и вынул вакуумные наушники из ушей, позволяя им свободно болтаться поверх влажной футболки. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, по вискам бежал пот, скатываясь по шее колючими градинами, а густая черная шевелюра стала влажной и тяжелой. Контрастный душ – вот что было ему действительно необходимо, чтобы окончательно прийти в себя этим утром. Выключив МРЗ-плеер и намотав на него провода подобно толстым нитям на веретено, он оставил его на видном месте. Там, где небольшому хромированному гаджету вовсе не грозило остаться погребенным под фунтами старых бумаг. Массивный, деревянный стол – главное место силы в его отнюдь не просторной квартире студии – был придвинут вплотную к неширокому подоконнику. Аккуратный, современный лаптоп в литом, светло-сером корпусе терялся на фоне уложенных в стопки книг в неприветливых, через раз, трухлявых переплетах, исписанных убористым и плотным почерком блокнотов и хаотично разбросанных канцелярских принадлежностей. Работа шла как надо. И если предчувствия его не обманывали, а факты не были, что называется, притянуты за уши, то в скором времени им придется основательно попотеть у границ Арканзаса, в Миссури и, пожалуй, на юго-западе Миссисипи. Территория хвойных и заболоченных лесов медленно превращалась в подобие бермудского треугольника. Туристы бесследно исчезали среди буйной растительности, туристов задирали дикие звери с неестественным набором зубов в огромных пастях. Туристов находили с полными речной воды лёгкими среди деревьев в шаговой доступности от охотничьих троп. Все это было более чем странно, но местная полиция, со слов местных же служащих Ордена, едва ли не накладывали в штаны от возможной перспективы привлечения ФБР. Им еще удается держать ситуацию под контролем, но Кертис Джонс был уверен: это продлится недолго. И тогда будут нужны все. Говоря "все", нельзя было не брать в расчет и его тоже. Командиру это понравится. — Не можно так долго сидеть в погребе, Джонс. Смотри, еще немного и у тебя не только порох отсыреет. Хмурое утро, лениво, как арахисовая паста со дна банки, перетекшее в не менее хмурый полдень, трансформировалось в погожий вечер. Сквозь тучи, убегавшие по срочным делам на восток, пробивались жизнеутверждающие солнечные лучи. Кертис улыбнулся, пожелав им удачи. Оповещение пришло прежде, чем Кертис покинул большую комнату. Он стащил футболку, оставаясь голым по пояс, взялся за круглую скользкую ручку и услышал. Электронная почта. Ничего необычного: большинство людей, с которыми ему приходится иметь дело по долгу службы, предпочитали письма телефонным звонкам и личным встречам. Некоторые даже присылали бумажные, упакованные в добротные конверты. Бытует расхожее мнение, что так безопаснее. В век высоких технологий, когда авторитет таких гигантов, как твиттер или фэйсбук, становится безоговорочным, когда каждое действие на электронном поле выставлено на обозрение многотысячной, анонимной армии, а личная точка зрения ограничена количеством символов и пикселей, старая добрая электронная почта превращается в атавизм на теле истории. Никому, никаким метафорическим спецслужбам, вроде «Большого Брата», которого так боится среднестатистический американский житель, она не интересна. Однако Кертис Джонс был готов сказать больше о последнем оплоте человеческой свободы. Контактирующим с ним, включая прихожан, претила мысль о предоставлении плоти и крови тем кошмарам, что их преследовали. Им кажется, что стоит открыть рот, и бестелесные тени, слепо бродящие рядом, получат искомый ориентир. Впрочем, иногда кошмары и без этого прекрасно справлялись. И еще к слову о плюсах "электронки", если всех прежних вдруг окажется недостаточно – не меняющийся с годами формат диалогов сохранял иллюзию интимности, иллюзию же стабильности, которой так не хватало в ежедневном быту. Кертис вернулся к компьютеру, вывел его из состояния дремы, щелкнув клавишей пробела и под набат беспричинно нарастающей тревоги открыл браузер. Вкладка почты мигала пронзительно-желтым цветом. Послание от Кэтрин с пометкой «Она вернулась!», заставило Кертиса на ощупь подтащить ближе стул и сесть на самый край. Измятая футболка свалилась с бедер под ноги и совсем скоро была подмята пластиковыми колесами. Нет, Кэтрин не была полностью уверена, отправляя это письмо тайком от своего супруга, но нечто совершенно подозрительное происходило к северо-востоку от Берквила по триста шестидесятому шоссе. В Ричмонде. И, возможно, в Роаноке. Независимое информационное сообщество под названием «Criminal Minds»**, обитающее на территории даркнета – еще одна подпольная штаб-квартира правдоискателей из черного списка ЦРУ – опубликовало шокирующие, с пылу с жару, подробности резонансного дела «Не оставляющего следа», за которое не так давно взялась команда профессионалов из Куантико. Согласно достоверному, но пожелавшему остаться неизвестным источнику, на телах жертв, при повторном осмотре, агентами ФБР были обнаружены одинаковые надрезы, выполненные, скорее всего, косметическим лезвием. Фотографии прилагались. Две ровные линии, расположенные под острым углом друг к другу, формировали латинскую букву "V". V – значит Вендетта! Возможно, это значило что-то еще, но им так и не удалось этого выяснить. Помощник исчез также быстро, как и появился, и оставался лишь блеклым воспоминанием – их собственным кошмаром, если уж на то пошло – ровно до этого дня. Кертис неосознанно схватил карандаш и сжал его между пальцами. Ровно также когда-то он сжимал небольшой нож для чистки овощей, раздобытый где-то на вечерних улицах родного города. Очищенный от свежей крови, он, вероятно, до сих пор валялся на чердаке отцовского летнего домика. Вы оба жаждете мести. А она, как и все мы, втайне от других, жаждет осуждения. Почему бы это не исправить? Вы не можете отобрать у нее все, чего она не заслужила – маленькая, гадкая девка, покупающая внимание слабовольного окружения – но можете лишить ее возможности этим пользоваться. Перекрыть доступ. Перекрыть кислород. Можете сбить золотую корону с ее аккуратной, пустой головки. Это ли будет не прекрасно? Чем не восхитительная рекламная рассылка вроде тех, что снова и снова появляются под дворниками машины, стоит только оставить ее на бесплатной городской парковке. Их собственная обнаружилась в папке "дополнительныеуведомления" в почтовом ящике школьного компьютера. Почти за три месяца до непоправимого. Кертис вспомнил копну курчавых, светло-русых прядей, пробивавшихся между складок плотной ткани покрывала, в которое он и Кэтрин неумело завернули Соню Спейт после того, как проломили ей череп в заброшенной садовой пристройке за покинутым домом на окраине. Стоял март девяносто девятого. Пасующая перед наступающей оттепелью зима разразилась последним обильным снегопадом, и сани с удобной спинкой и поручнями показались единственным безопасным вариантом для транспортировки тела к месту сброса – узкому и горбатому пешеходному мосту через Репабликан ривер, что несет свои воды мимо городка Ривертон, штат Небраска. Ледоход на реке еще не начался, до него оставались считанные дни, но ледовая шапка в достаточной мере истончилась, чтобы рухнувшее с высоты в пару десятков метров тело Сони образовало в ней широкую прогалину и ушло на глубину. Так им с Кэтти, во всяком случае, казалось. В тот поздний вечер, когда снова посыпался мелкий снежок, они вернулись домой в приподнятом расположении духа, и ничто не могло помешать торжеству справедливости. Противная девчонка была мертва. Через день, или, может быть, два, Кертис наконец набрался смелости. Он захотел поблагодарить загадочную миссис V, поблагодарить и от имени сестры, что оставалась дома по причине болезни. Незнакомка из сети – тогда Кертису не казалось важной ее осведомленность – подарила им нечто большее, чем руководство к действию. Она распахнула перед ними дверь в иной мир, где они что-то да значили. Где они были способны вносить корректировки. И это чувство отравляло. Пьянило, повергая в бездну эйфории. Они обрели власть. Кертис пробрался в читальный зал школьной библиотеки после занятий, пробрался к компьютерам, не включая верхнего света, с великой осторожностью, стараясь не шуметь допотопной клавиатурой и мышью, ввел свои данные, ввел пароль и получил доступ к личному почтовому ящику, куда, обычно, попадали списки домашних заданий и внеклассного чтения. Переписка с миссис V пропала, ее вычистили с сервера также надежно и тщательно, как мама отчищала пригоревшую макаронную массу от единственной сковороды. Неудивительно, что их обоюдные россказни о некой миссис V не были признаны следствием. О них не упомянули в протоколе, в отличии от записей, найденных под матрасом. Прилежно списанное с импровизированной доски рассмотрели в качестве вторичного продукта больной фантазии. Первичным в представленной системе координат выступало набухшее от речной воды тело Сони Спейт, всплывшее под воздействием накопившихся газов перед самым носом моторной лодки береговой охраны. Полиция штата прочесывала местность в поисках пропавшей ученицы средней школы. Наихудшие опасения шерифа оправдались. Соня – младшая дочь местного чиновника, который обещал устроить им всем локальный Перл Харбор, если они немедленно не прекратят чесать яйца, вместо того, чтобы искать его девочку – не потерялась. Кертису было двенадцать, Кэтрин – тринадцать, когда они оказались на скамье подсудимых. Родители на слушание не явились. Их пантомима убитых горем мучеников, оставшихся без всякой поддержки на пороге старости, пришлась газетчикам по вкусу. Отец вел себя так, словно не считал нормальным при любом удобном случае – таковыми были все случаи, когда он выпивал больше одной банки пива – запустить руку под юбку Кэтрин. Мать вторила ему с той же покорностью, с которой оставляла их в покое, когда это было необходимо. Суд не проявил снисходительности и не сделал скидки на возраст. Государственный адвокат был жалок и скуп, запуганный Демианом Спейтом до седых волос. В результате, они получили восемнадцать лет с правом на пересмотр дела после достижения совершеннолетия. К две тысячи седьмому от этого уже не было никакого прока. Государственная амнистия, ураганом пронесшаяся по ряду штатов, наградила их обоих счастливыми золотыми билетами***. Однако в Орегоне, в колонии для малолетних преступников, у Кертиса все же была целая прорва времени, чтобы разобрать эту историю по косточкам. Ну или, в конечном счете, попытаться. Каждая одиночная потуга давалась с большим трудом. Кэтрин, что неудивительно, отреклась от прошлого, и, получив несколько раз к ряду категоричный, тобишь отрицательный ответ на свои вопросы, Кертис перестал к ней обращаться. Он сошел бы с ума, но к счастью ли или на беду – вопрос по-прежнему оставался открытым – оказался у порога церкви в минуты вечерней молитвы. Его, как мотылька, повлек свет. Повлек низкий органный мотив. Его окутало теплом и ароматами. Ладан. Воск. Хвоя. Он припал к дверному откосу, не уверенный в надежности собственных ног и слова, смысл которых казался непостижимой тайной, стрелами пронзили его насквозь. Он почувствовал, что здесь ему могут оказать помощь. Кертис нашел в себе силы, чтобы исповедаться у пресвитера Габриэля Коулмана, руководившего незначительным приходом. Стал все чаще и чаще захаживать в католический дом Божий, избравший себе пост в удалении от концентрационных блоков. Окна большого зала и библиотеки – окна, не укрепленные решетками – выходили на пролегающий за высокой оградой национальный парк, на трассу, уводящую к большому, бурлящему самой жизнью городу, и эти виды словно вторили словам Габриэля: прощение существует, ты достоин его. Нужно только немного поработать. Кертис работал. На собственное благо и благо окружающих, молился. Помощь церкви стала его чистым заработком. Там, среди образов и распятий, он со временем помог себе забыть о том, кто стоит за спиной. Не оставляющий следа. Груз ответственности, что тянул его на дно подобно камню на шее, никуда не исчез, но, в какой-то момент, Кертис подумал, что он вполне может нести его дальше. Новое сообщение вывело Кертиса из транса. Кэтрин спрашивала, собирается ли он отправиться в Ричмонд и рассказать парням из ФБР все, что ему известно. Возможно, это чем-то поможет. Не успел Кертис набрать и пары слов в качестве ответа, как Кэтрин уже усомнилась: прошли годы, что если объявился другой «советник»? Кертис был не согласен. Все, что он знал о случайностях, сводилось к фразе, написанной для актера сериала, популяризирующего старого-доброго героя сэра Артура. Вселенная в редких случаях бывает ленива. «Одиннадцать лет – срок не малый, но я поеду. Так мне будет спокойнее». Да, он поставит ее в известность. Нет, он не станет лезть на рожон. Да, он будет осторожен. Кертис принял душ, начисто выбрился, привел в порядок непослушные волосы. Переоделся. Перед выходом сварил крепкого кофе и перелил его в термостакан, который позволит напитку оставаться горячим, как можно дольше. Выхватив ключи от машины из привычной вазочки на полке в прихожей, он бросил короткий взгляд в небольшое зеркало. Импульсивно сжав в ладони оберег-медальон, покачивавшийся на цепочке на шее наравне с другим, менее важным, поцеловал его и отпустил. Он был готов. Готов, волей Ордена, ко всему. Черная, приземистая Хонда Аккорд, едва не скребущая днищем по асфальту на неровных участках дороги, завелась безо всяких нареканий. В 14:05, когда к вертолету окружного полицейского управления, на борту которого находились Дерек Морган, Эмили Прентис, Джордан Браун и его спутники, были поданы служебные внедорожники, готовые доставить всю их пеструю компанию в участок, Кертис Джонс на максимально доступной скорости преодолевал милю за милей по трехсот шестидесятому шоссе. До прибытия в Ричмонд, по его самым смелым подсчетам, оставалось не более сорока минут. — Говори, девочка, – мягко сказал Дерек, бесконечными коридорами возвращаясь к комнате отдыха, где был недавно оставлен в полном одиночестве Джордан Браун. Катарину и ее адвоката Эмили взяла на себя. Неутешительные факты продолжали сыпаться как из рога изобилия. Дерек сделал глоток из высокого стаканчика с кофе и обжегся. — Вот дерьмо… – он едва удержал сотовый, прижатый к уху плечом. — В кои-то веки я не собираюсь с тобой спорить, сладкий, – отозвалась Пенелопа Гарсия, – мне горько говорить о таком, но пришли результаты сверки пальчиков, обнаруженных на теле Зака Брауна, и отпечатков, снятых у Джордана. Бессовестное совпадение. Смею ли я надеяться, что он пытался помочь? Дерек вошел в переговорную. Навстречу ему поднялся встревоженный Сэмюэль Фрост, прервавший тихий разговор с незнакомой Моргану женщиной в строгом костюме. Он выглядел как новоиспеченный папаша, ожидающий вердикта врача-акушера. Плохого вердикта. — Скорее, он хотел удостовериться, что все прошло, как надо, стоило надзирателю покинуть дом. — Гадство. — Что с его сотовым? — Чисто, я бы сказала, стерильно. Никаких подозрительных программ или контактов. Над ними хорошо поработали, и я сейчас не только о гаджетах говорю! — Точно. Спасибо,– Дерек оборвал диалог и присел на край стола. – Алиби Джордана Брауна только что лопнуло, как мыльный пузырь. Неопознанный прежде набор отпечатков пальцев на теле Зака принадлежит ему. _________ * – Белое (чистое) сердце. ** "Criminal Minds" – «Мыслить как преступник» – название сериала, сюжет и персонажи которого освещены в данной работе. *** – имеется ввиду культовый фильм-сказка «Чарли и Шоколадная Фабрика» с Джонни Деппом в главной роли мистера Вонки. Умирая от скуки, мистер Вонка выпустил серию шоколадок со счастливыми 'золотыми билетами', обладатели которых получили возможность посетить его знаменитую фабрику и узнать все секреты производства.