Домовские будни

      От Крыс всегда пахнет суматохой в перемешку с табаком и кровью. У редкого Крысенка можно не обнаружить помятую пачку сигарет или порезы на худом юношеском теле. Пожалуй, эту стаю воспитатели боятся больше всего, разве что только Стервятник с его маниакальными повадками может переплюнуть их, но тот в последнее время, на удивление, смирен и не пугает воспитательниц своим трауром и взглядом падальщика.       В комнате Крыс обречённый бардак, который не смогут устранить и самые умелые уборщики: за минуту обитатели второй украсят чистую комнату ещё бо́льшим количеством самого мерзкого мусора, плакатов, липких напитков, бутылок и до ужаса грязных спальных мешков. Рыжего это вполне устраивает, хотя он и затевает редкие уборки, в которых сам не участвует потому, что терпеть не может орудовать шваброй и тряпкой. И все же от уборки толку бывает мало, так что грязь в комнате второй — привычный бесцеремонный гость.       Ночью крысиному вожаку не спится, душа отчаянно требует приключений на пятую точку. «А с душой, — считает Рыжий, — грешно спорить.» Вожаку хочется разбудить спящего несколько поодаль Мертвеца, дабы вместе с ним учинить суету, но зная, как синеволосый отреагирует на прерванный сон (если ему они вообще снятся), решает отправиться изучать лабиринт коридоров в одиночку, вооружившись старым как Дом головным фонарем с наклейкой рок группы на нем. Возможно, сегодня Рыжийй даже украсит стену своим шедевральным рисунком или остроумным объявлением.       Ночью коридоры меняются до неузнаваемости: знакомые рисунки и двери пропадают, а на их месте появляется нечто иное, всегда разное; Перекресток тоже часто путает идущего, размещается совсем не там, где должен находиться. Разве что Слепой не блуждает по ночным коридорам в поисках нужной двери и знакомых мест.       Рыжий толкает входную дверь и ступает во мрак ночи. Свет выключили уже совсем давно, но на стенах мелькают редкие отблески фонарей и свеч. Дом не спит и не считается с ночью. Рыжего, такого смелого на вид парня, пугают темные коридоры и их обитатели, но он решительно настроен избавиться от презренного страха, а потому идет вперед, всматриваясь в темноту. Рядом с четвертой горит теплый оранжево-желтый свет свеч и видятся огромные тени. Крысиный вожак выключает свой фонарь: нежелательно привлекать к себе лишнее внимание, а то ведь по пути могут встретиться совсем ненормальные личности, ещё более непредсказуемые чем сам Рыжий. Парень крадётся, медленно переступает с ноги на ногу и старается держаться ближе к стене. Под ногами хрустит стекло бутылок и штукатурка. Больше всего Рыжий боится наступить на злосчастный синий пакет, так что внимательно смотрит под ноги. Глаза уже привыкли к темноте, а потому врагу не удается напасть, по правде говоря, врага в коридорах и вовсе нет. И все же приятнее думать, что Рыжий, благодаря своей внимательности, сам спас себя от опасности. А если бы не спас, то, вероятнее всего, получил бы инфаркт и вернулся в Могильник, вспоминать детство и его забавы. Большое ночное путешествие закончилось бы, не успев толком начаться. Такая мысль угнетает Крысиного Вожака.       А между тем подле двери четвертой все ещё лихо скачут тени. Рыжий, приблизившись, с опаской прислушивается. Шепот старого шамана и грохот чего-то тяжелого. По быстрому невнятному шепоту Крыса угадывает в шамане Шакала Табаки, безумца четвёртой. От этого на крысиной душе делается спокойнее: Табаки, в большинстве своем, безобидный, убить он может только своим длинным языком и больной фантазией.       — Табаки, дружище, чем за… — Рыжий останавливается так и не договорив своей фразы. Перед ним на полу сидит Табаки, увешанный амулетами и обложенный свечами. Новичок, пожалуй, не разглядел бы в этом существе своего состайника, до того было большим нагромождение всякого на его шее, в карманах и на жилетках. Перед Табаки — горшок с каким-то растением и куча рун. На стенах рядом красуются страшные рисунки животных и рож, а также некоторые символы, наспех нарисованные.       — Шааааа, — шипит Табаки, грозя Рыжему маленьким кулаком.       — Это что ещё за херня? Это экзорцизм? Вот от тебя я такого не ожидал. — Вожак крыс, будто не расслышав предостережения, ходит вокруг безумца с самодовольным и спокойным видом.       Табаки смотрит исподлобья, Рыжий только что прервал очень ответственный и важный ритуал.       — И что взять с этого глупца? Тьфу. — Табаки возводит руки к небу, точнее, к потолку. — Вот обходишься ты со всеми самым добродушным образом, помогаешь, советуешь, а они приходят и ломают все самое святое во мне. К чёрту все, к чёрту эти руны! — Шакал лёгким движением костлявой руки откидывает руны, и деревянные плашки стучат об стену. — Ты, черт лохматый, мешаешь мне говорить с Идунн, а ведь она почти пообещала мне вечную жизнь. Ооо, за что мне эта небесная кара?!       Пока Табаки распинается с рассказом и винит Рыжего, тот лишь закуривает, зажегая сигарету от свечи, и крутит пальцем у виска. «Нет, жители четвертой странные, но этот тип странен более всех» — думает Крысиный Вожак, рассматривая рисунки на стене.       — Ты закончил, старина? Какой такой Идунн, и что он делает в нашем коридоре? Слушай, если в следующий раз захочешь напиться, не иди к Стервятнику, а иди ко мне. Я, по крайней мере, не вызываю своей настойкой подобные галлюцинации. А это что за ироды на стене? — Рыжий садиться прямо на пол и кидает Табаки, вернувшемуся в Мустанг, пачку сигарет.       — Ты бы помолчал со своей настойкой. И вообще я тут Богам подношения делал, — он замолчал, делая затяжку, и вновь злобно покосился на безмятежное лицо Рыжего. — пытался делать, пока ты, любопытная ворона, не пришел. Пли, какой вздор! Из-за тебя моя жизнь будет короткой, и я умру в старом особняке на окраине города, с ручным драконом и резкой в поведении черновласой женой оборотнем. И не он, а она. Идунн — богиня юности, согласно той книженции, которую я отобрал у Чёрного. Что смеёшься? Ты, значит, получил возможность долго жить, а я, видите ли, товарищи, уже не могу желать о бессмертии. Посовестился бы ты, дружок, а то я, ведь, и порчу могу на тебя нагнать такую, что ты больше…что ты больше не сможешь шататься ночью по коридорам, — по словестному поносу этого отчаянного парня было видно, что Рыжий и впрямь невовремя зашёл.       — Наведи на меня хоть тысячу порч, я не поддамся твоим шаманским выдумкам. — Рыжий откидывает голову на холодную стену. Охота напиться. От разговоров Табаки изрядно болит голова, а в висках что-то пульсирует. «Наверное, мозг решил напомнить о себе» — думает Рыжий.       Шакал успокаивается, и перекладывает амулеты с шеи в рюкзак, повешенный на коляску, от чего та постоянно норовит откинуться назад и с грохотом развалиться, потеряв все детали. Но Табаки тоже хитёр, а потому использует гирьки, которые не позволяют негоднице совершить задуманное.       — И все же, Рыжий, — Шакал, хитро наклонив голову, допытывает, — каким Богам ты поклонялся и что дарил, чтобы продлить жизнь? – Он подъезжает ближе до такого расстояния, что с легкостью может потрепать вожака по рыжей голове и худым розовым щекам.       Крысиному вожаку эта тема не по вкусу, он не любит обсуждать прошлое и старается избегать разговоров о нем. Такую тему он считает пустой болтовней, которая, ко всему прочему, даётся ему с трудом. Разве что только с Мертвецом он вполне решительно может поделиться обрывками детства. Рыжий не любит ярлык «Живого мертвеца», мальчика «обманувшего смерть». Странно, что Шакал этого не понимает, или не поддает виду.       — Можешь поклоняться мне прекрасному и, может быть, проживёшь на год дольше своего. Хотя ты и сейчас выглядишь на двенадцать, так что это ты посовестись и не проси у бедных Богов слишком многого. Этот твой Ходун и так натерпелся твоей болтовни, пожалей хоть его родимого. — Крысиный Вожак рассплывается в улыбке, хотя душа его не смеётся.       — Ты бы сошел за Бога, Рыжий. Они на картинках тоже странно выглядят, и создают впечатление безумцев. — Табаки уже совсем повеселел. Хотя все ещё не забыл Рыжему его бестактность.       — Дружок, тогда ты больше на них подходишь, чем я. Хотя знаешь, меня только на картинках и печатать, до того я привлекательный и крутой мужчина, — рыжик упивается своим напускным самолюбием, он и вправду любит хвалить себя.       — Ну ну, поговори ты мне тут о привлекательности. За мной пол Дома бегает, знаешь ли, — Табаки решает подхватить игривое настроение собеседника.       — И только потому, что ты им что-то дурное сделал, оттого они и хотят догнать тебя, — Рыжий высовывает бледный язык, — а вообще, знаешь, я бы вызвал сейчас с тобой духа. Ты, это, продолжай, а я посмотрю.       Табаки с непониманием смотрит на друга, который минуту назад показывал полнейшее непонимание и неуважение к обрядам, а теперь, видишь ли, собирается в нем поучаствовать. Шакал демонстративно собирает плашки, бормоча что-то о том, что из-за Рыжего они могут потеряться. Нельзя сказать, чтобы Табаки особенно любил руны, однако, ко всем своим вещам он относился с особой бережностью.       — А я ведь спец по этим твоим духам, ты от многого отказываешься, старина, — Рыжий встаёт, зевая, явно намеревается уйти куда подальше, — эхей, удачи со всем этим безобразием. Чао, — парень включает фонарик и убирается восвоясе, демонстративно шаркая ботинками и разгоняя половую пыль.       Табаки кричит что-то в ответ, он явно всё-таки решил проклясть Рыжего. До того последний иногда бывает невыносим.       Бережно сложив и поцеловав на последок деревянную коробочку с рунами, Табаки гасит свечи и остаётся с фонариком в руке. Он боится, но одновременно восхищается ночными прогулками и коридорами. Он боится духов, обитающих тут, но с ума сходит от ночных приключений. Вот такой странный тип этот Шакал Табаки.