Медовая ловушка

«Я заслуживаю гнить в тюрьме. Я не готов идти сдаваться, но и отнекиваться от вины, как ребёнок, не буду». — Я никогда не говорил о том, что горю желанием садиться в тюрьму.  — Я воспринял эти слова по-своему.  — Я испугался, смалодушничал, — Виктор звучит напряженно, оттого и непривычно, неправильно будто бы. Признание даётся ему тяжело. Это слышно, это чувствуется. — Вот и всё. На словах всегда проще рассуждать о таких вещах.  Джейс вспоминает их попытки продвинуть идею хекс-врат. Вспоминает то, как Виктор каждый раз кривил губы, произнося это слово. Язвил беззлобно, что у Талиса «есть какая-то странная потребность сочетать слово хекстек со всем до чего добираются его руки». Вспоминает, как таскал Виктора на каждое мероприятие. Он считал, что раскрепостит коллегу достаточно. Считал, что помогает таким образом. Виктор, стоило отдать ему должное, никогда не сопротивлялся. Много пил на подобных званых вечерах, пропадал на балконы. Джейс, не находясь со словами и мыслями, бережно накидывал на плечи коллеги? друга? свой пижонский пиджак. На самом деле, это было всего два раза. На третий они поцеловались. Первым, как ни странно, к губам прильнул именно Виктор. От него сильно пахло спиртным. Талис тогда не отстранил, не сказал про щедрое предложение Медарды профинансировать их проект, лишь продолжил целовать.  Вульгарно.  Виктор не раз высказывал недовольство местными чванливыми манерами и лицемерием, которым пропитан этот город. Конечно, работая в среде богатеньких ублюдков, сложно не проникнуться отвращением к метрополии. Виктор положил руки на плечи, обвил шею, заключив пальцы в замок. Сразу после этого он, пьяно посмеиваясь, добавил, что отношения Зауна и Пилтовера работают примерно также. Джейс предпочел не уточнять.  Тот пиджак Талис после носил почти не снимая. И брюки. Виктор смеялся над его привычкой придавать большое значение мелочам, а сам-то всё это время бережно хранил ту самую шестеренку.  — Помнишь наш первый поцелуй?  — Помню, что был отвратительно пьян, и то, как ты набросил на мои плечи пиджак. Я тогда едва стоял на ногах, — Виктор на пару секунд придается воспоминаниям, улыбаясь, после резко одергивает себя. — А почему ты спрашиваешь?  — Только что сам вспомнил. Не знаю, почему.  Виктор подходит ближе. Джейс накидывает пиджак ему на плечи. Талис закрывает глаза, чувствуя, как его втягивают в несдержанный поцелуй. Есть одно отличие в ощущениях, которое он тотчас отмечает в голове, фиксирует. Тогда язык Виктора был горячим и горьким из-за выпивки, сейчас же — он прохладен и нетерпелив. Замок из рук вновь притягивает шею вперед. Джейс решает приобнять Вика за талию. Жар окутывает тело, ноги наливаются приятной тяжестью.  — Как раньше уже не будет, — Виктор не спрашивает, но у Джейса всё равно появляется противоестественное желание ответить.  — Да. Не будет. Пока что. Но я постараюсь исправить это. Я хочу, чтобы ты вернулся в лабораторию.  — Можешь сегодня поспать у меня, — Джейс благодарно целует впалую скулу. Виктор паясничает, жмурясь, делает вид, словно ему неприятно.  Виктор уходит в душ, давая Джейсу право осмотреться. Пиджак оказывается скинутым на кресло у двери. По началу Талис просто сидит на заправленной кровати, чувствуя затхлость и вонь нечистот из настежь открытого окна. Идёт закрывать, но цепляется взглядом за очки. Неужели Викторовы? Они лежат на книге по робототехнике. Рядом покоится черная перчатка. Та самая, думается Джейсу, которую он вернул ему. Талисом абсолютно не учитывается тот факт, что таких перчаток у запасливого Виктора могло быть много. В комнате прибрано, она не выглядит захламленной. Деревянный пол скрипит, местами отслаивается. Под ним проступает утеплитель. Потолки комнаты непозволительно низки. По стандартам Пилтовера, разумеется. У стены стоит небольшая двуспальная кровать.  Виктор оставил дверь приоткрытой. Джейс слышит, как бежит вода в глубине дома. Выходить за пределы комнаты не входит в его планы.  Не хватало ещё, чтобы Виктор заметил обшаривание собственной спальни. Или, что ещё хуже, застал Джейса за этим позором. Комната покрыта вязким оранжевым светом, словно вода той маслянистой плёнкой. Джейсу во мгновение становится чудовищно неуютно. Он всё же закрывает окно, возвращаясь обратно к книге и очкам. Пролистывая страницы, Джейс обращает внимание на почерк. Чем-то похож на Виктора, но нет, это не он. У Ви он более «пилтоверский», более выверенный. Талис ещё больше укрепляется в гипотезе, что этот дом принадлежал его родителям.  — Виктор! — Джейс замирает, резко захлопнув книгу, когда Виктор входит в комнату. Он даже не слышал его шагов. Без трости коллега ходит настолько невесомо, что под ним не скрипят половицы. — Это же дом твоих родителей? Он кажется таким забавным. Взъерошенные кудри, совершенно домашняя одежда. Джейс впервые видит его в подобном виде. Талис просто не может оторвать взгляд. Даже во время «отношений» ему не доводилось лицезреть Вика настолько уютным и обыденным. Таким непринужденным в этой своей обыденности. Есть кое-что смущающее. Единственная выбивающаяся деталь. Красноватые шрамы рунической матрицы на шее, на плечах, запястье. Еще не успевшие полностью зажить, но уже покрывшиеся характерной коркой. Ви использовал их, чтобы соединить собственное умирающее тело с хекскором. Он гениален. Он совершенен.  — Да, — Виктору неприятно, что Джейс копался в его личных вещах. Сам виноват. На что он рассчитывал, оставляя Талиса в неизученной комнате с полной свободой действий?  Джейс решает не огорошивать Виктора разговорами про родителей. Прекрасно видит его состояние, нервозность и написанные на лице мысли.  — Ты носишь очки? — неловко решает перевести тему Джейс. Виктор садится на кровать. Подпирает подборок фиолетовыми пальцами. Они едва заметно мерцают, но больше не дрожат.  Джейса тянет сесть рядом или улечься к нему на колени. Но пока слишком рано, он продолжает стоять, как вкопанный, пойманный за чем-то постыдным.  — Нет, это отцовские, — переводя дыхание, сообщает Виктор потухшим голосом. — Всё хочу убрать, но не могу. Они уже давно превратились в пылесборник.  — Сколько лет назад это произошло?  — Давно, — расплывчато отвечает Виктор, повторяясь. Уточняет спустя пару секунд: — Задолго до нашего знакомства.  Джейс успевает несколько раз пообещать себе, что никогда больше не станет поднимать эту тему. В последнее время он часто видит Виктора подавленным, но никогда ранее это не происходило из-за его бестактных слов. Талис понимает, что должен открыться в ответ на вынужденное признание. Проявить слабость. Это вовсе не ощущается вымученным или лишним, наоборот, кажется таким уместным сейчас. Как и лечь на чужие колени. От Виктора вкусно пахнет. Талис готов поклясться, что не нюхал ничего приятнее ранее. Рука Ви ложится на волосы. Не гладит, не ерошит, просто лежит. Виктор умеет успокаивать, даже не прилагая к этому особенных усилий.  — Я почти не помню своего отца. Он погиб в снежном буране, когда мне было 8. Нам с мамой было очень тяжело без него.  — Мне жаль, — Ви отмалчивается за дежурной фразой, какую сказал бы любому из студентов в прошлом. Джейсу кажется, что за этим ничего не стоит. — Ты никогда не говорил про эту потерю. Мне действительно жаль, Джейс, — видимо, замечая недоуменное выражение лица собеседника, он решает добавить: — Это может звучать равнодушным, но не думай, что мне всё равно. Вовсе нет.  — Спасибо, — Талис мельком целует его руку, прижимаясь к ней щекой. — Это много для меня значит.  — Сможешь кое-что для меня сделать? — Виктор нетерпеливо прикусывает губу. — Мне нужно, чтобы ты принёс мне Ядро. Сможешь?  — Я очень постараюсь, — Талису страшно отвечать нет. В глубине души он понимает, что сейчас готов сделать для Виктора всё, о чём бы тот не попросил. Это вгоняет в ступор, который, в свою очередь, приводит к отчаянию. Он стал слишком податливым и восприимчивым. Ведомым. — Ты такой хороший, Джейс, — Виктор лениво проводит ладонью по подбородку Талиса, ненароком задевая шею. У Джейса по спине бегут мурашки. — Пытался прикрывать меня перед Кейт, когда я говорил этого не делать, таскал мне еду. Ещё кофе, когда я подолгу не спал.  И вновь воспоминание. Когда-нибудь нынешний Виктор и вовсе перестанет вызывать ассоциации с прежним ассистентом декана Академии, который, спешу напомнить, является главой Совета. Язвительность осталась, мимика та же, но человек будто бы совсем другой.  Джейс вспоминает ту пору, когда они с Ви могли проводить часы и дни вместе, в лаборатории, почти безвылазно. Виктор восхищал его всегда. Ну, или почти всегда. Первая их встреча не задалась. Джейс ранее склонен был винить в этом исключительно Виктора.  Он действительно таскал кофе в лабораторию, ставил на стол, а Виктор, в свою очередь, благодарно кивал на стул рядом с собой. Не любил и до сих пор не любит, когда «стоят над душой», когда за работой наблюдают сверху. Джейс мог подолгу завороженно наблюдать за чужой работой; за аккуратными движениями тонких пальцев; за то и дело сводящий лицо нервной судорогой. Слушать тихие ругательства и, наконец, видеть желанную улыбку на губах. Это слишком слащаво и сахарно, но прошлое всегда кажется более счастливым, чем оно было на самом деле.  — Когда ты подолгу не ложился, иногда ты засыпал прямо за рабочим местом. Я носил тебя в спальню на руках.  — Забывая трость в лаборатории! Как же я злился на тебя за это, но ничего не мог сделать. Ты смотрел на меня совершенно щенячьими глазами, как смотришь сейчас. Да! Именно такими.  Щенячьи глаза.  Их неловкие лобзания в Академии, уже после того укрывания плеч пиджаком, кажутся такими нелепыми, если смотреть на них сквозь призму нынешнего времени. Но тогда все ощущалось иначе. Они не были детьми. Безусловно, нет. Но первые поцелуи и попытки флирта в любых серьезных отношениях всегда ощущаются будто в первый раз. Виктор был ассистентом. Обязанности следовать рабочей этике и формальным правилам удручали. В первую очередь, конечно же, Джейса, у которого не было возможности легкомысленно прижимать Виктора к стене, отлавливая в перерывы. Тот сразу начинал шипеть, обрубая все попытки Талиса на поцелуи и флирт.  А затем, после наскольких лет совместной работы, он покинул пост. Внезапно и резко, так не похоже на Виктора. Затем он долго оправдывался, говоря, что планировал это ещё год назад. Джейс ему не верил.  — Ты мне нравишься, — произносит Джейс с придыханием. Получает лишь смешок от Виктора; чувствует себя таким идиотом от этого признания. Конечно же, Ви знает об этом. Джейс же знает, что это взаимно.  Виктор гладит его волосы. Так мягко-мягко, совсем нежно. Джейс под чужой рукой расслабляется, успокаивается. Пожар внутри больше не горит, не пылает. К Виктору он чувствует нечто большее, чем просто страсть. Это не похоже на любование, очарованность и исключительную декоративность чувств, как с Мэл. — Я знаю, — голос Виктора — ласковый и плавный, текучий, паточный. Внушающий доверие и безмятежность. Он обволакивает Джейса, чем-то тёплым, приятным, не пропускающим кислород. Маслом. — Ты мне тоже.  — Мы так давно не говорили этого друг другу, — Джейс кажется самому себе неотесанным, слишком резким и грубым. Голос словно абсолютно не вписывается в обстоятельства.  — Да? Правда? По чьей же вине? — снова яд. Цепкий взгляд глаза в глаза, от которого Джейса ведёт и размазывает. Сильнее любого вина или шампанского распаляет. О, Виктор знает об этом. Прекрасно знает, потому и продолжает. — Я уже извинился за это тысячу раз. Да, прости, я заигрался в важного политика. Я забыл про наши исследования. Про тебя. Да, прости, я закрутил роман с Мэл.  — Я говорил, что мне не важно, с кем ты спишь. Так что не стоит.  — Мы оба знаем, что это неправда. Тебе было очень неприятно, когда мы говорили об этом в прошлый раз. Не пытайся строить из себя того, кем не являешься. Тебе не плевать. Ты не даешь мне извиниться, ведешь себя, как эгоист, как ребёнок, — Джейс понял, что сказал лишнего, когда рука исчезла с затылка, а ноги, на которых он лежал, затряслись. — Я просто хочу сказать, что мне стыдно. Извини.  — Хорошо, извинения приняты. Конечно, мне не плевать. Мне не стоило говорить это. Мне просто было чертовски обидно. Мы ведь так и не обсудили это тогда. Ты отдалился, я же воспринял это… довольно лично. И перестал идти на контакт. Мы не давали друг другу клятв, но мне казалось это чем-то настолько очевидным, не требующим обсуждения. Я был уверен, что мы вместе. Талис быстро встаёт с чужих колен. Изумляет Виктора и самого себя напором, с которым впивается в губы. Ви не сопротивляется, вцепляется в лацканы рубашки. Виктор целует жадно, требовательно, вновь порывисто хватаясь за  шею. Они отчаянно жмутся друг к другу. Джейс просто не может выпустить его из рук. Сжать чуть сильнее, проявить вечную неуемность и страсть в столь простом жесте. Он беззастенчиво ловит томные вздохи, затыкая чужой рот собственным языком. Страшно хочется продолжить покрывать лицо, тело поцелуями, забыв про остальной мир. Однако, ему приходится отстраниться самому, прижаться лбом ко лбу. — Теперь мы можем. Я готов поклясться тебе в… да в чём хочешь! — Виктор несдержанно посмеивается. — Джейс, ты неисправимый максималист. Мне не нужны твои клятвы. Хотя нет, знаешь, поклянись мне в одном. В том, что ты верен мне. Ладно?  Джейс ощущает себя потерянным. В состоянии эйфории он готов поклясться абсолютно во всём. Виктор отстраняется ещё сильнее, чтобы заглянуть в глаза. Смотрит так серьезно, пытливо. У Талиса от этого взгляда щемит сердце. Он подается вперед. Так, что губы вот-вот соприкоснутся. Шепчет: — Ви, — Талис давно не называл его так. Только в мыслях. Потому что лишь в них он мог позволить себе подобную дерзость. — Я согласен.  И целует. 

***

Виктор спит крайне беспокойно. Джейс только сейчас понимает, о чём Виктор говорил всё это время. Нет, он видел его погруженным в дрему после того, что случилось со Скай. Держал за руку, сидел с ним, но это ощущалось абсолютно иначе. Тогда Ви очнулся спустя примерно два часа и попросил Талиса покинуть комнату, словно протрезвев. Из-за постоянных движений под боком Джейс не может заснуть. Он гладит Виктора, успокаивает, в какой-то момент даже прикрывает глаза. Продирает их уже утром. Ви уткнулся ему в шею, посапывая. Расслабился и затих. Когда это произошло? Джейс совершенно пропустил момент, когда отключился сам. Джейс встает с кровати. Надевает изрядно помятую рубашку, скинутую на пол прошлой ночью. И всё же идёт на кухню. Точнее в место, отдаленно напоминающее её. Пусть не стерильно, но достаточно чисто. Везде. В холодильнике в том числе. Чем Вик вообще питается? Хотя, судя по нездоровой, болезненной худобе, ничем.  Талис бывал в Зауне. Понимание, где можно достать продукты, присутствует. Он собирается быстро. Идея доходит до реализации раньше, чем Джейс успевает осмыслить и переработать её. Утренние улочки Зауна выглядят безлюдными, тихими. Джейс никогда не видел их таковыми. Воздух ощущается спёртым и затхлым, но будто бы уже не таким, каким был вчера вечером. Несмотря на раннее время суток, переулки уже окрашены зеленым неоном.  Возвращается с двумя пакетами практически на ощупь, по памяти. От того, чтобы толкнуться в соседний дом, его останавливает металл. Ещё вчера он запомнил, что дверь Виктора литая, сделанная из цельных пласта, а не разрозненных кусков. Талис осмотрительно не хлопает ей. Пытается делать всё аккуратно и тихо.  Виктор выплывает в коридор после того, как Джейс, по своей неосмотрительности, гремит кружками, пытаясь заварить кофе. А затем и чайник свистит под аккомпанемент тяжелых вдохов Талиса и легкого покашливания со стороны Ви.  — Доброе утро! — Джейсу кажется, что он говорит достаточно громко и задорно. На деле — мямлит.  — Утречка, Джейс.  — Будешь кофе? — Талис уже разливает кипяток по кружкам, не дожидаясь согласия. После такой ночи Виктор точно не будет против. Но в первую очередь, конечно, сам Джейс, спавший от силы пару часов.  — Не откажусь, — Виктор смущён. Пожалуй, даже сильнее, чем на это рассчитывал Джейс. — Но у меня нет молока. И сахара, наверное, тоже. Хозяин из меня так себе.  Пара ложек растворимого летят в воду, оседая на дно.  — О, не беспокойся об этом, — он достает из холодильника молоко, наслаждаясь шоком Виктора. Ви явно хочет что-то спросить, но в последний момент прикусывает язык и отходит. Садится за стол, обращая внимание на пакеты, стоящие на третьем стуле. Подпирает подбородок руками. Улыбается. Джейс почти привык к фиолетовым аугментам на теле. К рунам, нацарапанным на коже.  За маленьким круглым столом на окраине Антресольного Виктор выглядит органичнее, чем в непомерно больших пространствах Пилтовера. Джейс искренне наслаждается его домашним видом, его растянутой футболкой и кирпично-красными брюками. С всё ещё босыми ногами. Хочется обнять, глубоко поцеловать, хочется позволить руке лечь на волосы, лицо, приласкаться к ней. Талису кажется, что он сходит с ума. Невозможно настолько глубоко любить. Он ставит чашку перед Виктором. Они неловко молчат и переглядываются. Джейс, стремясь спрятаться, уйти от пронзительного взгляда, быстро находит дело на кухне. Сделать завтрак. Необходимо сделать завтрак. Спустя десяток минут Джейс смущенно придвигает к Ви ещё и тарелку с яичницей. В его взгляде читается восторг.  — Который сейчас час? — дезориентированно спрашивает Виктор.  — Около двенадцати, — уверенно отвечает Джейс, сразу же после отправляя кусочек белка в рот. Вик начинает метаться, но быстро стихает, принимая прежний самоуверенный вид. Буквально за пару секунд. Эх, а Талис ведь уже хотел успокоить его привычной рукой на плече.  — Ведь когда-то у меня был график, — отпивает кофе, хмурясь.  — Скучаешь по тем временам?  — Немного. Не по бумажной волоките и неочемным разговорам со студентами, ничего не подумай. Просто по тому времени. Вспоминаю первую зарплату, ощущение мела и его крошек в руке, — Виктор любил свою работу, любит сейчас. И скучает. Не немного, а сильно. Джейс слышит это, — совместную работу с некоторыми студентами. Особенными гениями, — Виктор бьёт в самое больное — в эго, прямо говоря о том, что Джейс не единственный светлый ум на его практике. — Признай, мне шло быть ассистентом декана.  Ехидно. Джейс даже не совсем понимает, к чему была реплика про «особенных гениев». Чтобы покрасоваться? Или, наоборот, она могла иметь прямо противоположное значение. — Жутко шло, — кофе странный. Слишком крепкий, хотя Джейс и добавил всего пару ложек. — Но намного больше тебе идет быть собой.  — Пилтовер вынуждает надевать маску надменности и высокомерия. Точнее даже не Пилтовер как таковой, скорее формальная работа в Академии. Когда я уволился, я моментально стал выглядеть хуже.  — Не скажи, — Джейс не выдерживает крепости напитка, закашливаясь. Пытается сделать вид, что подавился. Затем решает перевести тему, дабы не смахивать пыль со старых, не всегда приятных воспоминаний. — Как думаешь, что будет, если я вернусь в Пилтовер? Меня арестуют?  — Не знаю. Не думаю, что Кейтлин станет посягать на свободу советника, — Виктор намеренно выделяет это слово, делает на нем такой неприятный шипящий акцент. — Никто не знает что я здесь. Блять! Виктор, я такой идиот! Я ведь не сказал никому, что пошел сюда. Теперь Кейт может расценить это как сокрытие улик.  — Ты имеешь в виду, что не выдал ей местоположение моего дома? То есть ты осознанно пошёл на риск, чтобы… что? Забраться ко мне через окно, поговорить и..?  — Помириться? — растерянный голос и накрытая Викторовой ладонью рука. — Если бы я действительно сказал Кейт, она спустилась бы сюда. Пришла бы по твою душу. Возможно, взяв меня с собой. Я не хочу и никогда не хотел твоего ареста. Я не считаю себя соучастником, а тебя — преступником.  Джейсу уже плохо от повторения одних и тех же заученных штампов. В глазах Виктора отражается страх. Что ж, это абсолютно не та реакция, которую ожидал Талис. Страх угасает спустя несколько мгновений, тухнет также быстро, как и появился. Словно костер. На месте выжженного поля ничего нет. Как и нет больше ничего во взгляде.  — Ты ведь забрал все бумаги из моей спальни, да?  — Она же была там одна?