Рубикон

*** Прошло еще полторы недели. Стив так и не объявился, зато Тони закончил настройку М.О.Р.Г. и был готов начать эксперимент. Оставалось только сообщить обо всем Барнсу, с которым они практически не виделись с тех пор, как тот заявился в его лабораторию. Поковырявшись в схеме здания, Тони прикинул, что тот может быть в тире, в тренировочном зале или в комнате. Свою спальню Стив отметил синей звездой, и Тони не сомневался в том, где решил поселиться Барнс. — Насколько же проще было с Джарвисом! — проворчал он, направляясь к выходу. У него ушел час и десять минут, чтобы обойти все выбранные места. В конце концов, комплекс был огромным, но перемещаться по нему приходилось на своих двоих. Тони решил, что займется этим вопросом чуть позже и придумает удобное средство передвижения. В тире, в тренировочном зале и даже в спальне Стива Барнса не оказалось… Тогда Тони пошел на кухню, но и там было пусто. Он написал записку и положил ее на плиту, рассудив, что рано или поздно тот явится сюда. Лучше было бы прикрепить послание к холодильнику, но на нем не было магнитов. За неимением лучшего, как говорится… А пока можно было собрать самокат с двигателем и ручным управлением. *** Барнс явился к нему часов через семь. Что удивительно, ведь суперсолдаты очень много едят. Но Тони весело провел эти часы, составляя схему и подыскивая материалы для своего нового проекта. — А, вот и ты, — воскликнул он, увидев Барнса. Тот кивнул и нервно осмотрел мастерскую, словно искал пыточное кресло Гидры. — Я получил записку. В ней говорилось, что мы можем начать взламывать код. — Верно. Ты знаком с проектом М.О.Р.Г.? Баки отрицательно покачал головой. — Разработка Квентина Бека и моя. Ментальная органическая ретро-грамма. Она стимулирует гиппокамп для лечения психотравм. Но я доработал программу и изменил параметры, чтобы… ну, знаешь, взломать твой код. Врать не буду: лечение — штука неприятная. Чтобы вымести мусор из твоей головы, нам придется пройти по всем неприятным воспоминаниям. — Как это поможет? — Гиппокамп относится к лимбической системе головного мозга и влияет на память. М.О.Р.Г. подключается к нему и воспроизводит воспоминание. В классическом варианте — оно выбирается заранее и структурируется, чтобы психологи отрабатывали материал с пациентом. Но я настроил все так, чтобы программа воспроизводила случайные моменты твоей жизни. Что-то, о чем ты думал, что тебе снилось, что тебя беспокоит и так далее. В теории это позволит структурировать память и собрать цельную картину твоей жизни. Голограмма будет показывать все так, как ты запомнил. А твое лицо в проекции будет отражать те эмоции, которые ты переживал в тот момент. То есть... в обычной жизни ты ходишь с покерфейсом, не исключено, что и в воспоминаниях, с которыми мы будем работать, ты оставался невозмутимым Холодным Сердцем, но человек не видит себя со стороны, а М.О.Р.Г. воспроизводит то, что ты даешь. Поэтому система будет отражать твои чувства, мысли и желания в конкретный момент. Если поймем, как и почему гидровцы запустили свою программу, то сможем повернуть все вспять. И ты перестанешь триггериться на набор слов. — Читать код ты тоже будешь? — Только после того, как мы его взломаем. Но предварительно я хотел бы сделать МРТ и заснять содержимое твоей черепушки со всех возможных ракурсов. — Хорошо, давай сделаем это. *** Теория звучала многим лучше практики. Тони понимал, что ему придется помочь Барнсу пережить его самые худшие кошмары, но это было их совместное путешествие. И если Стив демонстрировал ему досье Зимнего Солдата с точки зрения ученых, то вместе с Баки приходилось переживать истязания от первого лица. Радовало, что в этот раз ему не пришлось сидеть в обнимку с унитазом. Впрочем, руки Тони тряслись, как после знатной попойки, а нервы были ни к черту. Будь его воля — он бы уже приложился к бутылке, но алкоголя на базе не нашлось (а искал Тони весьма тщательно). Барнс держался молодцом. По крайней мере, так казалось со стороны: лицо непроницаемо, хоть и напряжено, губы стиснуты, взгляд прищурен. Во время просмотра особенно жестоких моментов его металлическая рука непроизвольно сжималась. Черт его знает почему, но Тони чувствовал себя должником Барнса. Тогда, в машине, когда его накрыл приступ, Барнс обнял его и усадил на колени, несмотря на собственное ранение. Пусть между ними не все ладно, но Тони хотел помочь. Отплатить добром на добро. — Как ты? — участливо спросил он во время просмотра сцены с использованием электрошока. — Сносно, — прохрипел Барнс. И Тони был готов поклясться, что тот сдерживает себя, хотя внутренне помирает от ужаса. — Хочешь, я тебя обниму? — предложил он. Барнс скептически взглянул на Тони. — Что? Когда мне плохо, объятия — лучшее решение. Психологи утверждают, что… В общем, неважно. Просто скажи — да или нет? Тот медлил с ответом, поглядывая то на проекцию с докторами Гидры, то на Тони. А затем кивнул. Обнимать его было странно: Барнс — огромный, сильный, жесткий. Словно состоит из углов и шрамов. Если бы Тони решил пообжиматься с мраморной статуей, то эффект был бы схожим: Барнс стоял истуканом и не двигался, только глубоко дышал. Но Тони чувствовал, как гулко и спешно стучит его сердце, знал, что они переживают один страх на двоих. И черт его знает, как там все устроено у Барнса, но самому Тони от этих объятий стало явно легче. *** Работа с М.О.Р.Г. продвигалась хоть и медленно, но более чем плодотворно. Тони настроил систему так, чтобы помочь Баки упорядочить и закрепить воспоминания. К его удивлению, некоторые из удаленных электрошоком сцен прошлого также были восстановлены. План был прост: для начала собрать Барнса по кусочкам и слепить из него цельную личность, а затем заняться удалением триггеров. Правда, у всего были свои сложности и опасности. Во-первых, психика человека обладает рядом защитных механизмов, благодаря которым он забывает травмирующие факторы. Но вся жизнь Баки Барнса — один сплошной травмирующий фактор. Во-вторых, Барнс прожил под сотню лет и его воспоминаний хватило бы на несколько жизней (к счастью, часть времени он проводил в заморозке, где сладко или не очень спал). В-третьих, теперь-то Тони был благодарен Стиву за то, что тот подготовил его просмотром тех материалов. Столкнись он с событиями жизни Барнса впервые — это бы здорово пошатнуло его нервную систему. А еще, что забавно, их восприятие одних и тех же событий было совершенно разным: Тони тяжелее всего давались пытки, издевательства и эксперименты над Барнсом, а вот самому Барнсу было сложно смотреть на работу Зимнего Солдата. Иногда у них случались и хорошие дни: они погружались в довоенный Бруклин и видели семью Баки, его сестру и мать, а еще Стива. Эти моменты позволили Тони получше познакомиться с Роджерсом. Тот с детства был воинственной креветкой. Весь из себя тонкий, звонкий и хворый, но вечно нарывался и лез на рожон. С годами его жажда справедливости разрослась до небывалых масштабов, и чем старше он становился, тем более жесткие решения принимал. Например, во время одной из потасовок в подворотне он схватил металлическую крышку мусорного бака и ударил ею своего противника в челюсть. Хруст выбитых зубов и сломанной кости до сих пор стоял в ушах Тони. Он пытался сопоставить этого Стива с тем образом, которому привык верить. О Капитане Америка рассказывал его отец, писали историки, снимались фильмы. И Тони… он купился на все байки такого рода. Потому после личного знакомства продолжал придерживаться идеи о высокоморальном, праведном и ангелоподобном Стиве. Даже когда они жили вместе, Тони не обращал внимания на детали. Например, как Роджерс отзывался о Соковианском соглашении, что говорил о правительстве, как сурово поступал с врагами. Боже, да он даже трахал Тони так жестко, как никто другой. Старку подобное, конечно, нравилось, но дьявол ведь в деталях! И теперь, изучая Стива Роджерса с новой точки зрения, Тони начал осознавать, что он по сути тот же самый человек, каким был еще в довоенное время. Просто сам Тони воспринимал его иначе, через призму наросших за годы стереотипов. Именно это и приводило к многочисленным ссорам и проблемам в их отношениях. Зато Баки воспоминания о Роджерсе здорово воодушевляли. Он начинал тихо бормотать себе под нос что-то типа: — Я и забыл про эти ботинки! Их подарил мне Стив. Копил несколько месяцев, чтобы у меня была теплая обувь в ту зиму. Или: — Каким же я был придурком, раз не замечал его чувств! Он был влюблен в меня еще в Бруклине… но открылся только на фронте, после спасения из Азано. Тогда все и началось между нами.