Майский реквием

22 мая

      Хани призерала их. Призерала всех и каждого.   Намджуна, такого приторного братца торчка Тэхёна. Джухён, мелкосортную девицу, чьё счастье заключалось в трахе, алкоголе и нескончаемой череде драм. Йеджи же раздражала только своими нарядами. Но было в ней и что похуже: наркозамашки и дерзкий язык, несущий полную херню. Терпеть не могла Югёма, в котором, кажется, было больше адреналина и хитрости, чем крови. Её тошнило от Джексона, чьи глаза напоминали вороньи: смотрят в душу, оголяя до самых низших слоёв, где только черти и водятся, изнывая от безделья. Не водилась с Юнги, который в принципе, как и она, всех сторонился, возводя перед собой огромную страшную крепость и создавая единоличное царство.     Чонгука просто ненавидела, а Чимина сторонилась.   Хани дружила с тишиной и сигаретами. К несчастью клуб не мог обеспечить ей первого, зато он мог позволить выкурить сигарету, смачно втягивая горячий дым в лёгкие.   Басы давили на уши, темнота позволяла расслабиться, не напрягая глаза мерзопакостными зрелищим: как Чимин губил третий бокал Дайкири, как Джухён, перешёптываясь с Тэхёном, уходила в туалет, и как Югём что-то подмешивал в чей-то стакан. И в принципе на остальную толпу, что тошнотворно переплеталась на танцполе, разбрызгивая дорогое шампанское. Стоял дикий гул, перемешанный с криками и воплями пьяной молодёжи. Из-за него Хани не заметила рядом удивлённого цоканья. Ким Сокджин опёрся на металлические перила и, не отрывая своего взгляда от толпы, произнёс: — Скоро от этого клуба ничего не останется.   Хани согласна хмыкнула и сделала ещё одну затяжку. — Почему не веселишься со всеми? — спросил мужчина, попытавшись сквозь темноту разглядеть эмоции на лице ученицы, — да, прости, я глупец. — Не прошло и сорока дней, сонсэнним, — О затушила сигарету о кирпичную бежевую стену. Нет, ей было ни капельки ни стыдно за теперь испорченный интерьер и это её грубое «сонсэнним», — они все были друзьями Даён. Но оказалось, что у неё была только сестра. — Тебе только кажется, что всем всё равно. Своим отталкивающим поведением ты можешь настроить против себя своих одноклассников. — Разве я что-то должна им? — стрельнула в него подведёнными глазками и вновь хмыкнула, — не хочу знать никого из них. — Но за последнее время по школе расползлось много слухов о твоём поведении. И это не слова учеников. Преподаватели того же мнения.   Хани обхватила сильнее накрашенными губами сигарету и прикрывает глаза, смеясь про себя очень громко. Она всегда знала, что все те, кто находятся в школе — просто падаль, не заслуживающая ничего, кроме надменного отношения. — Не глупите, господин Ким. Ваша репутация такая же плачевная, как и моя. Вам вообще повезло, что вам позволили и дальше преподавать. Сейчас вы могли бы быть за решёткой.   Сокджин скривил пухлые губы, пытаясь не дышать глубоко прокуренным воздухом, от которого его лёгкие буквально трескались от желания получить больше. Бросать курить всегда тяжело. — Да, я сделал глупость, — решил не молчать он, думая, что девчонке быстро наскучит их болтовня. — Джису из-за вас теперь учится в Японии, — прищурив глазки, резко ответила О, — в школе для девочек. — Послушай, — вздохнул мужчина, понимая, что с О Хани лучше вообще было не разговаривать, — это только бред её родителей. На самом деле, она живёт в пансионате, где не знает забот. Мы продолжаем общаться. — Продолжаете общаться и дальше, зная, что это может ещё больше закопать её? Это, впрочем, ваше личное дело, но вы наивнее четырнадцатилетнего подростка.   Хани развернулась и, оставив учителя также стоять у перил, начала спускаться на первый этаж, где толпа продолжала свой рейв. Сквозь музыку откуда-то доносился знакомый смех, Хани повернула голову и увидела пьяного Чонгука, что виснул на Чимине. Брюнет что-то рассказывал остальным сидящим перед ним друзьям, держа в правой руке бутылку бренди. Свет неоновой синей надписи, что служила декорацией, ложился ярким рубиновым слоем на его профиль, заставляя Хани подумать, что Чон Чонгук точно Дьявол. Иначе как объяснить то, что Даён отдала ему своё сердце и душу? Она буквально дышала им, прожигала свою кожу его поцелуями, внушая себе, что этого мало. Она была готова на всё ради этого мерзавца. И он прекрасно знал это, поэтому так легко растоптал её жизнь. Вместе с тем растоптав Хани.    Пошатнувшись от тянущего в сторону движения, Хани растерялась. Кто-то проходил сзади и вцепился в её талию, после хватая за запястье. — Эй, Хани, пойдём! — воскликнул женский пьяный голос. Он отдался в подсознании хрустальным звоном среди грубого баса клубной музыки.   О растерялась, лишь ярко-золотой подол платья и разрез на спине позволил узнать, кто тащил её прямо к эпицентру вечеринки, к тому самому столику, где Чонгук травил пьяные байки. Это была Йери. — Йери, пусти! — девушка вырывала руку, но пьяненькая шатенка и не думала её отпускать, она лишь плюхнулась под бок Джексона, потянув за собой О.   Хани была зла. Так зла, что первый попавшийся под руку бокал оказался прямо на серебристой кофточке рядом сидящей Йеджи. Девушка раздражённо соскочила с дивана и под хохот друзей также быстро умчалась в туалет, чтобы успеть отмыть клубничную Маргариту. — Будешь? — Джексон, позволил Йери удобно устроиться под его рукой, протянул Хани бокал с какой-то ярко-жёлтой выпивкой. — Можешь засунуть его в себе в зад, — фыркнула О, подорвавшись со злосчастного дивана, на котором она оказалась совсем случайно. Даже под сильным опьянением она бы не пришла в общество гнилья по своей воле.   Но вскоре ей пришлось вновь упасть, только задницей на чьи-то колени. Когда яркий аромат лайма пробрался мурашками по щеке, влажными знакомыми губами за ухом, чуть не обхватывая мочку, Хани подняла голову, встречаясь с двумя невменяемыми янтарными глазами. — Ну же, будь хорошей девочкой, посиди спокойно, — рука Чимина стиснула голое девичье колено, когда Хани пихнула локтём под дых, а обтянутая строгим платьем задница съехала правее, задевая член. — Отпусти меня, я хотела уехать домой! — психовала Хани, замечая Чонгука, что слишком часто задерживал на ней взгляд. Давился алкоголем, пытаясь унять ноющее от досады сердце, — я не хочу здесь находиться. — Расслабься, Хани, — расплывчатая улыбка Чимина заставила её передёрнуться, ведь в тот же момент она исчезла, будто стёрлась хмельной краской раздражения, — просто выпей с нами. — Пить в компании с человеком, который убил мою сестру? — раздражённо гаркнула брюнетка, повторяя попытку подняться. Чонгук почти никак не отреагировал на слова брюнетки, только вновь обхватил губами стеклянное горлышко бутылки, позволяя бренди обжигать язык и горло своим градусом. Слова девушки больно резанули по сердцу. Теперь оно кровоточит, заставляя своего обладателя стискивать зубы и закрывать глаза. Не хочет видеть Хани, хотя нутро выворачивает наизнанку каждый раз, когда её становится мало в его поле зрения.   Чёртова ловушка дьявола.   Хани вновь попыталась встать, на этот раз Чимин даже подтолкнул её, придерживая за локти. Он поднялся вслед за ней, тут же скользя рукой по талии, крепко стискивая её. Уводя девушку от компании, он уже крепко держался на ногах. Картинки перед глазами менялись, Хани щурилась, не видя перед собой буквально ничего из-за ярких фанфар, только светлый затылок Чимина и его плечи, обтянутые тёмно-фиолетовой джинсовкой.   Она не поняла, как быстро они оказались в туалете и как за спиной захлопнулась дверь, закрываясь Чимином на защёлку. Перед собой она стала видеть всё чётко: белоснежный кафель под ногами, лицо Чимина, что уже не казалось пьяным и собственное отражение в зеркале на противоположной стене. — Через сколько они будут здесь? — Кто? — сщурилась Хани, все ещё не привыкнув к яркому освещению. — Не строй из себя дурочку, — цокнув, рукой Чимин толкнул её, заставляя сделать два шага назад, — говори, — настойчиво прошептал в лицо, соприкасаясь кончиками носов. Ладонью оперевшись как и тогда, в подсобке, на тёмно-красную стену, он навис над бывшей возлюбленной, смотря сверху вниз.   Его буквально разрывало от злости. Почему Хани такая, чёрт возьми, упрямая? Почему так дерзко смотрит в глаза, будто это она выше его на две головы и сильнее? Становится смешно, но внутри Чимина всё горит адским пламенем, оставляя глубокие раны от ожогов, которые не успевают заживать. Хани разрывает их с кровью каждый божий день, проходя мимо в коридоре и своим отрешённым видом показывая, что она как бы вычеркнула его из своей жизни. Но сейчас, когда по венам циркулировала кровь, он был в праве делать то, что не мог в стенах школы, там, где приходилось прятаться. — Почему я должна рассказывать тебе об этом? — нахмурилась, мимолётно коснувшись языком уголка губ и зло выдохнув через рот, заставляя Чимина тяжело сглотнуть, — думаешь, если прижимаешь меня к стене своим стояком, я буду откровенна с тобой?   Как удар под дых. Язык стал будто грязным, парень провёл рукой по женской шее, обхватывая ладонью и слегка сжимая. — О Хани, начнём с начала? — обиженно и гневно спросил блондин, ещё больше сжимая в руке тонкую шейку, которая обычно была красной от его губ и зубов, — ты, я и диван в приватной комнате, на котором ты отдалась мне. Напомнить, как ты принимала все мои грубости? — вжимал в стену, желая ещё больше разозлить О, — и все мои желания… — языком коснулся скулы, на что Хани дёрнулась, но Чимин был достаточно крепок, чтобы не отвлекаться на её неправдоподобные уроны. Но если бы он упомянул тот случай в бассейне двух месячной давности, ему бы пришлось как минимум силой удерживать её силой. — Это шантаж? — усмехнулась, вновь агрессивно толкая бывшего в грудь. — Нет, просто маленькое напоминание, что ты никогда не была сильной со мной, — шептал на ухо, пытаясь задрать её строгое чёрное платье, — ты всегда гнулась в моих руках, как чёртов пластилин. Разве сейчас не так? — всё же ему удалось сделать задуманное, но с каждой секундой, пока Хани стискивала белые зубки, вслух проклиная его, он понимал, как ему медленно срывает крышу. — Я всегда знала, что ты такая же падаль, как и все они, — говорила как можно грубее, хрипя тонким голосом, ведь рука Пака до сих пор терзала шею, заставляя девушку уворачиваться от с ума сводящих пухлых губ. Какими мягкими бы они не были, всегда целовали больно, оставляя следы, — я ничего не скажу тебе.   Чимин слишком резко отпустил шею Хани, так, что она сделала глубокий вздох, кашляя и давясь мерзким воздухом, пахнущим хлоркой и мужскими цитрусовыми духами. Синяки от его пальцев точно останутся, как и липкий осадок в душе.   Хани попыталась быстро опустить задранное платье, но железная тяжёлая бляшка на ремне Чимин слишком больно прижгла костяшки пальцев, когда он справлялся с ней. Косточки покраснели, пальцы Чимина впились в бёдра, и она зашипела понимая, что их перепалка зашла слишком далеко.   Она даже на мгновение испугалась, когда Чимин одной рукой схватился за её подбородок, разжимая челюсть и позволяя её губам разомкнуться, а второй проходясь между её ног. Он воспользовался положением, прижимаясь своими губами, проталкивая язык в горячий рот. Как обычно оставался привкус табака и вишнёвой жвачки, Пак с удовольствием замечал сквозь дрожащие прикрытые ресницы, как ярко-красная помада размазывалась, оставаясь на её и его лице. Пытался захватить своими губами её язык, кусался нежно и резко, но Хани всё ещё сопротивлялась. — Отвечай, — зарычал и О сжалась, слыша, как рвутся её капроновые колготки, — отвечай на поцелуй. Или ты действительно хочешь, чтобы я взял тебя грязно вместо того, чтобы получать удовольствие? — Иди к чёрту, — сипло выдыхала, ей ещё хватало сил на слова, хотя ноги давно дрожали от того, как Чимин скользнул в нижнее бельё, обнаруживая её постыдную влагу. Ему вдруг стало так легло, когда он получил доказательства того, что Хани хотела его. — Хани, блять, — успел сказать Пак, пока не понял, что больше не может терпеть, — сама виновата.    Откинул мешающие клочки колготок, рывком стягивая чёрные трусики с женских бёдер. — Не делай вид, что сожалеешь, — О закрыла глаза, боясь вновь уловить картинку в зеркале на противоположной стене, — тебе всегда нравилось всё это.   Чимин блаженно откинул голову, чувствую желаемое наслаждение. Внутри Хани было привычно узко и мокро, она буквально заставляла его разрываться фейерверками. Но больше ему нравилось, когда девушка, как раньше, кусала его плечи, а после, закатывая глаза, терпела боль в районе груди, ведь Чимин никогда не оставлял её без должного внимания.   Иногда О раскрывала глаза, сжимая в руках плотную джинсовку на его плечах и видела то, как мощные бёдра вжимались в неё, шлепками раздаваясь по туалету. — Ты права, — горько засмеялся ей в шею, делая мощные толчки бёдрами, — и если ты принимаешь эту действительность, просто признайся…— дышал тяжело, его мягкий голос пропадал в мерзком хлюпанье и полу стонах девушки, которые были единственным утешением. Она до сих пор позволяла ему наслаждаться собой, хотя понимала, что любая доза её слабости к нему — смертельна. — Ты никогда не услышишь этого, — Хани еле двигала губами, когда Чимин подхватил её за ягодицы, позволяя члену выскользнуть, — не достоин, — после вскрикнула, сожалея о словах, ведь парень вошёл в задницу на сухую, больно втискивая в стену. — Смотри на меня, — дернул за подбородок, смотря за тем, как по щекам скатывались слёзы, — прошлой ночью я сделал то, за что ты не сможешь расплатиться никакими деньгами, — застонал, ощущая, как члену узко и тесно в заднице бывшей.   Хани было больно, но через пару минут она начала ощущать приятное покалывание в низу живота. Чимин мерзок, мерзок настолько, что О была готова стонать его проклятое имя, не веря в свою податливость. — Я знал, что сегодня ночью ты придёшь в мой кампус, — блондин замедлился, приближаясь к истерзанным припухлым губам, что до сих пор пахли дорогими сладкими сигаретами, — ты готовилась. Даже растянула себя, — ухмыльнулся, заставая Хани врасплох. Он сделал ещё толчок и зажмурился, понимая, что скоро наступит та самая эйфория. — Но… — вырвался рваный выдох, но Хани не успела закончить, ведь ощутила, как член внутри дёрнулся, и Чимин начал кончать. — Ты могла бы просто сказать мне, когда приедет полиция и мы бы потрахались бы чуточку больше, только уже на моей кровати, а не в этом туалете, — спокойно выдохнул Пак, выходя из девушки, — но ты такая упрямая.   Хани чувствовала, как сперма капала на внутреннюю сторону бедра, заставляя кривиться и болезненно морщиться, ведь она была не достаточно подготовлена к анальному сексу. — Зачем тебе было знать, когда сюда приедет полиция? — закусила губу и зло подняла взгляд на парня, ведь теперь она была вся перепачкана. Щёки девушки были красными, на что Чимин лишь довольно облизнулся, застёгивая ширинку чёрных джинсов. — Чтобы свалить с тобой отсюда до того, пока начнут искать анонима, скинувшего главное доказательство виновности богатенького отпрыска. — Какое доказательство? — удивилась О, вытирая следы Чимина порванными колготками. — Видео с камеры наблюдения смотровой площадки на башне Намсан от первого мая.   Хани застыла, ощущая ладони Чимина, которые обратно натягивали платье на её голые ноги. — Я украл это видео у Чонгука.