Кровавый Трон

Джен
В процессе
NC-17
Кровавый Трон
Томэль
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Брат короля, Энрол Кристэлиус, убивает законного правителя всех четырёх государств, желая занять его место. Из-за этих событий страдают не только дети братоубийцы, но и полноправные наследники престола, которым придётся вступить в войну за Кровавый Трон. Ведь наследником может быть лишь один.
Примечания
Работа писалась из-за внезапного вдохновения, напавшего на меня со спины. В конце будут примечания, краткая биография эпизодных персонажей и мои собственные комментарии. Любое сходство с реальными людьми — не случайно. Рейтинг выбран из-за сцен жестокости и секса. Имеются хорошо описанные моменты изнасилований. Стоит Джен, но присутствует романтика между персонажами и чувства. Также много времени уделяют отношениям между мужчиной и женщиной. Пояснения о других государствах и городах будут в самой работе. Приятного вам чтения, люблю вас.
Посвящение
Посвящаю всем тем, кто согласился участвовать в этом балагане, и остальным читателям.
Поделиться
Содержание Вперед

Глава девятая. Дни ненастья.

Сколько бы времени не прошло с королевской свадьбы, слухи и сплетни будут преследовать эти события до самого рождения ребёнка, будущего наследника, а потом все перекинутся на эту тему. Так и произошло с леди Тейной, чья скорейшая беременность удивила многих. Челядь уж точно. — Девка-то всего лун шесть с королём, а живот уже шире неё самой! — Да, лжёт она; видно же по глазам змеиным, что на востоке все шлюхи. — Лучше бы работали, а не болтали, — Раздражённо накинулась на них Пелагея, взмахнув руками с подносом, словно намереваясь ударить им сплетников. — Наша королева хочет ванну. И побольше фруктов в её покои. — Видать, девчонка в королеве растёт. Этак какой мужик фрукты грызёт? Пелагея утомлённо возвела глаза в потолок, задумчиво сжимая губы. — Скажи это своей жене, Гирден. Гирден невольно рассмеялся. Все знали, что его жена родила больше трёх девочек, а, забеременев мальчиком, ела так много, будто в ней два ребёнка. Фрукты не являлись исключением. — А вот я точно уверен, что наша змеиная королева пришла в постель короля не девицей. По глазам понял, по глазам! А как на своих брата и сестру смотрит, просто облизывается. — Она их любит, — Уже без былой уверенности буркнула Пелагея. Её голубые глаза уставились в грубое лицо второго мужчины, пока она пыталась вспоминать его имя. — Всем известно, что до брака с королём леди Тейна должна была скрепить себя узами брака со своим братом, Томми. А леди Сибелла... Её трагедия ужасна! Неудивительно, что сёстры не собираются отпускать её от себя. Служанка замолчала, склонила голову на бок, позволяя Безликому — который прятался в тени, около каменной стены — рассмотреть её хрупкую шею. Сломать — легко. Задушить — проще простого. Вот только приятнее будет осыпать её поцелуями, такими отчаянными и долгими, такими невозможными и оттого приятными; иногда ему казалось, что он сошёл с ума, раз обращает внимание на девчонку, с которой был знаком практически всю свою жизнь, делил с ней хлеб и воду, а также всегда был готов помочь при любой ситуации. — Давно следишь? — Поинтересовался Кир, стоя позади Безликого. Его яркие глаза выражали полное счастье, губы раздвинулись в хищной улыбке. В конце концов, лишь Пелагея и её брат видели Безликого слабым. Только не всегда.

***

— Встань, — этот голос заставил его только сдержанно и отчаянно шептать молитвы всем богам и ещё сильнее прижаться к холодной, рыхлой земле, которая отдавала мертвечиной. Кровь впиталась в неё и теперь казалось, что это мокрый песок, который он испортил своей мочой. Турнир закончился гораздо плачевнее для других; для тех, кто скоро начнёт гнить. Возможно, их закопают, Госпожа благородна и любит свою скот, должна любить... — Я не люблю повторять дважды, сир. Встаньте с земли, или мне придётся приказать рыцарям помочь вам. — Миледи... — скулит Безликий, оценивая то, что сделал с местом их турнир. Труп Родрика валяется где-то возле ног Юки, а она улыбается, улыбается. Он спиной чувствует эту улыбку! — Простите меня, прошу вас, во имя всех богов, простите своего жалкого, глупого слугу... — их Госпожа (Ах, как ей идёт ярко-алый цвет платья! Словно в свежей крови искупалась прежде, чем прийти сюда) смотрит на него; её уголки губ приподнимаются в хищном оскале, будто она сейчас же превратиться в прекрасного зверя с бурой шерстью, чьи очи сверкают диким огнём. — Я прощаю тебя, — милостливо объявляет та, и толпа удовлетворённо ликует прежде, чем она произносит следующее. — Я прощаю тебя, но не твоих спутников. Сир Дэрин, приведите их. «Нет!» — хочется закричать Безликому, но слова останавливаются в его горле на полпути, когда его друзей влечет за собой Дэрин в броне, которую даруют тем, кто обещает защищать слабых и бедных, женщин и мужчин, стариков и детей; девушка кричит, от отчаяния и гнева, потому что не готова мириться с тем, что сейчас произойдёт, пытается оттолкнуть рыцаря, но тот замахивается и воздух пронзает удар плоти о железо. С затаенным страхом, Безликий наблюдал, как резко взметнулась рука сира в латной перчатке, и гортанный вскрик девицы всколыхнул плотный ужасом воздух. У рыцаря очень тяжелая рука, бьет всегда наотмашь, хлестко, но по лицу женщину, без её просьбы, до этого дня, — никогда. Смотрящий на землю набрал полную грудь воздуха, но, взглянув на Госпожу, вся его решимость осыпалась сверкающими осколками; они упали в бездну страха, ненависти и печали. Его друг не успевает сделать что-либо, его горло сжимает другой сир и через несколько мгновений и отважных попыток отодвинуться, мальчишка застывает в руках мужчины, как статуя, печальная и безумно красивая; картина достойная любых красок — Безликий смотрит на погибель своих спутников. Катрина — его золотоволосая подруга — бросается к мальчишке, который не дышит и не борется за остатки жизни; им дают несколько минут тишины, дабы попрощаться, а после тонкое лезвие, клинок Дэрина, помогает и ей уйти из этого мира.  Где-то счастливо засмеялась Юки, великая и прекрасная тварь, чью шею он хочет сжать так сильно, чтобы побелели костяшки пальцев; во рту сделалось кисло, и Безликий ощутил подступивший к горлу склизкий ком, холодный и мерзкий, как каша, которую он съел сегодня утром, не зная, что его ждёт. Сжав зубы, он сумел улыбнуться, хотя глаза жгли слезы, а сердце разъедала едкая обида. И ненависть. — Вот и решено, — радостно воскликнула женщина, самодовольно улыбаясь, словно только что одарила всё государство золотом. — Кто-то, наконец-то, наказан за смелость дерзить своей Госпоже, а твои друзья могут остаться с тобой. Удачно я придумала, верно? Я велю покрыть их золотом, украсить рубинами и сапфирами, чтобы они вечно напоминали тебе о той дерзости. — Это… великолепно, моя Госпожа, — выдавил он, борясь с дурнотой и тошнотой. Ему оставалось только смотреть, как тела его друзей уносят неизвестно куда. Но ожерелье с бирюзой, напоминающее рабский ошейник, сжимает его также крепко, как короля — корона.

***

Леди Дария поправила капюшон своего плаща и поглубже набрала в лёгкие воздуха, после чего тут же улыбнулась, в голову пришла странная мысль: интересно, смогла бы она выжить, не дыша? Северные люди же всё-таки бессмертные по слухам, хоть и не полностью. Последнее огорчало девушку, пускай и не так сильно, как отсутствие вина и хорошего мужчины в её спальне. Запрет брата был для неё пустым звуком с самого начала; за исключением первого и последнего пункта, разумеется. Но сегодня она не собиралась проводить ночь у кого-либо, так как Серафима предупредила, что в этот вечер у них важные гости, Мэнни огорченно поведала о том, что братья простудились, и ей нельзя приводить подруг, ведь те могут их разбудить, а у Флоры... Всё время витает странный запах, заставляющий Дарию морщиться. Наверное, поэтому она решила, что сегодня самый лучший день для того, воды совершить набег на переулок — который они с «подружками» прозвали рыночным — в поисках алкоголя, с чьей помощью можно забыться на долго, при этом получая наслаждение, что сладкой истомой прокатывалось по телу. Но ведь за всё нужно платить, не так ли? Наказание всегда будет размахивать своими невидимыми крылышками над нашими головами; так ещё поступают бабочки — те очень нравились леди Карстер, которая любила вышивать их на своей одежде — они садятся на цветок и насыщаются им сколько могут. Дария задумалась, остановив взгляд на браслете, где был выгравирован дракон; в слегка грязноватом серебре сверкнуло её отражение — ещё не девушка, но уже невеста, ведь после смерти отца она станет женой какого-то лорда, старого или молодого. Возможно, в это сможет вмешаться Кейн или матушка, но отец, скорее всего, всё уже решил. Она сделала три шага вперёд, рассматривая разные украшения, словно была заинтересована в них на полном серьёзе; золотистый дракон сиял возле её бледной руки так сильно, что приходилось жмуриться, как от солнца, сверкающего над головами монстров и их рабов. Рынок в Кэндже — возможно, одно из самых опасных мест для жителей государства, так как здесь ошивается всякий скот вроде насильников, убийц и мелких воришек; однако, он нравился юной Дарии тем, что никого здесь не интересовал её возраст, имя и статус, в самой грязи государства равны и принц, и сын шлюхи, если говорить откровенно, поэтому девчушка вполне дружелюбно улыбнулась одной из дам, проходящих около дешёвого борделя, чью девичью прелесть скрывали лишь невесомые, тонкие ткани, такие не подходящие для Севера с его климатом. Костюм самой леди Карстер был достаточно тёплым для сегодняшнего дня, но ведь скоро будут смертельные холода, которые переживают отнюдь не все, особенно, под удар зимы попадают дети, старики или же беременные женщины, те, кто слабее других; плотные штаны, вязаная рубашка, под которой ещё одна, и сверху плащ с капюшоном, дабы никто не запомнил её лица или же не заметил его красоты, как-бы самодовольно это не звучало. Юной Дарии было известно, что красивых женщин и мужчин порой ждёт не самая сладкая участь, если они бродят одни, не скрывая своей прелести, их могут поймать группой из трех или даже четырёх человек, иногда в этом даже участвуют дамы, желающие лёгкой наживы; она часто обсуждала со своими знакомыми Ирмен – самое богатое из четырёх государств, чья казна вряд-ли когда-нибудь опустеет. Девчушка подошла к одному торговцу, слушая, как он голосит, в попытке продать своё вино, он предлагал прохожим испробовать его из маленьких, деревянных чашечек. — Сладкое красное, виноградное, собранное только вчера, — Кричал он, похлопывая по рядом стоящей бочке. — У меня есть сладкое красное из Ирмена, белое, которым была довольна сама императрица, вино, подобное жидкому огню. Полу-сладкое и полу-кислое, а также кисло-сладкое , у меня имеется все, что вы желаете! — Высокий, стройный, явно торговец из Ирмена, так как ничего странного или необычного в его виде девчушка не заметила. Когда она остановилась возле него, тот улыбнулся, обнажив немного неровные зубы. — Не хочет ли прекрасная леди отведать, у меня есть на любой вкус, даже самый изысканный. Вино вкуса винограда, пахнущее сливами. Вам бочку, чашу, глоток? Только попробуйте, и мне придётся отгонять вас, ведь вы не сможете остановиться, Миледи. Леди Карстер, Дария глупо хихикнула и пошла дальше, передумав касательно вина — такой уж она была с рождения, хочет то это, то другое, то соглашается, то отказывается. — Ты прекрасна, как небо. Незнакомый голос коснулся её уха, щекоча своим дыханием. — Только небо далеко, а я близко, — Выпалила Дария, держа свою корзину с разными безделушками рукой, спрятанной в кожаной перчатке. Шёлковые она не рискнула надеть. — И чем же я прекрасна? Сегодня она покрасила волосы в синий, потом собиралась смыть краску из востока, в надежде, что никто не увидит этого милого хаоса на голове приличной леди. — Своим сходством с одной леди, — Сказал милый юноша, белозубо улыбаясь. На секунду Дария разучилась дышать и здраво мыслить. Ей казалось, что земля исчезла из под ног. — Вы вылитая леди Веона! Та была настоящей красавицей. — Благодарю, сир, — Быстро бросила северная девица прежде, чем раствориться в толпе. Юноша остался вдалеке, но она не могла остановить своё тяжёлое дыхание и сердцебиение.

***

Чарли была на пределе своих нервов, если и сегодня никто даже не взглянет на неё — слишком покорную для знатной девицы в прошлом — то на жизни можно ставить огромный крест, ибо славный господин придёт в ярость и точно не пожалеет розги для неё. Почти все рассматривали её в качестве чистого пергамента, на котором можно писать все, что заблагорассудится, нового холста, на котором можно рисовать красками все, что захочешь, ведь у подобных нет мнения или чувств; вот и самой девице казалось, что всё, что было раньше уже потеряно, а теперь внутри неё одна огромная дыра, где раньше были какие-никакие надежды. Сейчас её хозяин пытался подбодрить какого-то человека купить её в.. В рабство? Да, именно в него. Всю свою жизнь она была рабыней, чей голос не важен, а желания не слышны. Рассматривая красивую, статную женщину, девочка с неким страхом понимала, что она такая же, как её господин — торгует чужим несчастьем и страхом; взгляд Чарли был настолько пронзительным, что дама её заметила и шикнула, пригрозив загорелым кулаком. Девчонка лишь опустила голову, из-за чего светлые волосы легли ей на лицо, скрывая его, но так было даже лучше — это помогало отгородиться от того, что происходит вокруг, что нужно показывать лицо «товара» во всей красе. Позабыть о том, что ты на самом деле в этом мире стоишь лишь несколько монет — для Чарли было наравне с счастьем, которое посещало её не так часто, как остальных детей такого же возраста. Возможно, будь у неё более ответственные — и живые — родители, жизнь могла бы сложиться иначе; по крайней мере у неё была бы вечная крыша над голой, еда на столе и какая-никакая забота, однако, вместо этого ей приходится сидеть в какой-то клетке весь день, а потом в ней же спать, получая кусок хлеба лишь один раз в три дня. Ей иногда казалось, что вот-вот у неё перестанет биться сердце, но каждый такой эпизод заканчивался её слезами — этот противный орган начинал трепетать, а она, надеявшаяся на смерть, задыхалась в собственных рыданиях. Неужто жизнь смеётся над ней похлеще, чем те, кто заточил в оковы? — уж лучше бы она тогда умерла прямо на снегу, завернутая в чей-то плащ, чем мучилась сейчас. Мать бросила её на растерзание зверям, когда её дочери было лишь девять. Теперь же её глаза смотрели на мир настороженно, ожидая то, что он может принести ей на этот раз — очередную беду или неожиданную удачу? Загадка века для рабыни, которая не имеет права распоряжаться даже собственным телом; хоть на небо лезь за ответами. Впрочем, даже на это разрешение никак не получить, ибо своему хозяину Чарли должна много — в конце концов, именно он поил, кормил и одевал её практически всю жизнь. Какой-то мужчина подошёл к ней, наклонился, попытался разглядеть получше. — Как тебя зовут девочка? Моё имя — Томми. Чарли отпрянула от него, вжавшись в заднюю часть клетки так, чтобы между ней и мужчиной было достаточно большое расстояние; его слишком красивый вид испугал её, хоть и нужно было улыбаться всем и каждому, дабы тебя купили на рынке, но сейчас она не могла этого сделать, даже не слыша голос своего хозяина, который прорезал слух также, как хлыст — кожу. Мужчина, в её глазах, выглядел слишком уж огромным и страшным в своих доспехах, посему девочка перевела взгляд на другое — остальных рабынь. Её соседки выглядели такими же измученными и истощёнными; кожа девушек, чей возраст было сложно угадать, была изувечена синяками или ссадинами, а порой и тем, и тем. Если честно, по скромному мнению девицы, их трудно было назвать людьми, так как человеческий облик был едва уловим — бедняжки больше напоминали несчастных зверушек, с отчаянием ожидающих утреннего кнута по спине или чего похуже. Это что-то «похуже» Чарли знала лишь понаслышке от своих сестёр по несчастью; обычно девчушка после подобного возвращалась вся в слезах и ещё в чём-то непонятном, на них иногда красовалась белёсая жидкость. Никто не трогал их и не спрашивал, что произошло. Сейчас же рабыни не разговаривали: девушки якобы спали, но нас самом деле они просто притворялись. После того, что довелось им вытерпеть за свою жизнь, и за этот месяц особенно, в самом ужасном кругу ада, вряд ли бы у них получилось закрыть глаза и расслабиться, позабыв о своём положении. Впрочем, сейчас был шанс спастись хоть на время, поэтому Чарли натянула улыбку и придвинулась к Томми, дабы ответить: — Великий Господин хочет спасти меня? Я Чарли... Это имя мне даровала мать, до рабства. — И протянула свою маленькую ручку, дабы взяться за ручищу мужчины, что была скрыта. — Я хочу купить её. — Обратился он к хозяину Чарли. — Сколько она стоит? Смотря на мужчину, девочка рассуждала — «Выживает ли он также, как мы?» — и обвела взглядом остальных рабынь, которые уже потихоньку просыпались, а точнее — раскрывали свои глаза; единственным отличием среди них были цвет волос и глаз, так как все девушки носили одно серое, уже грязное, платьице с обычной верёвкой, заместо пояса. С новыми соседками Чарли разговаривала довольно-таки редки; либо друг друга стеснялись, либо времени не было на болтовню, либо не знали, как это… Просто общаться с кем-то в этом мире, кто пытается говорить без грубости и унижений, дабы просто наладить контакт. На какие темы вести беседы? Да, и вообще, как вести себя с тем, кого ты хочешь подбодрить после того кошмара, что он пережил? «Бред. Глупая затея» — качала головой девица каждый раз, когда пыталась прибавить себе уверенности, чтобы начать диалог хоть с кем-то. Их никто этому не учил — да, и зачем? — глупыми существами, которые не могут нормально поддерживать дискуссию, манипулировать гораздо легче. Они – всего лишь чья-то собственность, выросшие в неволе узники, украшение к более разумному организму. Иногда хозяин мог переходить на другой язык, когда отдавал девушкам какой-то приказ, а те в итоге, не понимая, были наказаны; об этом знали все, но никто не знал, почему ему доставляет радость видеть их мучения. Не особо высокого роста, мужчина, с лысой головой, ровным носом и глазами непонятного цвета, улыбнулся подошедшему и пробасил: — Триста пятьдесят монет, ваше величество. Не каждый день на улице встретишь таких красавиц, — и сразу пояснил, почему столь завышенная цена за маленькую девочку, которая немигающим взглядом уставилась на Томми. Красавицу? Чарли знает, что является обычной девицей, с волосами, как белое золото, и тонкими губами. Она ничем не привлекательна. Совершенно обычна. — Тогда я её покупаю. Она будет мне отличной спутницей. И потянул Чарли за собой, подцепив тонкий ободок, сжимающий хрупкую шею девушки.

***

— Как сходила? — Поинтересовался Томми, вальяжно закинув ногу на ногу и подперев свой подбородок кулаком. Губами он ловил виноград. — Выглядишь так, будто тебя там поймали с поличным. — Мечтай, — Ядовито ответила ему Дария, позволяя Чарли Дейзи снять с неё тяжёлое прогулочное платье с пышными рукавами. — Только в твоих снах я буду лишённой удовольствия. — Конечно, Миледи, конечно, — Хмыкнул Томми, разглядывая шёлковые чулки на стройных ногах. Рубашка под платьем обнажала их практически полностью. Дейзи скромно молчала, ожидая дальнейших приказов, но ничего не было. Тогда она отошла от госпожи и присела около наследника востока, поглаживая свои светлые волосы, вьющиеся и заплетенные в несколько косичек, собранных в один пучок, её подол задрался, показывая лодыжки, и рука Томми сразу скользнула к округлому мягкому бедру, заставив девушку охнуть. Дария села с другой стороны, укладывая собственную голову на плечо юноши и сжав его мочку уха меж своих зубов, касаясь её языком. Томми уставился на застывшую гримасу на лице Дейзи. — В чем дело, Дейз? Неужто ревнуешь меня к Дарии? О, не стоит. Мы с ней хорошие друзья. Нам двоим чужды чувства. А вы с ней почти сестры. — Я никогда не была жадной, — Промурлыкала леди Карстер, и ее ладонь легла на прикрытую грудь Дейзи. — Поэтому не против поделить с тобой одного мужчину. Дейзи не испытывала каких-либо чувств к Дарии или Томми. Просто игры знатных детей, любящих поиграть, только с более взрослыми декорациями и сюжетами. Раньше ещё одной участницей этих игр была Тейна, но теперь та была Королевой, из-за чего не имела права часто бывать в покоях брата. Особенно во время беременности. Поэтому Дейзи опустилась на ковёр, на колени, перед Дарией и Томми, не имея перед собой других перспектив. Лиф ночной рубашки лопнул под руками юноши, а сама леди Карстер задрала свои юбки, заставив прошлую рабыню скользнуть головой вниз. — Она такая послушная, — Хихикнула Дария, подкидывая свои бёдра навстречу пальцам и языку Дейзи. — Где ты нашёл эту красавицу? Белое золото волос, глаза, губы... — Тебе это не важно знать, — В тон ей ответил Томми, весьма размыто к счастью Дейзи, чьи пальцы двигались в промежности леди Карстер. Томми же схватил её за другое бедро, рукой схватился за обнажённую грудь и поцеловал в уголок рта, разделяя вкус винограда. Дейзи сжимала другой рукой колено Дарии, пока её язык присоединился к пальцам, стараясь поскорее довести Госпожу до разрядки. Леди Тейна никогда не держала служанку при себе долго, отпуская её практически сразу после первой половины. Вот только игры леди Дарии и Томми длились чуть дольше, чем у двойняшек. — Выглядит, как ласковый котёнок, — Вечно заметила Дария. Дейзи на это лишь тихо фыркнула в лоно леди, после чего отстранилась, дабы поцеловать внутреннюю часть бедра, оставив там влажный, еле видный след. Затем принялась слизывать с промежности леди Карстер мутные капли, поблескивающие, как капли росы по утру. Томми поспешно развязал свои бриджи и просунул в них руку. Дейзи немного поплохело, когда Дария оттолкнула её от себя, забившись в конвульсиях. Однако, споро оттряхнулась, встав с ковра. В конце концов, лучше это, чем рабство.

***

Мортимер позволила одному из слуг увести её кобылку, с тёмными яблоками на ногах, спине и белом, как простокваша, брюхе; тёмная грива делала удивительный контраст с огненно-рыжими локонами принцессы, чьё платье было чересчур нарядным для походного. Когда свита наследницы прошла через ворота, начался какой-то кошмар, способный заменить ночной сон, посещающий Бруно: челядь цеплялась за атласный подол наряда, женщины показывали своих детей, мужчины предлагали одарить их хоть одним взглядом, но она оставалась непреклонной, практически воздушной и неосязаемой, слишком красивой и идеальной для этого мира; одна девчушка смогла получить какое-то дорогое украшение из золота: кроваво мерцали рубины, небесно пылали сапфиры. Её семья радостно плакала, обливаясь слезами, пока другие были достойны лишь быстро брошенных монет. Тем временем нежная и чуткая рука принцессы опустилась на шею лошади, поглаживая её; скупая ласка успокоила животное, и она спокойно пошла за слугой. Когда её хозяйка обернулась, Бруно алчно впитывал её образ, пытаясь сравнить с тем самым портретом, висящим в главном тронном зале. Он ждал маленькую девочку, испуганную и кроткую, любящую восточные сладости и их общие игры; помнил её огромные глаза, золотистые ресницы, те русые волосы и застенчивую улыбку. Он хотел увидеть перед собой именно её. Однако, Бруно нашёл лишь дочь убийцы своего отца. — Кузен... Ваше величество... Милорд... Бруно. Его имя прозвучало в её устах удивительно странно. Словно приговор. — Я — Сир Бруно, Ваше величество. Мортимер печально улыбнулась, из-за чего Бруно про себя разозлился. Почему у них — его родственников — такая странная манера подачи?! Вот бы их всех на пики! Чтобы знали, как нападать на королей и королев. Он отдернул простой дублет тёмного цвета. Ему внезапно стало совсем душно. Пускай ему лишь одиннадцать, а Мортимер практически замужняя девица, он чувствовал себя... Важным. Когда она смотрит на него так, грустно улыбаясь и снисходительно одаривая поздравлениями. — Сердце запада с тобой. Их храбрость принадлежит и тебе. Память о леди Веоне будет вечной, Бруно. «Погибшая будет воспета, а её сын станет королём». Так там говорят о тебе. Люди ждут тебя и твоего слова. Бруно отшатнулся, заметив, как пылают глаза принцессы. Чёрные, как ночь, как сердце Энрола, они были удивительно красивыми. — Что мне делать? Твой брат теперь принц, я лишь сир... — Лишь дай западу знак. Он поднимет свои мечи за тебя, даже если умрут тысячи. — Это безумие! Ваше величество, вы не должны так говорить... — Он вдруг заметил, что вокруг них нет ни одного человека. Все слуги разбежались, чтобы заняться подготовкой к пиру в честь приезда принцессы. — Ваш отец король. Он мой король. — Ты — наш король! После смерти Велимара, престол может получить лишь его сын. И это ты, Бруно. — Ты принцесса, теперь это твой удел. Танцы, платья и турниры в твою честь. — Неуверенно заметил Бруно, но Морти лишь улыбнулась. — Я принцесса. Но не женщина. Отец заставит меня пойти замуж, а я не смогу родить наследника. Тогда меня обвинят в колдовстве. Позор будет всему нашему дому. — Я сочувствую твоей судьбе... Но как это связано с моими возможностями на Трон? Чёрные глаза принцессы блестели, как у кошки. Загадочно, с хитринкой в самой глубине. Однако, печаль была заметнее, полоснула Бруно по сердцу. — Коль хочешь корону — имей королеву, да королевство. Наш брак может скрепить и запад, и двор.

***

Тейна взирала на служанку своего брата с плохо скрываемым раздражением, невольно прикидывая, где сейчас находится Томми, во имя Утонувшей Богини. Но когда девица поднялась, всем вниманием Королевы завладела именно она, поразив её своей фигурой и красотой: белое золото волос, кроткие серые глаза, похожие на два блюдца серебра, аккуратный нос, но тонкие губы и слегка заостренные уши портили общий вид своими резкими очертаниями на этом миленьком личике; хотелось разорвать её платье и забрать сердце, минуя грудь, мясо и кожу. Тейна притронулась к животу, словно защищая ребёнка от своих злых мыслей: если её жизнь сложилась отвратительно ничтожно, то почему другие должны улыбаться, пока их королева носит в себе будущего наследника? Служанка улыбнулась своей Госпоже, но в её взгляде той почудился едкий огонёк насмешки и презрения, одного только взора этих серебристых глаз хватало, чтобы Королева желала перегрызть шею девчушке, растоптать её, подобно полевому цветку или отдать на опыты к своему новому лекарю, Джереми. Вместо яда, готового сорваться с языка, Тейна сладко пропела, обращаясь, скорее, у себе, чем к служанке: — Ещё несколько лун, и из моего чрева появится принц. Пелагея, белокурая малютка с небесными глазницами, захлопала в ладошки; она кормила обезьянку персиками, из-за чего вся мордочка зверька была перемазана фруктовым соком. Подарок Лорда Кейна Сибелле был поистине очаровательным и весьма неожиданным. — Он будет таким же красивым, как вы, Ваше величество. — И таким же достойным королём, как его величество Хиро, — Хитро заметила Аруко, вышивая на бледно-голубой ткани несколько птиц жёлтого цвета. — Все государства будут трепетать перед ним. Каждый получит своё от его имени! — Полно вам, болтушкам, — Добродушно буркнула леди Кроу. Мать Аруко и Тейны прижимала к своим ногам выздоровевшую Сибеллу, поглаживая её по тёмным волосам. — Дитя ещё света не видало, а вы уже всё за него решили. Аруко, — Она взглянула на свою старшую дочь, и маска той дрогнула, подобно фарфору. — Ты лучше бы о своём материнстве переживала. Тейна, — Королева робко улыбнулась, еле видно подрагивая. — Ты молодец. Не каждая может похвастаться тем, что носит в себе ребёнка короля. Однако, ты также не должна забывать о том, что из-за твоей самоуверенности может родиться девочка. Боги и так удивительно милостливы к тебе... — Дочь — тоже хороша, — Мягко возразила своей приёмной матери Сиби, перебирая нитки на своих коленях. — Возможно, на востоке. Но теперь Тейна правительница всех государств, а женщин не везде ценят и уважают. Да, помогут нам Боги, чтоб это был мальчик. — И звать его будут в честь бывшего короля, — Важно заявила Тейна, довольно улыбаясь. Между двумя ударами сердца могло показаться, словно это кошка, готовая к прыжку. — Энрол Кристэлиус Второй. — А если это всё-таки будет девочка? Как вы её наречете, ваше величество? — Поинтересовалась Пелагея, пока зверёк залез на её плечо. Леди Тейна Кристэлиус, законная королева, лишь улыбнулась прежде, чем сказать одними губами возможное имя: — Веона.
Вперед