Кровавый Трон

— Я обязан жениться на ней? — Спросил Хиро в день своей свадьбы, сидя на деревянном стуле с изящной резьбой. Бруно невольно усмехнулся и потрепал того по щеке, словно был гораздо старше. — Она юная и прелестная. Тебе такая подходит. Скоро замок наполнится детским смехом, и ты станешь отцом. — Ты говоришь ужасные вещи! — Воскликнул Хиро, оттягивая ворот своего дублета из синего бархата. Красивые, чёрные глаза их короля были полны плохо скрываемого ужаса, тонкие полоски губы дрогнули, то ли в желании улыбнуться, то ли в желании расплакаться, он вздернул голову и шмыгнул носом, как маленький мальчик, желающий убежать куда подальше от всего этого мероприятия, которое, с помощью произнесенных слов, свяжет его жизнь с восточной змеей, чьё имя оставляло кислый привкус на губах Бруно, словно он лимон надкусил, от этого и глаза прищуренные, и рот кривится в неприятной гримасе. Определённо, будущая королева действительно замечательная по красоте, но не ей совсем не хватает той самой кроткости, нрава и мягкости души, всё же доброта - немало важная черта характера в человеке, чтобы закрыть на неё глаза и легкомысленно махнуть рукой, дескать, всё придёт со временем. Хиро не улыбается, грусть на лице, словно печать, смертный приговор, лицом он сейчас — вылитая Мортимер, а если представить непокорную копну её волос, огненно-рыжих, то можно спокойно назвать короля принцессой, без хрупкой талии и аккуратной груди, всё же одна кровь не заставляет себя ждать, и родственные, наследственные черты передались им двоим, за исключением цвета волос. Хорошо, что между наследниками Энрола были тёплые отношения и никакой войны за трон, как у бывших правителей, не намечается хотя бы в ближайшие несколько лет, так как принцессу не собираются выдавать замуж без её согласия, она может спокойно заниматься тем, что ей нравится, не смотря на чужое осуждение, пока её брат не решит, что нужно наладить связи с каким-либо из трёх государств. Скорее всего её супругом станет кто-то из родственников леди Веоны, с запада, чтобы между ними создались более крепкие узы, чем живой Бруно, держащий хрупкие нитки преданности главной семьи запада, где их считали хранителями, однако, с разрешения короля, вполне могли стать кем-то более важным, вроде тех же принцев и принцесс. Главное, чтобы возможный брак не забрал всю радость и веселье Мортимер, она ведь так любит бывать в обществе своего кузена и родного венценосного братца. Морти и сейчас находится в этой комнате вместе с ними и ласково улыбается Бруно, глядя на общую картину понимающим взглядом; девушка сидела в кресле, чьи края и ножки были позолочены и украшены драгоценными камнями, например, кровавые рубины и сияющие синевой неба сапфиры, также рядом покосился мелкий деревянный столик, где стоял поднос, на котором можно было наблюдать полный вина кувшин, слоёные пирожки с мёдом, серебряная ваза, наполненная разными фруктами, и несколько чаш для их дружной компании. На самой же девушке было обычное голубое платье, с элегантной вышивкой, серебристыми нитями и рисунками в виде летящих птичек чёрного и зелёного цвета, будто перед ними раскинулось привольное безоблачное небо; рыжие локоны девушки служанки, общими усилиями, расчесали, после чего позволили Хироко, симпатичной девице, с толстой русой косой и хитринкой во взгляде, собрать волосы принцессы в аккуратную причёску для сегодняшнего праздника. Служанка улыбалась Бруно и пыталась украдкой хоть кончиками пальцев дотронуться до него, но тот оставался совершенно равнодушным к действиям девушки; ему было известно, что она подобное не одобряет и занимается подобным лишь по указу своей матери, желающей найти для дочери достойную, даже чересчур, партию, если бывшего наследника не обманывает память, то семейка Хироко пыталась поймать за хвост Роба Лабона и заключить с ним союз через эту самую девицу, подкупая того её молодостью и красотой, а также кроткостью услужливого нрава. Девица взглянула на сира непроглядно чёрными глазами, точно мрак, из под кротких ресниц, жеманно откинула волосы назад и улыбнулась, показывая еле видную щербинку меж зубами; платье на ней совсем простое, из плотной шерсти кремового и коричневого оттенков, коса скользнула на пышную грудь, и Бруно, в конце концов, взглянул на её хорошенькое личико с миловидными чертами: длинный курносый нос, широкие брови, припухшие яркие губы и послушные глаза, как у голубки, в обрамлении коротких ресниц. Хироко ласково улыбнулась, добавив к причёске Мортимер нить речного жемчуга: — Наша принцесса такая красивая... Ей самой в пору быть невестой! — После чего радостно захлопала в нежные ладошки, с аккуратными длинными пальчиками. — Сегодня они с леди Тейной станут сёстрами, разве это не прекрасно? Хиро неуверенно глядел на девушку, не зная, что ему делать в такой ситуации. Присоединиться к веселью или пожалеть себя? Не давая ему сильнее подумать над этим, Бруно похлопал короля по плечу, будто пытаясь успокоить. — Ты внимание на её яд не обращай. Змея, она и на севере змея. Юг для неё — тот же восток. — Сир Бруно говорит умные вещи, — Согласилась Мортимер, наслаждаясь персиком, чей сок залил ей руку. — Пускай она и средняя в выродке и увлекается ядом, ей суждено стать твоей женой, хочешь ты этого или нет. Ты должен принять волю отца, ведь она требует уважения, особенно, после его смерти, — Голос её дрогнул. Это было неудивительно. Весь замок был на ушах после скоропостижной гибели короля, не успевшего даже поглядеть на свадьбу собственного сына, однако, Бруно невольно был рад этому, так как остальная часть его семьи, наконец-то, попробовала вкус горькой справедливости на своих губах; конечно, это нельзя было сравнивать с местью за Кайроса, чьё тело было так и не найдено, Диндера, голову которого заставили разлететься на несколько частей одновременно прямо перед леди Веоной, и самого короля, Велимара Великого. В глазах сира вспыхнул зелёный огонёк праведного гнева. Вот, кто был настоящим королём, а не тот мужчина, сидящий на троне и греющий свой зад! — Я всё понимаю, сестрица, — Терпеливо, словно глупому ребёнку, объяснил Хиро, поправляя свои тёмные бриджи. — А они должны так сильно падать?... Бруно подошёл к правителю с кинжалом в руке, собираясь помочь ему с поясом и проделать ещё одну дырку. — Секунду, Хиро. Сейчас я всё сделаю. Я мог бы убить его. Мог бы выдать Мортимер замуж за какого-то старика и сесть на трон. А леди Тейна со своими сёстрами были бы казнены за грехи отца. Но вместо этого Бруно сделал ещё одну дырку и улыбался своему кузену так ярко, что никаких сомнений в его преданности не оставалась.

***

Дария сидела перед зеркалом, пока одна из служанок заплетала несколько косичек на её голове, словно пыталась сделать из него клубок змей, карие глаза, блестящие мёдом и золотом, взирали на это в гладкой прозрачной поверхности, показывая весьма симпатичную девицу, с аккуратными губами и тонкими изящными бровями. А служанка за ней была низкой и грудастой, под шеей цвели изумрудные ленты, не дающие её блузке раскрыться, подобно перезрелому персику с вкусной мякотью, как тот, что сейчас закинул в рот Кейн, сидящий на ложе собственной сестры и касаясь ковров на полу ногами, обутыми в кожаные сапоги, чуть ниже колена и касающиеся его обнажённой щиколотки: недавно он занимался тренировкой с Бруно и ещё не успел привести себя в порядок, нацепив обувь практически сразу после их занятий с одним из рыцарей уже мёртвого короля, Энрола Кристэлиуса — Димитрия. Дария помнил этого человека, как седого, но статного и с высоко поднятой головой, а также воинственной осанкой, такой подходящей к длинным ногам и лицу, где застыла гримаса вечной преданности и лучших побуждений в сторону сира Бруно, которому он отдавал куда больше предпочтения, чем законному наследнику, Хиро, в чьи объятия скоро впорхнёт змея Тейна. В адрес нового правителя, Димитрий лишь презрительно кривил свои губы и едко бросал — «Вижу юную копию Велимара Опущенного». Ужасное оскорбление, за которое этому рыцарю стоило бы отрезать язык, однако, всем было плевать, так как большинство считало, что он так реагирует на смерть близкого друга, бывшего королём; в конце концов, они всю жизнь провели вместе, начиная с юношества и заканчивая священным обетом и долгом перед всеми людьми и богами, обещая спасать невинных и карать врагов. Кейн закинул косточку персика в чашу сестры и самодовольно улыбнулся, глядя на её нахмуренные брови. — Выглядишь прекрасно, словно сегодня твоя свадьба, а не леди Тейны. Тейна... Красивая девица, с томными глазами цвета янтаря, волосами, точно жареные каштаны, и миловидным лицом, которое удивительно сочетается с её аккуратной фигуркой. Однако, за всеми этими улыбками, словами радости, признательности и столь вежливыми замечаниями, семейству Карстер виднелся холодный, как лёд, расчёт и не самые невинные намерения. Да, и будущая королева отнюдь не выглядела той, чья девственность ещё не пострадала от чужого мужского интереса, уж слишком опытными кажутся её янтарные глаза и мелодичный голосок; должно быть, слухи о ней и её братце оказались вовсе не слухами, а весьма вульгарной правдой, ибо на востоке связи между родственниками считают более, чем нормальными. Подобное отношение к грехам своих детей удивляло, шокировало, матушка Дарии порой не стеснялась в выражениях, посыпая жену Лорда Кристиана огромным количеством оскорблений, считая, что та заслуживает все эти позорные стишки и шепотки о ненадежности невинности юной леди Тейны. Кейн поделился с сестрой родительским желанием выдать ту за короля, однако последний оставался равнодушным к женским уловкам и всяческим намёкам, будто был не мужчиной, а евнухом. Это не столько обижало, сколько настораживало. Дария самовольно тряхнула русыми волосами под отчаянный вздох служанки; вся её работа пошла прахом, и несколько косичек распустились нежным водопадом прядей. — Разве смогу я затмить нашу будущую королеву? — Нежно пропела девица, придирчивым взглядом смотря на своё же отражение. — Прелестнее неё нет никого. Даже Деве Чести¹ придётся отдать свой титул. Кейн усмехнулся, в уголках его губ скопилось презрение. Только к кому? — Наша будущая королева красива, спору нет. Однако, я сомневаюсь, что никто в мире не способен её затмить. — И кто же на это способен, Милорд? — Робко поинтересовалась служанка, продолжая трудиться над причёской своей леди. — Самая прекрасная женщина, — Ласково улыбнулся ей Кейн, выискивая самый симпатичный персик из всех остальных. — С волосами, точно солнце и глазами... —... точно лёд, — Закончила за него Дария. Песни о Деве Чести всегда имели огромный успех у юных леди, поэтому неудивительно, что братец выучил их раньше её самой. — О, солнце, дай мне ответ. — Как долго танцует... Внезапно дверь раскрылась, и в комнате появился сир Бруно, в своих вечно тяжёлых доспехах с голубой-зелёной эмблемой, вместе с Томми, наследником востока. Последний был очень красивым, особенно, в ярком дублете и новых бриджах, поверх всего этого великолепия был накинут плащ, скрепленный рубиновой брошью, который держала пасть льва, отлитого из золота и меди. К наряду шёл высокий, стройный и подтянутый юноша, с тёмными волосами и двумя янтарями вместо глаз, локоны доходили до подбородка, а щеки пылали так ярко, будто их изнутри факелом прожгли. Дария улыбнулась ему, но тот едва заметил её. Только через мгновение она заметила за их могучими спинами ещё одного гостя — печальную, некрасивую женщину с копной смоляных кудрей и блекло-водянистым взглядом. Леди Кроу, мать Аруко и Тейны. — Мы слышали о травме леди Сибеллы и поспешили прийти сразу, — Грудной голос женщины прозвучал непозволительно громко в тишине спальни. Томми выглядел обеспокоенным, но не бедой своей единокровной сестрицы. — Где леди Тейна?

***

«Ирнара очень боялась садиться на Инора, а Кайкос, как минимум, два раза скидывал Кейриса прежде, чем смог обуздать его своими навыками, полученными на турнирах вместе с братьями, когда все ещё были живы, и смех в их замке не затихал до самой ночи. А, Вейрону казалось, что рядом с Велионом он становился жалким песком под ногами торговцев, которые ступают по пескам Йандана, не заботясь о чувствах земли; дракон в любой момент мог запрокинуть свою голову и начать извергать из своего горла чёрное, как его чешуя, пламя, из-за чего даже их родители могли испуганной ланью отшатнуться, в страхе быть убитыми. Если бы не младшие брат и сестра, смотревшие тогда ему в спину, ожидая, что им покажут настоящую смелость и мастерство, он, возможно, и не смог бы оседлать Велиона, подчиняя его волю себя, став с ним единым целым, как мужчина с женщиной, дабы принести в этот мир своей выродок; Вейрону даже нравилось считать, что это он укрощает женщину, настолько свирепую, что приходиться держать её верёвками и на цепях, заковать в кандалы, дабы она не сбежала от него на рассвете, как это любила делать всегда кроткая и нежная сестрица, чьи волосы отливали медью в свете свечей, а глаза искрились от слёз, которые так любил их брат Кейрис, обожающий напоминать ей, что она всего лишь его младшая сестра, чьи рыдания были слышны на весь замок, когда скончался их батюшка, но, спустя несколько лет, она признала, что это сделало её сильнее. Возможно, она не стала бы бесстрашной Королевой, которую воспевали в песнях и убийцы, и рыцари, без своих братьев и мужей. Возможно, они бы никогда не стали такими же завоевателями, как их предки, если бы не знали, как нужно сражаться, пытаясь выжить в этом жестоком мире, где ты чувствуешь запах крови, даже не обнажив клинок. Именно поэтому они смогли. Потому, что их всегда было трое.» — Разве достойно это произведение ваших глаз, Миледи? — Поинтересовался Роб Лабон, накрутив на свой палец тёмный короткий локон девицы Кроу под её нежное, но чересчур слащавое хихиканье. Узкий взгляд сёк его, точно острый кинжал — врага. — Я не заметила вас, сир, — Произнесла она, улыбаясь, но с заметным холодом. — Сегодня свадьба моей дорогой сестрицы, и я не могу не думать об этом. — Неудивительно, Миледи, — Лабон понимающе кивнул на её слова, продолжая быть непозволительно близко к сестре будущей Королевы. — Однако, леди Тейна определённо счастлива, поэтому вам не стоит волноваться за неё. Ещё ни разу за все эти дни я не видел, чтобы она проявляла недовольство в сторону своего брака. Неожиданно в чёрных ониксах глаз девицы Кроу промелькнула грусть, удивившая Лабона на несколько секунд. — Да, откуда же вам знать... Леди Тейна была такой печальной, когда узнала, что случилось с нашей младшей сестрой, леди Сибеллой. О, сир, вы бы видели её в тот момент! Она рыдала и рвала на себе волосы, лекарю пришлось поить её молоком, чтобы она смогла успокоиться. На следующее утро бедняжка даже к завтраку спуститься не смогла; весь день пролежала около Сиби, ни на минуту от неё не отходила... Роб Лабон присел на резную скамейку, на расстоянии вытянутой руки от леди Аруко. Его классические черты лица заострились, крылья носа затрепетали, словно у хищника в предвкушении добычи. — Вот это да. Я знаю о несчастье, случившемся с вашей сестрой. Поверьте, Миледи, я сочувствую этой трагедии. Пусть леди Сибелла и бастард, но она дочь Лорда Кроу, значит, должна быть достойной невестой.. — Он заметил, как дёрнулись тощие плечи Аруко. — Однако, я уверен, что любезный мужчина никогда не укажет своей жене на то, в чём она совершенно неповинна. — Вы говорите, как истинный рыцарь, сир, — Заметила девица Кроу, уделяя больше внимания не своему собеседнику, а книге на своих коленях. — Я и поступаю, как истинный рыцарь, Миледи, — Осведомил её мужчина, разгладив свои полуночно-черные волосы кончиками пальцев. — Поэтому у меня к вам предложение. Девица Кроу заинтересованно глянула на него, лунные камни в её коротких волосах вспыхнули осколками льдинок. Узкие тёмные, как грех, глаза оставались всё такими же настороженными, но Роб сразу понял, что со старшей девицей из всего выродка будет непросто. — О чём вы, сир? Он набрал в грудь побольше воздуха. — Я желаю получить руку и сердце леди Сибеллы.

***

Изабелла сидела подле Сибеллы, без особого одобрения смотря на мужчину, сидящего перед ней, который больше походил не на лорда из приличного дома, а пирата, чьим любимым занятием было грабить и красть красивых девиц: линии шрама горели в рваном свете свечей, с ароматами цветов востока, уголки губ проказливо дёрнулись, когда леди Сибелла приподнялась, не особо различая человека перед собой, и его льдисто-голубые глаза блестели то ли от радости, то ли от лихорадки, которая мучала ещё и Сиби, чья невинность была отдана не законому мужу, а толпе челяди. Изи с некой любовью погладила лежащую девицу по тёмно-каштановым локонам, мазнула кончик её носа своим большим пальцем, уделила особое внимание её щекам, похлопав их так, чтобы леди пришла в себя. Ей, самой Изабелле, не хотелось тревожить свою госпожу, так как та явно заслужила более долгий отдых, чем две недели, однако, из-за прихода этого Лорда Кейна пришлось будить Сиби, дабы она сказала ему учтивую чепуху и в итоге уснула во время какой-нибудь невообразимо "интересной и увлекательной" истории, а потом сын важного лорда посчитал подобную слабость за прямое оскорбление всему роду их семьи. Как это банально, забавно и печально одновременно. Кейн глянул на служанку так, словно она была обычным тараканом. — Выйди. Изабелла нахмурила лоб под аккуратно уложенными золотисто-рыжими волосами. Потом повернулась к более-менее трезвой Сибелле и сказала: — Мне выйти, Миледи? Та кивнула, после чего служанка покинула комнату. Делать ей этого почему-то совершенно не хотелось.

***

«Мейлора Драгомир родилась, когда небо окрасилось ярко-алым, залив солнце кровавым цветом, сменив серебристый смех луны ночью, на рассветный рев утра, когда под облаками парили Велион и Кайкос, в то время, как Инара извергала из своей пасти огонь цвета тьмы; новорождённая казалась дурнушкой, с блеклыми, практически белыми волосами и мокрыми, от слёз, глазами, когда её на руки взял второй муж и брат королевы Ирнары, его очи гневно сверкнули, губы поджались, став похожим на тонкие линии, злая складка рта, увы, совсем не красила его. Мать, усталая, но счастливая до безумия, неуверенно улыбалась своим супругам, посматривая на дочь и её кормилицу; роды были очень тяжёлыми, так как девочка шла ножками на этот свет, причиняя своей родительнице буквально адскую боль, словно это демоны принимали у неё роды, опаляя лоно своим горячим дыханием, впившись когтями в её бедра, сжимая в своих ладонях её колени, не разрешая свести их вместе, кровь из её чрева шла слишком быстро, стремительно, много, алчно отнимая у неё последние силы; кормилица, светловолосая, полногрудая и курносая, взяла из рук Кейриса его племянницу и падчерицу, однако, та требовательно захныкала, будто желая, чтобы её вернули в жёсткие — кровавые по самый локоть — руки дяди. Ирнара сдержанно хихикнула, когда малютка заинтересовалась короной своего отца и дяди, чей смех был настолько громким, что драконы, сидящие в башне с самого начала родов, в ответ им, закричали, извергая пламя, заставляющее придворных и обычную челядь испуганно дрожать; девочка коснулась круглого, кроваво-алого рубина и широко зевнула, показывая неимение зубиков и розовый язычок, он был немного раздвоен, из-за чего некоторые певцы любили в своих песнях замечать данную особенность, сравнивая принцессу со змеей, которая прекрасна и опасна одновременно. Кормилица протянула ребёнка королеве, чья красота, не смотря на усталость и бледность, сияла ярче солнца, а золотистый ободок, надетый после нескольких мучительных часов, сверкал, как и её глаза; её братья наклонились и одарили сестрицу поцелуями в обе щеки.» Аруко дочитала концовку этого произведения и смахнула слезинки со своих ресниц, которые появились из-за не самого счастливого финала (Принцесса погибла, королевство разрушено, короли и королева были свергнуты). Она посмотрела на Тейну, чьё тело было в свадебном наряде, таком прелестном и подходящем юной девушке из востока, он не был особо открытым, не был особо прозрачным и не страдал излишней вычурностью, пускай подол и рукава украшены золотистыми нитями, а также по корсажу рассыпались драгоценности, с чьей помощью вырисовывались лилии; кремовый шёлк платья не скрывал хрупкого девичьего стана, подчёркивая талию и бёдра. Когда невеста обернулась на сестру, то взору той предстали тёмно-каштановые волосы, собранные в аккуратные косы, в них были вплетены белоснежные цветы с длинными лепестками, чьи края были ближе к бежевому; на хорошеньком личике девушки застыл брусничный румянец и ярко выраженное самодовольство всей этой ситуацией, в ходе которой она станет женой короля, а значит — и Королевой. Бедняжка Дейра, прошлая государыня, скончалась вслед земле своим супругом практически сразу, через трое суток, видимо, весь этот груз и потеря надавили на неё, из-за чего не выжил и не плод тоже; ребёнок погиб уже в утробе матери и, как сказал лекарь, она самостоятельно вытравила его оттуда, однако, неизвестно, зачем женщина решила сделать это, ведь она была ещё в расцвете сил и могла родить даже двух детей. Но сделанного не воротишь, поэтому Кроу решили найти в столь печальной ситуации и плюсы: например, Тейна окончательно запустит в своего будущего муженька острые ноготки, будет наставлять его на путь, как истинная порядочная жена, который желает королю лишь счастья. К тому же, после рождения сына надобность в этом тупице, по глупости ставшем королём, пропадёт также бесследно, как призрак Энрола, Велимара и Дейры. Быстро и незаметно для обычного люда и удивительно скоропостижно для приближенных к королю. В конце концов, у Тейны всегда имеется прекрасный подарок, в виде тёмной жидкости в мелком флаконе. Она охотно делится им с другими. — Как я тебе? — Спросила Тейна, глядя на Аруко счастливыми, как у кота, глазами. Служанки к этому времени давно покинули комнату. — Ты прелестна, — Улыбнулась ей те, слегка мазнув пальцами по надушенной щеке сестрицы. Окинув её придирчивым взглядом, Аруко вдруг сжала подбородок Тейны двумя пальцами, заставив ту ахнуть. — Постарайся сделать так, чтобы лунные крови не пришли. Нам нужен этот союз и этот ребёнок, ясно? Тейна, запинаясь, ответила: — К-конечно, сестра. Я не подведу. — Мне это известно. Я лишь хотела освежить твою память. Приезд брата и матери распустил тебе руки и разум. Ты проводишь с Томми непозволительно много времени. — Никто ничего не понял! — Возразила Тейна со слезами в глазах и голосе. — Он угрожал мне расправой, если я начну делать вид, что между нами ничего не было... Говорил, что убьёт меня и короля, если я предам нашу... Аруко невольно нахмурилась: — Знал бы он, со сколькими ты успела... — Но, спохватившись, замолчала в то же мгновение. — Сестра... Поверь мне, мы не делали ничего дурного... — Верь тебе больше, — Хмыкнула девушка и, тряхнув короткими волосами, наконец-то, отпустила подбородок Тейны. — Я не подведу, — Продолжала шептать та. — Ты же знаешь, что я не подведу! Аруко с тяжёлым вздохом ответила: — Будешь кричать ещё больше, и матушка подумает, кто именно у неё. Порядочная леди или голосящая, как базарная девка, неудачница? Тейна, не смотря на пышные юбки и всю роскошь наряда, упала перед сестрой на колени и пыталась дотянуться до её руки, но та не позволила, больно ударив её по голове. Девушка захныкала. — Не строй из себя невинную, мне-то все твои грехи известны. — Сестра... Сестра... — Тейна всё же смогла добраться до руки той и притянула к себе, чтобы поцеловать. Однако, вместо хрупких пальцев и тыльной стороны ладони той, губы невесты коснулись яркого изумруда в золотой оправе. — Ты же знаешь, что я никогда не была виновата в этом. Аруко, смилостившись, погладила младшую сестру по причёске, стараясь не испортить её, и улыбнулась одними губами, причём весьма печально. — Я пытаюсь тебе верить. Но ты сама мне этого не даёшь.

***

Сибелла, с искренним и удивительно детским восторгом, глядела на то, как миленькая, практически крошечная обезьянка схватила у Кейна персик, который тут же отправился в её рот; она потешно чавкала, морщилась и издавала забавные звуки, из-за чего девушка сама не заметила, как близко находится к мужчине, который не являлся её родственником, и как улыбка расплывается на её бледном лице, подобно цветку, щёки пылали, но уже не от боли, мучащей её практически всю первую неделю. За все эти дни она сто раз прокляла себя на глупость — забыть о том, что нужно побежать не в юбке, а в штанах! А ведь всё из-за Кейна, если подумать, не сделай он это дерзкое предложение, не пригласи её в эту чёртову Башню Королевы, то ничего бы не случилось, она бы не забыла о том, что нужно сменить одежду, не пострадала бы от... Глаза вдруг наполнились слезами, и она, обесиленная, свалилась на кровать, заставив ту скрипнуть деревянной ножкой по полу; мужчина подле неё сразу принялся на бурную деятельность, заставив её вновь зардеться, точно роза, только уже из-за смущения и некого запретного удовольствия; раньше на неё обращали внимание, в такие моменты, лишь матушка, да преданные служанки, в чьё число входила та же Изабелла. Он аккуратно поправил компресс на её горящем лбе и нахально улыбнулся, за что Сибелла захотела ударить его по голове и отблагодарить одновременно. Его шутки и истории веселили и успокаивали её гораздо больше, чем материнские причетания, плаксивая мордашка Тейны и игра Аруко на арфе. О, во имя Утонувшей Богини, порой ей очень хотелось, чтобы они все мигом заткнулись, однако сама она не могла попросить их об этой милости. Иначе Тейна перестанет рыдать и станет пунцовой, как гранат. И будет у них тогда гранатовая королева. Эта мысль вызвала лёгкий смех у девушки, и Кейн деланно нахмурился: — Я чем-то рассмешил вас, Миледи? — О, Нет-нет, сир... Милорд... — За весь их разговор она так и не поняла, как ей нужно к нему обращаться, если он дал обет рыцаря, но при этом водит отношения с женщинами. Он дёрнул её за локон, заставив ахнуть, и будничным тоном сказал: — Милорд, — Его лицо было непозволительно близко к её собственному. Однако она, мучимая болью ниже живота и ощущением холода и жара одновременно, совершенно этого не замечала. — Я всё же наследник и не подался в услужение веры. Сибелла фыркнула и сложила руки на своём животе «замочком». Обезьянка тем временем переключила всё своё внимание на вазу, полную фруктов, и вгрызалась в самые сочные плоды. – Как поживает ваша сестра, Милорд? Леди Дария показалась мне очаровательной. — Она действительно очаровательна... Только игривая, точно котёнок. К тому же, ловкая. Всё время приходится ловить её, иначе сбежит с первым миловидным юношей. — А не страшно вам делиться со мной такими личными вещами? — Елейно поинтересовалась девица Кроу, откинув тёмные локоны на спину. — Так мне известен ваш секрет, который я, кстати, не выдал. Всех спрашивали, что приличная леди могла делать в борделе, а я не выдал. Сибелла задумчиво кусала губу ещё несколько мгновений после его слов, а потом грубо рявкнула: — Оставь меня! — Миледи... — Я сказала: оставь меня, — Улыбка исчезла с лица, губы искривились, а глаза блестели то-ли слезами, то-ли гневом. Не понимая, чем он вызвал столь внезапную вспышку гнева, Кейн поднялся, пожимая плечами, и покинул комнату под ненавидящим взглядом Сибеллы. Сама девушка, после его медленного неторопливого ухода, откинулась на подушки и поглядела на обезьянку, возле которой уже скопилась маленькая горка чёрных косточек, а также мякоть нескольких фруктов упала на пол, оставляя жидкий след, смешанный с грязью от каблуков и прочего; пятно на ярком ковре из востока напоминало о том самом пятне, когда Сибелла вернулась на следующее утро в замок. Её уложили на кровать, а между бёдер было отвратительное кровавое зрелище, на которое даже лекарь ошарашенно раскрыл рот, не зная, что ему стоит сказать, первые мгновения он лишь зажимал нос и рот рукой, указывая куда-то в её щель и качал головой, будто в глубокой скорби; потом ей признались, что имелся риск того, что она больше никогда не сможет понести, что не станет матерью, а значит и женой какого-нибудь жалкого Лорда, хотя тогда самой Сиби очень хотелось, чтобы отец выдал её замуж, лишь бы забыть этот кошмар, подобный ужасу наяву, и посчитать страшным сном, который может исчезнуть в любое мгновение, как лёгкое недомогание. Сейчас между ног до сих пор всё болело, словно в неё кол вогнали со всего размаху. Это неприятно, склизко и очень унизительно. Внезапно по её щеке скатилась слеза. В голове билась одна мысль. Сможет ли она пережить эту свадьбу?

***

— Сегодня похлёбка лучше обычного... Вы добавили ещё больше картошки? — Весьма нелюбезно поинтересовался Кир, ужиная с помощью своего кинжала. Тонкого, изящного и опасного. Пелагея ударила брата по плечу и посмотрела на Безликого с лукавым блеском в глазах. — Всё говорит и говорит... Как птичка! Недаром вы певцами стали. Безликий скупо улыбнулся, смахнув смоляной локон со своего смуглого лба; он, в общем-то, был доволен жизнью в замке: никто не приставал, не пытался унизить, работа хорошо оплачиваемая едой и крышой над его бедной головой. Что ещё нужно обычному певцу? Он же не алчный король. — Успокойся. Я же просто шучу, сестрица. Я певцом из нас двоих только я являюсь, — Недобрая усмешка заиграла на тонких губах Кира. — Безликий-то у нас великий художник! — Я тебе сейчас язык вырву, — Выругалась девушка, вновь взмахнув рукой. Честно говоря, иногда Безликий действительно опасался, что может каким-то образом разозлить или обидеть эту весьма опасную девушку. Её история была типичной, но и по-своему оригинальной. Говорят ведь, что бастарды — плоды страсти и любви, однако, отношение к ним далеко не милое, чтобы те считали себя теми, кого породил не грех, а сладкое, как земляника, чувство; Кир и Пелагея была обычными детьми, рождённым от союза знатного лорда и обычной прислужницы, из-за чего их дочь и сын первое время звались под мерзкой кличкой — «Полукровки». Однако, когда ей, Пелагее, исполнилось пять лет все невольно признали, что она действительно дочь этого Лорда, со своими светлыми, практически белыми, волосами и тёмно-голубыми глазами, в которых плескалось синее пламя, в минуты её гнева; её мать была темноволосой, смуглой и низкой, а сама она с детства было рослой, с молочной кожей. Ребёнком являлась послушным, молчаливым, даже странным, так как любила наблюдать за тем, как мать убивала скот, а однажды девчонку нашли за крайне удивительным занятием — она разрывала курицу, ещё живую, на куски и ела её руками, аккуратно, воспитано, не жадно; это возбудило интерес у всех, начиная от старых до малых, от нищих до богатых, все были в ужасе из-за того, что сделала Пелагея. А потом их с Киром родители скончались. И теперь судьбы этих троих связаны. — В замке тепло и сыто, — Грустный вздох спорхнул с губ Пелагеи. Безликий вторил ей мелодичным звучанием: — Но нет же счастья там... —... Где вечно сыто и тепло. Кир фыркнул, слушая их общее пение. — А мне здесь нравится. Ведёте себя, как капризные дети. Нам выбирать не положено. Особенно тебе, девочка, — Он угрожающе зыркнул на свою сестру. — Ещё раз найду за конюшней — продам первому-встречному. Пелагея тряхнула волосами, и Безликий невольно залюбовался ими. — А вот и не продашь! Ты слишком меня любишь. — Кто же такую уродину полюбит? — Усмехнулся Кир, но на него тут же полетела сердитая девица. «Я мог бы её полюбить» — подумал Безликий прежде, чем присоединился к детской драке.